Часы полетели, как минуты. Не успела сбегать в магазин, заскочить за ключом к соседке и убрать в квартире — трех часов как не бывало. Душ, чашка кофе с сигаретой, легкий (один к одному с моделью на обложке заграничного журнала) макияж, пара-тройка взмахов щетки по волосам — все. Finita! Из зеркала на Юлю смотрела девушка с сияющими синими глазами в обрамлении густых, черных (тушь «Lancom» — настоящая Франция!) ресниц. Высокие скулы подпирала шейка, выросшая довольно длинной, словно ее ежедневно поливали из лейки. Упрямый подбородок притих под крышей капризно изогнутых губ, едва тронутых бледной помадой. Придирчиво морщился вздернутый носик с легкой россыпью веснушек. Венчал творение гладкий чистый лоб. По плечам небрежно разметалась рыжая волнистая грива. Оглядев себя в зеркале, Юля вздохнула:
— Не вытягиваю на «пятерку». Четыре балла — максимум. — Повертевшись перед зеркалом минут пятнадцать, она приняла решение чаще поворачиваться к Юре профилем. Профиль — ничего, если честно — красивый даже.
И потянулись, поползли длинные тягучие минуты. Кто сказал, что время — материя объективная? Какая наглая ложь! Она на собственной шкуре испытывает сегодня эту «объективность». Сначала стрелки мчались, как безумные, — точно пассажир, отставший от поезда, а теперь — пожалуйста, стоят на месте. Привесили к своим хвостам пудовые гири и еле плетутся.
Но время было равнодушным к Юлиному мнению и спокойно делало свое дело, отщелкивая уходящие секунды. Секунды складывались в минуты, минуты — в часы. А звонка все не было и не было — ни в дверь, ни по телефону. Маршрут прост: дверной глазок — телефон — дверной глазок. После сотой ходки она позволила себе присесть в кресло. После двухсотой — выкурила подряд четыре сигареты. На середине третьей сотни, у телефона, позвонили в дверь. Сначала Юля испугалась, потом растерялась, потом кинулась запихивать в ванную ни в чем не повинных Макса и Мару. Звонок повторился, длинный и настойчивый. С колотившимся сердцем она открыла дверь.
На пороге стояла Алла Митрофановна, соседка с третьего этажа.
— Юленька, детка, прости, что так поздно. Ты не спишь?
— Нет, Алла Митрофановна, — вымученно улыбнулась Юля.
— Юлечка, ты не одолжишь мне пару яиц? Собралась сырники делать Лешке, а яиц нет. Завтра куплю — отдам.
— Конечно, Алла Митрофановна, проходите.
— А я уж и творог вывалила в миску, и муку, и сахар. Кинулась — а яиц нет, — тарахтела соседка, проходя за молодой хозяйкой в кухню. — Хорошо как у тебя, Юленька! Чисто, уютно, — умилилась поздняя гостья.
— Спасибо, Алла Митрофановна, стараюсь, — вяло поблагодарила Юля, доставая из холодильника яйца. — Вот, возьмите, пожалуйста.
— Ой, спасибо, Юлечка, выручила! А то прямо беда! Да и куда сейчас пойдешь за ними? Уже почти одиннадцать. Я тебе, детка, завтра обязательно верну.
— Не беспокойтесь, Алла Митрофановна. Я все равно дома почти не ем.
— Что-то давно тебя не видела, Юленька. Ездила куда?
— В командировку, в Таллин.
— Ой, какая прелесть! — оживилась соседка. — А я была там с мужем, лет десять назад. Его путевкой поощрили, в дом отдыха. Ну и я поехала. Удалось договориться с администратором, и нас вместе поселили. Мою путевку оплатили на месте, — пояснила она. — Слава Богу, мертвый сезон был, без проблем обошлось. Мы, правда, не в самом Таллине отдыхали. Есть такое местечко…
— Алла Митрофановна, вы меня извините, — перебила словоохотливую соседку Юля, — мне завтра в семь утра вставать, на работу. А сегодня я с поезда. Устала очень.
— Да-да, Юленька, конечно, — спохватилась та. — Это ты меня извини, заболтала тебя. Правду говорят: не бойся гостя сидящего, а бойся стоящего. Пойду я. Еще раз спасибо тебе. Доброй ночи!
— Не за что, Алла Митрофановна. Доброй ночи.
Закрыв за соседкой дверь, Юля вошла в кухню, села за стол и тупо уставилась в стену. А с какой стати она решила, что Юрий сегодня придет? С чего она это взяла? Разве они договаривались?
— Нет, мы не договаривались, — ответила сама себе Юля. — Но ведь кто-то же таскал букеты к моей двери?! Все четырнадцать дней, пока меня не было в Москве. Кто, кроме Юры, мог это делать? Да никто! — По-бабьи подперев рукой щеку, она невесело задумалась: — Может, у меня тайный поклонник завелся? А я — ни сном ни духом? — И фыркнула: — Чушь! — Последний раз она целовалась на новогодней вечеринке с мальчиком, имени которого сейчас даже и не вспомнит. С тех пор прошло десять месяцев. — Ну почему, почему ты не пришел?! — простонала Юля.
Из ванной донеслось злобненькое мяуканье и царапающие звуки.
— О Господи. У меня ж там коты запертые торчат, черт бы их побрал, — лениво вспомнила Юля и поплелась в ванную. Возмущенные Макс-Мара шипящими шарами выкатились из ванной. — Что же вы такие облезлые? — вяло удивилась их хозяйка. — Кормлю вас, кормлю, а черт-те на кого похожи! Облезлые, худые, хвосты какие-то голые — жалкая пародия на котов. Пошли вон! — И отшвырнула семейство узким носком туфельки. Обиженная пара прошлепала в комнату. — Попробуйте только в кресло залезть — убью, — равнодушно пригрозила им хозяйка, взяла сигарету, подошла к окну.
