– Надень сейчас же! – вскинулся Стерляжий.
– Поздно, – возразил я, – и смысла нет. Фильтр в этом наморднике не вечный. А пить-есть ты как будешь? Так что считай меня подопытным кроликом и наблюдай: помру – не помру…
Он поворчал и заткнулся. Спустя два часа я не помер, не начал хрипеть, не покрылся черной сыпью с ног до головы, и Надя последовала моему примеру. Я дал ей напиться воды и напился сам – теперь не видел смысла терпеть жажду. Аскольд буравил меня ненавидящим взглядом. Он продержался до полуночи, а вскоре после него сдался, сорвав намордник, Стерляжий – черт с вами, помирать так помирать – и надолго присосался к фляге, булькая и отдуваясь.
Луна у этой планеты и вправду была – маленькая рыжеватая горошина раза в три меньше нормальной Луны, притом начисто лишенная темных пятен лунных морей. Рисунок созвездий… да что говорить о рисунке, когда луна чужая, подмененная. Да еще ржавая, как днище старого ведра!
– Не Земля, – сказала со вздохом Надя.
Я нащупал ее руку – она с силой сжала мою ладонь.
– Ничего, – сказал я. – Радоваться надо, что не Земля. Из этого пли… плейс… когда еще выберешься. С чужой планеты смыться – оно как-то полегче, привычнее…
До утра мы дежурили по очереди – трое спят на голой земле, прижавшись друг к другу, четвертый стоит и поворачивается, как локатор, обозревая котловину в единственный прибор ночного видения. От маленькой луны света почти не было – чепуха, а не свет, вытянутой руки не видно. Мне выпало дежурить третьим, перед Надей, но я не стал ее будить. Пусть поспит.
Дров решили не добывать и костер не жечь. Аскольд посоветовал на первых порах быть как можно незаметнее, и Стерляжий с ним согласился. Я не стал спорить и пожалел о том: ночка выдалась нежаркая.
В траве что-то шуршало, причем в нескольких местах разом. Пошуршит, замолкнет, снова пошуршит. Тихонько стрекотали насекомые, на них я не обращал внимания, а шуршало что-то мелкое, поэтому я не особенно беспокоился. Мыши, наверное. Или крысы. Может, и змеи, но это были осторожные змеи, в вытоптанный круг они не заползали, питонов-людоедов и плюющих кобр поблизости не околачивалось. Крупных четвероногих тоже. Кусалось комарье, то ли земное, то ли очень похожее. Несколько раз из-за ручья кто-то печально прокричал – наверное, птица.
Жаль, что Аскольд не настоящий биолог, а всего лишь спец по общению со зверьем. Знаю я таких спецов… Умеет отличить мангуста от лангуста – вот и эксперт по фауне. Заявит с умным видом, что данных для окончательного вывода недостаточно, и считает, что уже отработал свое жалованье плюс премиальные. Настоящий биолог уже давно определил бы, какие местные организмы тождественны земным, пусть и вымершим, а какие нет. Может, нас в самом деле ненароком занесло в этот самый пли… плейст?..
Чушь какая.
Рассвет наступил обыкновенно, очень тихо. Ржавый шарик луны сразу побледнел и упал за сопки. В низине у ручья присело слоистое облачко тумана. Комарье исчезло, а стрекочущие насекомые, умаявшись, заткнулись. Было бы очень тихо, если бы Стерляжий не храпел, как мощный трактор, а Аскольд не бормотал во сне что-то неразборчивое. Верно заметил Маугли: люди все время делают что-нибудь ртом.
Когда край солнца показался над склоном сопки, я коснулся Надиного плеча.
– Пора? – По-моему, она вскочила на секунду раньше, чем проснулась. Ее шатнуло, затем она заморгала и заозиралась. – Ложись. Э, а почему светло?
– Потому что утро, – объяснил я.
– Так ты что, за меня отдежурил?
Я кивнул, и Надя задала мне взбучку. Она, мол, не кисейная барышня и не тепличный цветок, а потому не нуждается в поблажках, ну и далее в том же духе.
– Красиво говоришь, – сказал я, прищелкнув языком. – Век бы слушал. А спишь еще красивее, прямо жалко было будить. Если бы еще убрать из-под твоего бока этих двух ненужных мужиков…
– И поместить вместо них тебя, да?
– Зачем меня помещать, я себя сам помещу…
Она засмеялась и сказала, что со мной невозможно серьезно разговаривать. Как будто я просил о серьезной беседе! Слова, по-моему, даны человеку для того, чтобы украшать ими жизнь, как украшают новогоднюю елку, а где вы видели серьезные елочные украшения? Кто их купит?
– Отвернись, Свят, – попросила Надя. – Я отойду.
Я сказал «угу» и стал пялиться на ближайшее – шагов пятьдесят всего – пальмовидное дерево. Оно очень подходило для того же самого, для чего Надя удалилась в высокую траву. От нетерпения я даже начал переминаться с ноги на ногу.
Тут-то все и случилось. Надин вскрик прозвучал чуть раньше утробного низкого рева и взрывоподобного треска ломаемых кустов. Я сиганул вверх и в сторону, разворачиваясь в прыжке. Сейчас же шумно, как матерый лось с лежки, вскочил на ноги Стерляжий и завертел башкой, пытаясь одновременно проснуться и оценить ситуацию; при этом ствол шотгана ходил за его взглядом, как приклеенный. Я больше всего боялся неприцельной безмозглой пальбы. Вскочил и Аскольд.
