– А добьетесь? – с ехидцей спросил я.
– Безусловно. Ломать – не строить.
Это уж точно.
– Значит, выбора у меня нет? – спросил я.
– Только между этими тремя вариантами, – сказал Стерляжий. – Мы выбрали, теперь выбор за тобой.
– За вами, – сказал я.
– Что?
– Не за тобой, а за вами. Есть разница.
Стерляжий дернул скулой и как-то весь поджался – наверное, что-то почувствовал.
– Не ощущаю.
– Сергей Павлович Королев обращался к своим сотрудникам только на «вы», – объяснил я. – Он мог обматерить провинившегося, но добивался того, чтобы подчиненный уважал сам себя. И это давало результаты.
– Да ну?
И в этот момент я ударил его по мясистому лицу – без замаха, тыльной стороной ладони. Плюха получилась что надо.
Взревев медведем, Вадим Вадимович Стерляжий вскочил, опрокинув стул.
– В расчете, – объявил я.
Он двинулся было на меня, но сразу угас. Взял себя в руки. Поиграл желваками, сел, принужденно улыбнулся:
– Черт с тобой, в расчете. Вот ты, оказывается, какой фрукт…
– Я не фрукт и не овощ.
– Ты хуже. Бешеный огурец. А вообще-то только так и надо… Ладно! – Он пристукнул ладонью по столу. – Будем на «ты», идет? Я этих китайских церемоний не люблю. Мир?
Я видел, чего ему стоило сказать это. Правая его щека была гораздо краснее левой и уже начала понемногу опухать. Наверное, нечасто ему приходилось сносить плюху от щенка, каковым он меня, без сомнения, считал.
– Мир, – согласился я. – Подать тебе аптечку?
– А что такое? – спросил Стерляжий и начал ощупывать свое лицо.
– Кровь. Я тебе нос подбил.
Он засопел, хлюпнул носом и полез в карман за платком.
– Вот всегда так… Капилляры слабые. Сколько раз это меня подводило… В детстве, бывало, дрались до первой крови, и всегда выходило, что до первого удара мне в нос…
Сквозь платок его голос звучал гнусаво. Наконец Стерляжему удалось унять кровотечение, и он спрятал платок в карман, раздраженно его скомкав.
– Ты все-таки того… не нарывайся, – сказал он. – Я тебя понял – другие могут не понять. Ясно?
– Ясно.
– У меня-то психика тренированная… А все-таки ты гад!
На этот счет у меня имелось иное мнение, но озвучивать его я счел излишним. Вместо этого спросил:
– Когда мне приступать к работе?
– Ты уже приступил. Имей в виду, фиксированного рабочего дня у нас нет, законы о труде тут не действуют. Пока что иди отдыхай. На это тебе дается, – он взглянул на часы, – четыре часа с минутами. Советую поспать. – Он встал и потянулся всем телом. – Пошли провожу, а то еще заблудишься, да и пропуска у тебя нет…
– Опять в изолятор? – нахмурился я.
– А то куда же? Выделять тебе койку в общежитии нет смысла – через четыре часа я лечу и захвачу тебя с собой.
– Куда еще?
– На орбитальную станцию «Гриффин». «Человека-невидимку» Уэллса читал? Название мы слямзили с фамилии героя. Невидимого человека никогда не существовало, а невидимая станция есть. Пошли.
Только на середине пути я достаточно пришел в себя, чтобы спросить Стерляжего:
– Существует космическая станция, о которой никому ничего не известно?
– Почему неизвестно? – обернулся он на ходу. – Мне известно, а теперь и тебе. Твоей Эвелине Гавриловне известно, хотя она на ней никогда не была… она из наземного персонала, отвечает за восточный сектор… вроде коменданта. Ну, еще человек сто знают, а больше и не нужно. Скажешь, чересчур много? Представь себе, утечек информации до сих пор не было.
Будут, подумал я. Потом вспомнил о первом и втором вариантах.
– Что еще тебе непонятно?
– Запуск, – ответил я. – Как можно его скрыть – не понимаю. И как мы за четыре часа доберемся до Байконура? До Плесецка – еще куда ни шло… Но тогда почему мне надо идти спать?
– Не хочешь спать – просто поваляешься, – проворчал Стерляжий. – Скоро сам все увидишь.
Да уж… Хотел бы я посмотреть, как космический корабль стартует из разверстого канализационного люка где-нибудь посреди Большой Якиманки… Бред! Чушь зловредная!
За дурачка меня тут держат, что ли? Или просто заговаривают зубы, перед тем как привести в действие первый вариант? И то верно: зачем тащить тело к ближайшему канализационному коллектору, когда оно преспокойненько дойдет на своих двоих?..
– Можно подумать, что здешние подземные жители изобрели пресловутый космический лифт! – фыркнул я.
Стерляжий остановился. Пожал плечами. Уставился на меня.
– Космический лифт? – переспросил он. – Да он давно существует!
Глава 4
Он стоял передо мной и ухмылялся. Чувствовалось, что ему не впервой учить сосунков уму-разуму, однако это занятие еще не успело ему надоесть.
– В каком смысле существует? – спросил я.
– В вещественном, – фыркнул он. – Я тебе не субъективный идеалист какой-нибудь. Запуски проводятся регулярно, хотя мы называем их просто подъемами. Та еще рутина. Да лифт – что! Поживешь с мое – еще не то увидишь, а может, и сам поучаствуешь в чем-то. Напомни: кто был первым человеком, высадившимся на Луну?
