Морисетт ехала по пустым темным ночным улицам Саванны, и ей не нравились собственные мысли. Что-то с расследованием было определенно не так. Ее шатало от усталости; она беспокоилась, что оставила детей посреди ночи с туповатой сиделкой, а тут еще эти дурацкие подозрения.
Рид и Никки Жилетт…
Что между ними происходит? У них что-то есть?.. То, как они прижимались друг к другу во время обыска квартиры Жилетт, выглядело странно… как-то противоречиво… как будто их отношения не ограничивались тем, что было на поверхности. Но ведь Рид терпеть не может журналистов, особенно таких пробивных, как мисс Жилетт. И все-таки…
Женская интуиция Морисетт — иногда благословенная, чаще проклятая — этой ночью явно работала сверхурочно. И не она одна чувствовала перемены. Сидя за рулем, она решила не замечать мрачного молчания своего нового напарника. Как будто он обиделся на весь мир. Клифф Зиберт не издал ни звука на протяжении всей короткой поездки до управления. Только наградил ее взглядом из серии «опять ты отравляешь меня», когда она закурила. Упрямый болван. Она повернула к Хэбершему и заметила у себя на хвосте «кадиллак» Рида. За ним следовала маленькая «субару» Никки Жилетт. Все три машины припарковались друг за другом. Зиберт наблюдал за этим своеобразным парадом в боковое зеркало, и, когда Морисетт остановила машину, его угрюмое лицо помрачнело еще сильнее. Он выскочил из машины еще до того, как она заглушила мотор. Да, веселый парень, просто кладезь смеха, подумала она. Она решила, что ей жизненно необходимо покурить и уже потом встретиться с Ридом и Зибертом в комнате для допросов. Она остановилась и заметила, что Рид и Жилетт заходят в двери как-то слишком по-товарищески, очень близко друг к другу. Морисетт закурила, сделала пару быстрых затяжек и тоже направилась к двери. Раздавила недокуренную «Мальборо лайте» в пепельнице. Почему Гробокопатель выделил из всех именно Пирса Рида и Никки Жилетт? Что общего у них с этими двенадцатью? Рид был связан с одной из жертв, но Никки Жилетт, насколько было известно, нет.
Может, записки дадут им ключ, который они ищут.
В комнате для допросов она осмотрелась. Рид стоял у дверей, видимо показывая, что не имеет отношения к делу, а Зиберт и Никки Жилетт сели в кресла. В здании было тихо; в ночной смене работало всего несколько копов. Даже здесь, в бастионе безопасности Саванны, ночь была потревожена. Что-то не сходится. Как-то даже зловеще. Как, собственно, и все в этом чертовом деле.
Никки Жилетт достала список своих друзей и приятелей, поставив звездочки рядом с теми, у кого был ключ от ее квартиры и кто им просто когда-то пользовался. По мнению Морисетт, список был слишком длинным и при этом неполным, но, как она торопливо убедила себя, с чего-то же надо начинать. Морисегг напомнила журналистке, что все их обсуждения не предназначены для печати, и выслушала объяснения Никки Жилетт о том, как та получила послания в машину, в квартиру и по электронной почте на работу.
— Это, в принципе, то же самое, что получал я, только слова другие, — сказал Рид и поднял руку, чтобы Морисетт не вклинилась в разговор. — Мисс Жилетт знает, что я получал сообщения. Мы это уже обсудили. Она не опубликует этого, пока мы не сделаем официального заявления.
— Но я опубликую, что убийца связывался со мной, — встряла Никки. Она выглядела такой же усталой, как и Морисетт. Под глазами черные круги, помада на губах съедена, волосы растрепаны. И при этом чертовски вздорная. Наверное, унаследовала это от отца — Большого Рона Жилетта.
— Я бы хотела увидеть статью до печати.
— Поздно. — Жилетт бросила на Морисетт резкий взгляд зеленых глаз. — Я оставила в статье абзац и велела напечатать его, если не вернусь с дополнительными фактами.
— Вы мешаете расследованию! — взорвалась Морисетт.
— Нет, детектив, я ему помогаю. — Никки Жилетт раскрыла объемистую сумку, вынула записки в пластиковых папках и бросила их на стол: — Вот копии. Оригиналы у Рида.
— Господи, — пробормотал Клифф и вытер рот рукой, словно рохля. Очень странный парень, решила Морисетт, хотя еще не успела разобраться, что происходит в голове ее нового хмурого партнера. К тому же она поняла, что ей хочется снова в связку с Ридом. Его-то она понимала. Понимала ли? Краем глаза она заметила, как он скрестил руки на груди и прислонился плечом к дверному косяку. Ее беспокоило, что он спутался с Никки Жилетт. Морисетт считала, что Рид братается с врагом. Разве не он сотни раз говорил, как ненавидит прессу?
А сейчас он спит с этой прессой… точнее, с одной представительницей… или скоро будет, если она все правильно понимает. О чем только он думает, черт возьми?
Она прочитала записку:
ТРЕТЬ ГОТОВА — БУДЕТ ЛИ ЕЩЕ?
А ДО ДВЕНАДЦАТОГО
НИКТО НЕ МОЖЕТ ЗНАТЬ.
— Да, действительно похоже на твои, — сказала она Риду.
— Не просто похоже — это продолжение.