«Надо же, ночь уже. Только несколько окон светятся. И за каждым — своя жизнь. Любят, ревнуют, страдают, радуются, — тоскливо размышляла она. — Может, за каким-нибудь стоит такая же дура, как и я. Вырядилась, накрасилась и — не дождалась. Интересно, что она делает сейчас? Плачет? Злится? Или молча смотрит в окно?»
Юля стряхнула пепел в пепельницу, часть серого столбика просыпалась на пол. «О черт!» — она плюнула на палец и наклонилась вытереть им крохотную горку. Наткнулась взглядом на свои любимые, черные, на шпильках туфли, в которые была обута. «Переодеться бы надо. И умыться. — Безразлично подумала: — Теперь уж точно не придет. Почти час уже». Смывая французскую тушь «Детским» мылом, Юля вроде услышала телефонные звонки. Выключив сразу же воду, затаила дыхание. Точно! Звонят! Она опрометью бросилась в комнату, на ходу вытирая рукой залепленные мылом глаза. Схватив трубку, чуть не упала, споткнувшись о вскочившего с кресла Макса.
— О черт! — ругнулась Юля, потирая ушибленное колено. — Алло, простите, это я не вам.
— Юля, доброй ночи! Прости, пожалуйста, если разбудил.
Юлька обожала свою трубку — самую лучшую трубку в мире. Как замечательно, что она сегодня пыль с нее вытерла!
— Доброй ночи! Я еще не сплю. («Ой, нет, подумает, что ждала, — много чести!») То есть, я спала. — Она запуталась. — Недавно заснула. Проснулась чаю попить, а тут ты звонишь. («Боже, что за бред я несу?!») Ты откуда звонишь?
Юль, я был за городом, по работе. Мы сейчас заправляемся. Мне парень на заправке разрешил позвонить по рабочему телефону. У меня всего минута. Ты завтра работаешь?
— Нет, — отчаянно соврала Юлька.
— Прекрасно! Слушай, я подъеду за тобой часам к десяти утра? Удобно тебе?
Господи ты Боже мой, да ей и в семь удобно, и в пять и в любой час этой замечательной жизни!
— Хорошо, я постараюсь к этому времени освободиться. («О Господи! Ну что за чушь опять из меня прет! От чего освободиться? В десять утра?!») Да, Юр, подъезжай. Я с утра в магазин за молоком сбегаю и буду дома. — Нет она окончательно сбрендила!
— Ну все тогда. Еще раз извини за поздний звонок. Обычно я в это время никогда не звоню. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. Алло, Юра, спасибо тебе большое за цветы.
— Не за что, — улыбнулся в трубку абонент. — До завтра.
В ухо гудели и гудели короткие гудки. Но Юля Батманова не их слышала — из маленьких отверстий лилась музыка. Дивная мелодия! Чайковский, Моцарт, Челентано! Она боялась положить трубку на рычаг небольшой пластмассовой коробки, так по-царски распорядившейся ее судьбой.
— Хорошая моя, маленькая моя, спасибо тебе! — благодарила Юля серое чудо цивилизации, нежно поглаживая кончиками пальцев. — Ты слышала, как он сказал? «Я никогда в это время не звоню». А мне по-зво-нил!
Счастливая владелица рассталась наконец со своей трубкой и выпорхнула из кресла. Из-под ног шарахнулась врассыпную любимая парочка.
— Что же вы нервные такие, пушистики мои? — заворковала она. — Да какие же мы красивые, да какие толстенькие, да какие у нас хвостики — прямо лисьи! Вы у меня самые красивые котики во всем Советском Союзе! — Подумав пару секунд, переменчивая хозяйка для убедительности добавила: — И за его пределами! Ну-ка, пошли за мной! Я вам молока дам.
Дружная парочка шеренгой потопала за хозяйкой в кухню. Разделив пакет молока на троих, Юля отрезала себе ломоть черного хлеба и подошла к окну.
— Не плачь, подружка! — улыбнулась неспящему окну. — И у тебя все хорошо будет!
Заснула около трех, легко и быстро, как невинный младенец. Ей приснилась большая, солнечная, покрытая густой травой и яркими желтыми одуванчиками поляна, по разные стороны которой были она и Юра. Улыбаясь, они шли навстречу друг другу, а с неба сыпались и сыпались огромные воздушные шары — синие, красные, зеленые, желтые. Опускаясь на молодую траву, они подпрыгивали и звенели. Подпрыгивали и звенели. Переливчатый звон перекрывал голос Юры, кричавшего ей что-то очень важное, во что бы то ни стало должное быть услышанным. Звенящих шаров становилось все больше и больше, и скоро они закрыли разноцветным пологом всю поляну, спрятав от нее Юру. «Юра, — закричала она, — ты где?» Но голос, поглощенный звенящей трелью, был тихим, как шелест дратвы, которой прошивают сапог. Она кричала все тише и тише, а звон становился все громче и громче. И тут увидела Юру, бегущего навстречу сквозь разноцветный звенящий шаропад. Она оттолкнулась от земли, высоко подпрыгнула и — проснулась.
«Какие яркие цвета я видела во сне, надо же!» — изумилась Юля. Обычно виделись черно-белые сны, да и то очень редко, как правило, забываясь сразу же после пробуждения. Стрелки будильника показывали «семь». Она сладко потянулась и вскочила с постели. Четырехчасового сна хватило вполне. Юля чувствовала себя бодрой и легкой. Да и зачем спать, когда жизнь так прекрасна! Так — душ, кофе, утренняя сигарета. Слава Богу, стрелки часов подобрались к восьми. Где тут у нас был домашний телефон?