– Я принял такое решение, и я за него отвечаю, – объявил он в конференц-зале всем, кто мог быть причастен к этой истории. – На этом все! Забыто! Это мой приказ.
Точки в этой мутной, неприятной истории так и не были расставлены. Ее просто задвинули в самый дальний угол, засыпали чем попало и забыли.
Чего это Марго вздумалось вспоминать об этом?
– Так вот у меня есть самые неопровержимые доказательства того, что ты имеешь отношение ко всему случившемуся.
– Я?! – Эмма чуть горло не надорвала, с таким трудом далось ей это слово. – Я имею отношение?!
– Ты, милочка, ты.
И Эмма словно воочию увидела самодовольную ухмылку, ползущую змеей по толстому лицу Марго.
– Странно, что ты мне вообще об этом сообщаешь, – обронила Эмма после продолжительной паузы. – К этой истории все имели хоть какое-то отношение. Разве ты не помнишь? Все были запятнаны тогда. Но Марков…
– Твой Марков землю носом роет из желания докопаться до правды, милочка, – хихикнула Шлюпикова. – И я ему в этом помогаю. И не я одна.
– А кто еще?
Машинально спросила, просто так, а не из желания продолжить ужасный разговор.
– А еще Гнедых Кирилл Андреевич, который при-ехал специально для того, чтобы разобраться.
– Он не приехал, а прилетел, – снова машинально поправила ее Эмма.
Она сама его встречала. Почему она? Почему не Марго, это было ее работой? Почему-то Марков попросил именно Эмму встретить Гнедых. Не для того ли, чтобы он к ней присмотрелся, начав работу по выявлению опасного преступника? Странно, что все это началось именно сейчас, а не много раньше. Тогда, когда все и стряслось. Почему-то тогда всем казалось удобнее отказаться от поисков. Удобнее или выгоднее?
– Что скажешь, красавица? – прошептала Марго в трубку. – Денег небось хочешь мне предложить?
– Нет. Не хочу.
Дрожать внутри все перестало, но теплее от этого не сделалось. Марго умела добиваться своего и жертву добивать умела. И Эмма ждала сейчас что-нибудь эдакое напоследок, пакость какую-нибудь. Хотя куда уж больше?
– А зря не хочешь! – И рыжая стерва захохотала в полное горло. – У меня есть что продать тебе. Кто знает, может, в цене сошлись бы…
Глава 10
– Привет, троечница.
– Здравствуйте, – деловито кивнула Удалова.
Орлов понаблюдал за тем, как она садится в его машину, как пристегивает ремень безопасности, как привычным движением поправляет очки на маленьком носике, и вздохнул. Присматривайся, не присматривайся, ничего он в ней зазывного для себя не находит. Не его типаж.
Может, она и правильная, может, порядочная, и за справедливость ратует, но вот женского в ней он пока ничего не открыл.
– Плохо смотришь, командир, – ржал все тот же советчик в пятницу, когда они выбрались в баню. – Или она хорошо маскируется.
– Думаешь, маскируется?
– А почему нет? Препод домогался, она отказала, и не потому, что он старпер. А тут начальник отдела, как с глянцевой картинки, вот она и не желает провоцировать ситуацию. Точно говорю тебе, Гена, маскируется.
…Орлов объехал глубокую лужу, завернул в незнакомый двор, увидал суету возле шестого подъезда и покатил в том направлении.
– Что говорят? – Указательный палец снова налег на оправу на переносице.
– Позвонили жильцы. Кто-то вернулся с прогулки, собачку выгуливал, направился к лифту, а там человек бездыханный. Подходить побоялись, сразу начали звонить в «Скорую», нам. Доктора, смотрю, уже здесь.
– Как думаете, это…
Он даже договорить ей не дал, оборвав грубо раз и навсегда:
– Я ничего пока не думаю, поняла?! И не буду думать до тех пор, пока не увижу, пока не расспрошу, пока не будет у меня заключения экспертов.
– Понятно, – закивала она и опять подтянула очки.
Может, правда, маскируется? Слишком уж часто она очечки свои теребит. Так теребит, будто они мешают ей. Надо бы при случае в стеклышки эти посмотреть, может, они без диоптрий.
Он въехал на стоянку, вышел из машины, не шевельнулся даже, чтобы ей помочь, пускай сама выбирается, знала, куда работать шла. Тут не до реверансов. И сразу пошел к машине «Скорой помощи».
– Утро доброе, – кисло улыбнулся Орлов только что подъехавшим прокурорским.
– Уж доброе, куда там! – фыркнул кто-то. – Начался день с трупа, им и закончится.
– Тьфу на тебя, тьфу! – зашикали со всех сторон. – Этой мало, что ли?
– Этой много! – покрутил головой врач. – Килограммов сто десять!
– Женщина? – спросил Орлов, направляясь к подъезду, помощница семенила рядом на своих нелепых толстых каблуках.
– Да, женщина, – закивал доктор, поспешая за ним. – На вид лет сорок пять—пятьдесят. Но их сейчас разве поймешь?
– Причина смерти?
Орлов как раз подошел к лифту. Увидел и тут же глянул на доктора:
– Черепно-мозговая?
– Трудно судить, – тот пожал плечами. – Кровищи, конечно, много, но и дама сама не мелкая. Давление наверняка шкалило. Обильная кровопотеря могла быть и поэтому. А причина смерти… Нет, тут пускай эксперты хлопочут, мое дело – факт летальный установить.