— Что вы имеете в виду? — спросила Никки, но Сильвия Морисетт уже поняла:
— Ага. Одна строчка повторяется… как бы их связать… «Вот у нас четвертый номер. Кто-то помер. Треть готова — будет ли еще?» «Треть готова — будет ли еще? А до двенадцатого никто не может знать».
— Похоже на детский стишок, — сказала Никки.
Зиберт посмотрел на журналистку, и в его глазах появилось какое-то странное выражение, но он быстро его отбросил:
— И что тогда такое — до двенадцатого?
— Может, до двенадцатого декабря? — спросила Никки. — Это уже скоро.
— А если двенадцать — это количество жертв? — вставил Рид, и Зиберт одарил его убийственным взглядом.
— Двенадцать? Их будет двенадцать? — Жилетт, к ее чести, была потрясена.
Морисетт прервала рассуждения:
— Давайте пока отбросим теории. И помните: все, что вы здесь услышали, — не для печати.
— Пока да, — сказала Никки. — Как только расследование будет закончено…
— Вот давайте сначала и закончим, — оборвал ее Зи-берт.
Аминь, подумала Морисетт. Впервые она была согласна с новым напарником. Вот только подозревала, что первый раз окажется последним.
Двенадцать.
В этом ключ. Никки слишком устала, чтобы размышлять о его значении, но это число было важно, над ним нужно поработать — так думала она по дороге к родителям. Она позвонила отцу из полиции, объяснив только, что ей нужно где-то переночевать, и знала, что по прибытии немедленно подвергнется допросу третьей степени. И прекрасно. Пусть родители узнают о происшествии с ее слов, чем по беспроволочному телеграфу, в котором двадцать четыре часа в сутки в Саванне смешивались правда и вымысел.
Двенадцать, двенадцать, двенадцать. Половина двадцати четырех. Половина суток? Двенадцать чисел на циферблате? Двенадцать пончиков в дюжине, двенадцать присяжных, двенадцать дней длятся рождественские праздники… В голове возникла песенка — ну да, самое время.
— На двенадцатый день Рождества ко мне любовь пришла… двенадцать… — пропела она и посмотрела в зеркало заднего вида. Улица была пустынна, за исключением двойных фар, которые следовали за ней.
Детектив Пирс Рид.
На задании.
Следует за ней.
Чтобы убедиться, что с ней все в порядке.
От мысли о том, что он рядом, ей стало спокойнее. Проезжая по пустым холодным улицам, она смотрела, как свет фар играет на стволах деревьев, белых заборах и стелющейся впереди дороге. Ей встретилось несколько машин, которые ехали в другую сторону, а однажды фары высветили опоссума, но тот сразу юркнул в заросли азалий и папоротников. Странным образом Никки радовало, что именно Рид вызвался проводить ее до дома. А таких эмоций она обычно старалась избегать.
Но она уже засыпала на ходу. Плохо соображала. Этим и объяснялись ее странные чувства к Риду. По крайней мере, должны объясняться. Все остальное было бы просто глупо. Уже через несколько часов газета с ее статьей на первой странице появится на прилавках, но она не могла этого дождаться. Она заехала на трехполосную подъездную дорогу к дому родителей и припарковалась. «Кадиллак» остановился рядом. Рид опустил окно и сказал:
— Я подожду, пока вы зайдете.
— Спасибо. — Пошатываясь, она понесла сумку к гаражу, набрала дверной код и прошла мимо маминого «мерседеса» пятнадцатилетней давности и нового отцовского кабриолета «БМВ» — казалось бы, следствие кризиса среднего возраста, да только отец проскочил средний возраст лет десять-пятнадцать назад. Открыв дверь на кухню, она едва не врезалась в мать. Хрупкая женщина была закутана в желтый пушистый халат и такие же тапочки.
— Боже, Николь, что случилось? — спросила Шар-лин, озабоченно поправляя бриллиантовый крестик, который всегда висел у нее на груди. — Опять Гробокопатель, да?
Никки не могла соврать.
— Да. Мама, пожалуйста, не волнуйся, но ты все равно через несколько часов прочитаешь газеты… Этот тип мне писал.
Шарлин охнула:
— Убийца?
В дверном проеме появился отец.
— Писал тебе? — грозно повторил он. По голосу было ясно, что он еще не до конца проснулся, волосы были встрепаны, очки слегка перекошены. — Каким образом?
— Папа, это долгая история, а у меня глаза слипаются. Давай я тебе все утром расскажу.
— Ты в опасности? — требовательно спросил он.
— Господи. — Шарлин теребила бриллиантовый крестик, как будто могла таким образом отогнать дьявола. — Конечно же, да. Она накликала беду, и вот теперь… если это чудовище тебе что-то написало…
— Я не совсем уверена, что это он, — честно ответила Никки. — Может, кто-то просто дразнится, но я сомневаюсь. — Она устало подняла руку. — Можно я тут рухну?
— Конечно.
Отец улыбнулся, включая сигнализацию:
— Всегда пожалуйста, Петардочка. Ты же знаешь. Если кто-то рискнет тебя обидеть, он будет иметь дело со мной.
— И с твоим личным арсеналом. — Никки уже расстегивала пальто.
— Точно.
Отец давно уже не состоял на службе, но Вторую поправку к Конституции одобрял целиком и полностью. За право носить оружие он бился бы до самой смерти. На его жизнь уже не однажды покушались. И он