– Э… Нейл Армстронг.
– Верно. А четырнадцатым?
– Понятия не имею. А сколько их всего было в американской программе?
– Темнота. Двенадцать. Тринадцатым был Ваня Песков, он погиб на испытаниях в прошлом году, а четырнадцатым – я. Ну чего рот разинул, пошли.
Остаток пути до изолятора мы протопали молча. Стерляжий явно спешил; мои же бедные сотрясенные мозги никак не могли выдавить из себя новый вопрос. Суп был в ноющей моей голове, суп из полуфабрикатов. Один раз короткий приступ головокружения мотнул меня к стене, но Стерляжий, кажется, не заметил.
В изоляторе ничего не изменилось, разве что исчезла моя грязная спецовка. Я свалился на топчан и попытался уснуть. Сон не шел, вдобавок очень скоро появилась знакомая крепенькая девушка, катящая перед собой столик с обедом. Громилы-охранника на сей раз при ней не было. Возможно, он остался за дверью.
– Меня будут кормить внутривенно? – сострил я, углядев рядом с тарелками очень немаленький шприц.
– Внутримышечно. Ложитесь на живот и оголите ягодицу.
– Правую или левую? – с ухмылкой поинтересовался я, ужом выползая из комбинезона.
– Хоть среднюю, если она у вас есть. Не дергайтесь… Готово.
– Что за дрянь вы в меня влили?
– Не беспокойтесь, не керосин. Всего-навсего глюконат кальция и витаминный комплекс, больше вам ничего не нужно.
Сегодня девушка была куда более разговорчива, чем обычно. Грех было не воспользоваться.
– Как вас зовут?
– Аня.
О! Ответила. Выходит, мой статус действительно изменился.
– А меня Свят. Святополк.
– У каждого свои недостатки. Одевайтесь.
– Давно здесь работаете? – поинтересовался я, натягивая штаны.
– Давно.
– И нравится?
– Надо же где-то работать.
– И все время под землей?
– Обед стынет, – сказала она и ушла. А я принялся насыщаться, так и не успев спросить Аню, что она делает вечером.
На обед было подано: солянка, плов и компот. Быть может, местные подземные жители и вправду никогда не выходили на поверхность, но готовить они не умели, это кулинарный факт. Уровень заурядной столовки, не выше. Какой умник сказал им, что в плов надо класть лавровый лист и томатную пасту? Он бы у меня ничем другим и не питался.
Я уже допивал компот, когда меня осенила мысль. А ведь я не слышал щелчка дверного замка! Выходит что же – меня не заперли?
Так оно и оказалось. Никто не помешал мне выйти в коридор, никто не набросился на меня и не потащил обратно в узилище, пригнув локти к затылку. Я прогулялся в одну сторону, затем в другую. Встретил двоих – мужчину и женщину, – но им явно не было до меня никакого дела. Свобода?
Держи карман. Я поддался иллюзии лишь на несколько секунд, после чего обозвал себя лопоухим придурком и закусил губу. Не может быть, чтобы за моими перемещениями не следили. Не говоря уже о постах охраны в торцах коридора – а в самом коридоре исчезнуть просто некуда. Да и Стерляжий наверняка врал, говоря, будто знает, что у меня на уме. Делать ему нечего – интересоваться психологией заключенных! Наверняка моя камера оснащена скрытыми видеокамерами (по меньшей мере одной – за решеткой вентиляционной отдушины), да и коридор тоже просматривается… Будь иначе, меня просто не выпустили бы побродить.
Черт побери, что же это за корпорация с названием Корпорация, одним своим существованием нарушающая минимум десяток законов, городских и федеральных, начиная со статьи о незаконном предпринимательстве? Чем она занимается и какие такие «золотые яйца» несет? Кто ее покровители? Судя по всему, она существует не первый год, а почему о ней никому ничего не известно? Информация всегда просачивается, это азы, она сверхтекуча, как жидкий гелий, и самые свирепые меры секретности всего лишь уменьшают просачивание, но никак не ликвидируют его…
Ничего не понятно, кроме одного: фирма более чем серьезная. Вроде тайной службы, даже хуже. Угробить человека им раз плюнуть, тут нет сомнений. Вряд ли Стерляжий решил меня попугать.
Но я-то, я-то! Человек ведь, не букашка. Гражданин страны, которая по крайней мере декларирует заботу о своих гражданах. Я, что, не имею никаких прав? А меня накрыли сачком, словно глупую бабочку, и принялись решать: отпустить полетать в оранжерее или «сначала в морилку, потом в распрямилку»… Тьфу, да какая там распрямилка! Меня, гражданина страны и царя природы, просто-напросто намеревались утопить в канализационном коллекторе. Для такой смерти не стоило рождаться на свет, более позорный финал жизни трудно представить.
Они тут что, думают, что избавленный от коллектора человек будет благодарен им до конца дней своих? Они что, всерьез думают добиться лояльности принуждением?
Рыпаться я не посмел, но позлился вволю, благо никто этому не мешал. А что толку? В конце концов я выпустил пар и вернулся в изолятор, уже почти не ощущая внутреннего протеста. Пусть все липа, пусть каждый мой шаг фиксируется, но мне удлинили поводок, а это уже немало. Для начала, конечно.