– Ладно, понял, – покивал Орлов, ничуть на врача не обидевшись, тот все правильно говорил. – Удалова! Иди-ка сюда.
Сейчас подойдет на своих каблучищах, глянет на тетку всю в крови и с остановившимися глазами и в обморок хлопнется или блевать начнет в углу подъезда.
Не хлопнулась! И не вырвало ее. Мало того, присела на корточках рядом с Орловым и долго рассматривала кабину лифта и труп.
– Она от чего умерла? – вдруг спросила она, когда Гена уже устал так сидеть, ноги затекли.
– Пока неясно. Возможно, черепно-мозговая. Кто-то шарахнул тетку по голове.
– Зачем? – тут же прицепилась Влада, закончившая Высшую школу милиции с одной-единственной тройкой в дипломе. – Сумочка на месте, вон у нее из-под бока торчит. Золото на пальцах, даже снять не пытались, никаких кровоподтеков. Серьги тоже в ушах. И ударили ее не в том углу лифта. А скорее всего вот в этом, смотрите, Геннадий Васильевич, сюда. Видите, какой характерный отпечаток?
Он все это видел и без нее. То ли женщина пыталась спрятать что-то, хранящееся в сумочке, и отползала, заслонив ее своим телом, и умерла уже в другом углу. То ли ее кто-то переворачивал, пытаясь что-то найти.
Почему тогда просто не взять сумочку с собой? Ведь тут вероятность попасться кому-то на глаза чрезвычайно велика. Самое начало дня. Народ на работу спешит, дети в школу, кто-то, как вон обнаруживший ее жилец – с собакой гулять. Почему такое странное время выбрано для нападения?
– Совершенно точно ее здесь не было, когда я выходил, – горячился мужчина с собакой, когда Орлов начал задавать ему вопросы. – Я вышел в начале девятого, спустился на первый этаж в лифте, он был пуст. Погуляли мы с Мотей полчаса, минут сорок, не больше. Возвращаемся, а тут такое… Обнаглели, белым днем грабить стали!
– Не ограбили ее, гражданин, – покачал головой Орлов. – Украшения все целы. Сумка вон тоже под ней. Она живет в этом подъезде?
– Да она из этих, из квартирантов, – кивнул мужик. – Тут у нас раньше коммуналки были. Потом расселили кого куда. Кто-то выкупил квартиры. Мне вот лично сын помог. Так вот эту коммуналку, где она квартировала, тоже выкупили. Но хозяева там не жили, а сдавали по комнатам. Так выгоднее.
– Чем же?
– Так одну семью пустишь в такую квартирищу, и что? Ну, тысяч пятнадцать возьмешь, максимально двадцать. А так с каждой комнаты – по семь тысяч. А там комнат пять, кажется, не знаю точно. Вот и считай!
– Хозяина как найти? – встряла троечница.
– Ему уже позвонили, скоро прибудет.
Хозяин приехал очень скоро. Вежливый такой, обходительный и до тошноты готовый к сотрудничеству.
Наверняка, стервец, комнаты в обход налоговой сдает, тут же сообразил Орлов, записывая под диктовку анкетные данные погибшей. Вот и гнется что есть силы. А таких прогнутых он не любил. Такие на что хочешь подпишутся, лишь бы их не тронули.
А ему правда нужна. Очень быстро надо было действовать, по горячим следам. А то потом – труба дело. Потом только через осведомителей работать. А с кем работать? С этой, что ли, троечницей, не захотевшей стать удовлетворительницей?
– Кто еще живет в вашей квартире? – продолжила допрос Влада.
Орлов специально свалил на нее писанину. А сам решил пока поговорить с соседями. Публика была весьма и весьма разношерстной. Может, кто из них и огрел матрону. Она, может, у кого-нибудь из холодильника сосиски таскала, вот ее по голове и того…
Холодильников в кухне не было, у каждого они имелись, но в комнатах. Так что воровство сосисок…
«Орлов! Хватит куражиться! – приказал он себе, когда устал хохмить молчком. – Убийство этой дамы может оказаться таким скверным, что ты света белого невзвидишь. Одета прилично, украшения дорогие, во дворе машинка хорошая припаркована, а она в коммуналке комнату снимала. Вопрос: почему? Снимала, по информации, давно. Всем уже должна была глаза намозолить и украшениями своими, и машиной. Вопрос: почему, если хотели ограбить, не ограбили раньше? И вопрос, вытекающий из предыдущего: почему, если хотели ограбить, не ограбили все-таки?»
– Здрасьте, – кивнул Орлов безликой молодой женщине в застиранном сером халате, почти бегом ринувшейся из ванной комнаты в свою. – Вас можно на минуточку?
– Меня?! – Она привалилась спиной к своей двери и побелела. – А меня зачем?!
– Как всех, так и вас, – пожал плечами Орлов, недоумевая.
Чего она боится-то? А она боится! И еще как! Вопрос – чего?
– Я должен с вами побеседовать, – пояснил Орлов после того, как представился и узнал, что побледневшая внезапно женщина есть соседка Маргариты Шлюпиковой – Маша Гаврилова.
– Беседуйте, – кивнула она, тяжело и прерывисто дыша. – А правда?..
– Что правда?
– Что эту убили?! – К последнему слову она почти осипла.
Орлов деловито кивнул, принимаясь сосредоточенно точить карандаш лезвием, положив листок из блокнота на какую-то дряхлую табуретку.