– Как человек воспитанный, я не стала открывать дверь своим ключом. По той же причине я думаю, что вам стоит прямо сейчас переговорить с синьором Галанти, вы ведь не можете позволять всем подряд выносить из дома ценные вещи. Тут ведь немало ценного…
Ну да. Я уже знаю. Господь всемогущий, прошу Тебя, сделай так, чтобы вещь, за которой пришла Кларисса, не оказалась лампой Тиффани. Господь наш Иисус Христос, если Ты сотворишь это чудо, я поставлю двадцать восемь свечей Деве Марии Утешительнице, по одной за каждый мой год.
Кларисса тем временем достает телефон и уже через несколько секунд с кем-то разговаривает.
– Привет… да… да, я тут. Не мог бы ты сказать Бриджиде, что́ я должна забрать… Ага, да, созвонимся попозже… Пока.
Ее тон пропитан какой-то интимностью. Торопливый звонок, вклинившийся среди других, гораздо более продолжительных.
– Добрый день, Бриджида, как поживаете?
– Спасибо, замечательно, а вы? Все в порядке?
– Да, все хорошо. Слушаете пластинки?
– Да, спасибо, что разрешили. Нашла одну потрясную вещь, называется «Грезы».
– А… – Он на мгновение замолкает. – Шуман. Неспешный такой.
Галанти резко меняет тему, словно переходит из одной комнаты в другую:
– Синьора Ласкарис должна кое-что забрать. На будущее скажу, что она может брать все, что считает нужным.
– Все, что считает нужным? – немного обеспокоенно спрашиваю я. – И кошек тоже?
– Ну… я имел в виду вещи, а не кошек, – смеется Галанти.
Мне бы хотелось еще немного поболтать с ним, но внутри все сжимается. Я вижу, что Кларисса вот-вот откроет дверь в спальню, и тогда мне конец. Поэтому я прощаюсь и протягиваю ей телефон, а мой мозг, словно оголодавшая золотая рыбка, в ужасе ищет подходящий ответ на вопрос, куда подевалась лампа. «Откуда мне знать. У меня же нет ключей от спальни» – вот единственное, что приходит мне в голову.
Я задираю подбородок, готовясь с невозмутимым видом выдать этот ответ, но Кларисса не спешит. Она озирается по сторонам, и я понимаю, что привлекло ее взгляд: моя толстовка, брошенная на спинку дивана напротив суперплоского телевизора с супервысоким разрешением. Она смотрит на журнальный столик перед диваном, где устроились пакет от чипсов, пустой стакан и «Неделя кроссвордов». На полу валяется «Здравствуй, грусть» Франсуазы Саган, на ковре расставлены кошачьи миски, на дверной ручке висит сумка из супермаркета. Мне хочется сказать Клариссе: «Послушай, дорогуша, сейчас здесь живу я, и живу я по своим правилам. А когда верну ключи твоему милому, квартира будет в идеальном состоянии».
Я уже все придумала: перед возвращением Галанти позову Ману и других девчонок, и мы тут такую чистоту наведем, любо-дорого посмотреть.
Кларисса молчит. К моему величайшему, неописуемому облегчению, она забывает о спальне и направляется к стеклянному буфету, который как будто сам устал от своей хрупкости и древности. В нем стоит сервиз из тончайшего, почти прозрачного фарфора кремового цвета с цветочным орнаментом. Есть там и посуда для сервировки вроде супницы и подносов, и несколько хрустальных ваз. Кларисса достает одну из них – потрясающей красоты, с резным узором, – и ваза, поймав солнечный луч, обрызгивает все вокруг, включая меня с Клариссой, радужными отсветами.
Мы заворачиваем вазу в несколько слоев бумажных полотенец и укладываем ее в холщовую сумку. Кларисса направляется к двери, а я понимаю, что, пока у нее неограниченный доступ в квартиру, покоя мне не видать. Если Тиффани не вернется на место как можно скорее, я буду вечно как на иголках. Ну или как в бассейне с пираньями.
Словно в доказательство этому на лестнице Кларисса – спина прямая, словно у вышколенного мажордома, – сталкивается с моей мамой, следом за которой поднимаются Лоренцо и Муффа. Кларисса провожает их взглядом, пока они радостно здороваются со мной и скрываются в квартире. Она не говорит ни слова, но в ее взгляде читается осуждение. Женщины вроде нее осуждают, как дышат, у них это естественный процесс.
Мои родственники пришли отснять квартиру. Похоже, у Муффы талант фотографа, а вот мама в этом деле не слишком хороша.
– Фотографии мне нужны для предварительного ознакомления. Покажу их кое-кому, назову примерную стоимость, а если заинтересуются – приведу на просмотр, – говорит она мне сахарным голосом, точно делает одолжение.
– Нет, мам! Так нельзя. Он может на меня заявить, ситуация уже на грани. Кому ты собралась показывать фотографии? Ты же не собираешься вывесить их в агентстве на всеобщее обозрение?
Вообще мне несвойственно повышать голос, но с тех пор, как мама заварила эту кашу с просмотром квартиры, я плохо себя контролирую.
– Да ладно тебе. Я их только кое-кому покажу. Среди моих клиентов есть такие, кто в постоянном поиске. Вечно их что-то не устраивает. Знаешь, такие, кому подавай три санузла, прекрасный вид, отличное месторасположение, а если лестница в подъезде не пахнет духами – ну все, нам такого не надо. Наконец-то мне будет что предъявить, чтобы они поутихли.