Надя с криком бежала прямо к нам, и преследователь позади нее был плохо виден, в первые мгновения я разглядел только что-то очень длинное, очень мощное и, несмотря на чудовищные размеры, невероятно проворное. Оно быстро догоняло. Его лапы вспарывали травостой, в воздух летели ошметки земли и зелени. Длинное туловище летело над травой, как глиссер, и этот утробный низкий рев…
– Не стрелять! – дурным голосом завопил Аскольд, но я не собирался его слушать. Ежику понятно, что стрелять с этой позиции нельзя, но что мешало мне выбрать другую, отбежав шагов на пять? Секунды две у меня еще были. И оставалась еще целая секунда, когда «абакан» затрясся у меня в руках и первые пули нашли цель. И оставалось полсекунды, когда цель обратила внимание на пулевой шквал.
Зверюга встала на дыбы. Крутнулась на задних лапах, едва не достав Надю убийственным размахом хвоста. Только сейчас Надя догадалась метнуться вбок, и Стерляжий с Аскольдом одновременно открыли огонь. Зверюга озадаченно замолчала, щелкнула обширной пастью, упала на четыре лапы и потрусила к нам.
Убивали ее долго. Мне пришлось сменить магазин. На мягкие, расплющивающиеся о бронированные бока пули Стерляжего страшилище не обращало никакого внимания, если только они не попадали в распахнутую глотку, что зверюге явно не нравилось. И все равно: если бы чудовище целеустремленно преследовало только одного из нас, ему удался бы предсмертный завтрак, но оно тупоумно кидалось то на одного, то на другого, и шансов схарчить кого-нибудь у него практически не было. Опомнившаяся Надя включилась в расстрел инопланетного гада, и через минуту все было кончено – предсмертный оскал, судорожные подергивания чешуйчатого хвоста, и фауна Надежды уменьшилась на одного представителя, о чем нисколько не жаль. Тем более я не жалел о том, что чудовище вздумало поохотиться на нас в одиночку – при охоте группой нам предстояла бы жизнь скверная, но недолгая.
Но кто же знал, что по Надежде надо ходить с гранатометом?!
Больше всего убитая гадина напоминала крокодила, но крокодила необычного – с узкой высокой мордой и на длинных ногах хорошего бегуна. Аскольд, сразу воодушевившись, поведал нам о том, что в плиоцене (опять этот плиоцен!) по Южной Америке и, кажется, еще Австралии бродили такие вот зверушки – сухопутные крокодилы. И не только бродили, но и умели довольно резво бегать за добычей – куда там обыкновенному крокодилу. Слабак он, обыкновенный, – пробежит от силы метров полста да и шлепнется на брюхо так, что эхо пойдет. А эти почти стайеры…
Я измерил «почти стайера» шагами (получилось восемь с половиной, из них полтора приходилось на зубастую пасть), и мне стало понятно, почему Чебурашка – неизвестный науке зверь. Был бы известным, если бы на своих коротких ножках мог убежать от такого вот крокодила Гены.
Надю одолел нервный смех. Стерляжий достал пачку сигарет и молча закурил. Я впервые видел его курящим. Наверное, он вспоминал Ваню Пескова и представлял себе его незавидную судьбу. У Аскольда продолжалось словоизвержение – чувствовалось, что он хочет остановиться, да не может. Надя понемногу взяла себя в руки. Стерляжий обстоятельно докурил сигарету, выщелкнул окурок крокодилу в пасть и разнес Аскольда в пух и прах. Мне и самому было любопытно: на что нам нужен специалист по контактам с живыми объектами, если весь его контакт ограничился беготней и стрельбой? Этак любой болван, овладевший простейшими навыками владения оружием, станет знатным контактером…
– С крокодилами не договариваются! – размахивая руками, отбрехивался Аскольд. – Влиять на них без толку, они тупые механизмы, пусть вон Свят с механизмами договаривается…
Угу. С больной головы на здоровую.
А впрочем, мне было приятно: конкурент терял лицо, роняя себя в глазах Нади. Лучше бы молчал, ей-ей.
Разумеется, ему я этого не сказал. Сказал другое:
– Так мы что, в Южной Америке, что ли?
– Да не знаю я!
Держась парами – мне выпало быть с Надей – мы обошли все кусты на расстоянии ста шагов от места ночлега. Никого там не было. Я даже позволил Наде забраться в куст и постоял с минуту, отвернувшись. Потом в куст полез я, а отворачиваться и прикрывать выпало Наде. Вылезая, я хлопнул на руке комара – единственное встретившееся нам плотоядное.
– Смотри, грифы! – воскликнула Надя.
Действительно: неизвестно откуда взявшись, к туше убитой рептилии с криками спускались большие птицы. Я не орнитолог, но, по-моему, это были заурядные стервятники, каких навалом в каждой телепередаче о фауне Африки. Два из них, прибывшие первыми, тут же принялись выяснять отношения, мерзко вопя и вытягивая голые шеи.
– Грифы, – согласился я. – А вон ворона. Вон, вон, на дереве.
– Это, по-моему, не ворона, – усомнилась Надя.
– Ворона, ворона. Серая. Что я, ворон не видел? Погоди, сейчас я ее сниму, проверим…
– Поберег бы патроны.
– Ничего, я ее одним выстрелом… Только ближе подойду.
Ворона меня не ждала – сорвалась с ветки и улетела с хриплым карканьем. А я, чуть только подошел ближе, напрочь забыл о ней.