– Но ведь это незаконно. Ты ввязываешься в противозаконную авантюру и втягиваешь в нее и меня. Тебе на меня вообще плевать.
– Да что ты? Будешь кататься на новеньком красном фиате – по-другому запоешь.
Мне остается только промолчать и оставить при себе мысли о том, что фиата у меня никогда не будет, потому что такая квартира никому из ее клиентов не по карману. Бухгалтерам да офисным клеркам на нее не хватит.
– А если ты придешь со своими клиентами, а тут заявится Федерико Риччи с другими желающими? Как я ему это объясню?
– Да ладно, он же предупредит тебя о приходе, и я тоже тебе заранее позвоню. Так что все будет в порядке. И вообще, живем один раз!
Да, я должна была понимать, что с генетикой шутки плохи. Мама и тетя Розальба казались такими разными, а оказывается, гены просто ждали своего часа. И вот через шестьдесят лет они вдруг раскрылись, точно бутоны у этой самой, как ее, камелии.
На террасе Муффа щелкает фотоаппаратом, а Лоренцо оглядывается по сторонам, явно под впечатлением.
– Ни разу не видел террасы с таким количеством розеток, – говорит он, указывая на скопище розеток у самой двери.
– Тебе-то какая разница? – отвечаю я. Мне хочется поскорее с ними всеми распрощаться. Что, если вот-вот вернется Кларисса в сопровождении полиции?
– А то, что можно было бы устроить тут концерт. Прямо как «Битлз»[6]!
Да, только этого мне не хватало. Разбитая лампа, тетушка Розальба со своим спектаклем, мама, горящая желанием продать квартиру. А теперь еще и Лоренцо с концертом. Я тут еще трех недель не прожила, а уже по уши влипла.
– Слушай, Лоренцо, усвой раз и навсегда: НА ЭТОЙ ТЕРРАСЕ НИКОГДА НЕ БУДЕТ НИКАКОГО КОНЦЕРТА.
– Да ладно, чего ты завелась-то, – пожимает плечами Лоренцо.
Он возвращается в квартиру и принимается копаться в пластинках. Мама чуть не целиком залезла в шкафчик под раковиной – проверяет трубы. Муффа отложила фотоаппарат и лопает мои лакричные конфеты.
У меня звонит телефон. На экране появляется надпись «Федерико Риччи». У меня даже не осталось сил, чтобы испугаться. Федерико сообщает, что через полчаса приведет какого-то графа. Вот и отлично. Я отнимаю от обещанного срока двадцать минут.
– Это тип из Luxury Home, он будет здесь через десять минут, выметайтесь скорее.
К приходу Федерико я даже успеваю немного привести себя и квартиру в порядок. Вместо дырявого свитера надеваю легкомысленное платьишко из секонда, подвожу глаза, заметаю следы родственников, убираю подальше толстовку и кошачьи миски, выкидываю пустые пакеты из-под чипсов. Мне хочется, чтобы Федерико поскорее нашел клиента, а мама успокоилась и вернулась к продаже уютных двушек в квартале Аурора.
– Привет! – Я улыбаюсь Федерико во весь рот, хотя после прихода тех богатеньких старичков он так и не позвонил, чем сильно меня разочаровал. Я-то ведь уже настроилась на приглашение в кафе-мороженое. Мне такое нравится, особенно если кафе выбираю я. Но мои ожидания не оправдались. Впрочем, чему тут особо удивляться? Он ведь у нас весь такой изысканный, волосы лежат красивой волной, наверняка у него есть кого мороженым угостить. Зачем ему усложнять себе жизнь какой-то домохранительницей?
Однако Федерико здоровается очень приветливо и представляет мне графа Ламберто Станци Корсини. Граф высок, у него массивная челюсть, редкие всклокоченные волосы, глаза навыкате и очень бледная кожа. Визит длится всего несколько минут. Граф смотрит квартиру как-то нехотя, то и дело повторяя:
– Да, довольно мило… Но лучше мне вернуться с Тео. – Или: – Тео так любит сады… конечно, терраса хороша, но лучше бы обсудить это с Тео…
– Вы посмотрите, какие цветы. – Я решаю внести в разговор свою лепту и указываю на камелию, которая, как и предсказывала Агата, расцвела и просто великолепна.
– Хм-м-м, – бурчит граф. – Надо бы с Тео обсудить…
Когда экскурсия заканчивается, Федерико сообщает, что скоро подойдет еще один клиент. Граф удаляется, качая головой. Нет, принимать решения без Тео – выше его сил.
– Кто такой этот Тео? – спрашиваю я, закрыв за графом дверь и поставив на плиту кофе.
– Что за вопросы, синьорина? Конечно, его возлюбленный.
– А вместе они прийти не могли?
– Нет. Тео тоже в Таллине, он работает с Дамиано.
– А что та парочка, что приходила раньше?
– Их и след простыл. Поскольку официально квартира не выставлена на продажу, все так неопределенно…
– Сахар?
Да, Федерико просит кофе с сахаром. Едва допив последний глоток, он встает. Про другого клиента графу он наврал, но идти ему все равно пора – через четверть часа он должен показать кому-то квартиру еще более шикарную, чем эта.
– На пьяцца Мария Терезия… – сообщает он шепотом, и в глазах его зажигается огонек. Речь идет о самом старом, самом престижном квартале Турина, где раньше жили аристократы. Там стоимость квадратного метра сопоставима с хорошей зарплатой. – Слушай, – говорит он, направляясь к двери, – завтра мы идем в