«Гран-бар». Не хочешь ли присоединиться к нам? Может, потом куда еще сходим, поужинаем…
Черт побери. Для меня такое предложение как для Алисы приглашение на чаепитие со Шляпником. Одно дело тусоваться с теми, кто собирается в районе моста Россини, пьет дешевое пиво и заедает его чипсами, и совсем другое – сидеть в «Гран-баре» по ту сторону реки По, где подают модные суши и куда ходят только богатеи, что живут в виллах на холмах.
– А «мы» – это кто? – спрашиваю я, потому что ненавижу неопределенность.
– Я и несколько моих друзей. Они тебе понравятся.
– Ну не знаю. Завтра вечером я работаю. Не уверена, что успею.
– А где ты работаешь?
– В клининговой компании.
– То есть… ты уборщица, что ли?
– Ага. И смена начинается в семь вечера, а стало быть…
Я вижу в глазах Федерико тень сомнения, словно он спрашивает себя: «А вдруг она придет и от нее будет нести хлоркой?» Но уже через мгновение он улыбается и говорит: «Ну, позвони мне, как закончишь, и приезжай».
«И не подумаю, – мысленно отвечаю я, закрывая за ним дверь. – Если я тебе так нравлюсь, пригласи меня на нормальное свидание, а не на вечеринку, где соберется куча народа и где я буду чувствовать себя потерянной и ненужной».
– Что думаешь? – спрашиваю я Агату пару часов спустя, во время нашего обычного вечернего созвона.
– Даже не знаю, Бри. Сейчас все уже не так, как раньше. Может, он из-за Me Too так себя ведет[7].
– В смысле?
– Ну, может, он боится, что, если вы останетесь одни, ты его обвинишь в домогательствах. Вдруг он поможет тебе выйти из машины или сделает комплимент твоему платью… А пока вы не наедине, он ничем не рискует.
– Ты что, совсем сдурела?
– Клянусь тебе, тут каждый день такие новости… По идее, если парень вдруг захотел тебя поцеловать, он теперь должен сначала спросить разрешения.
– И что, Пьетро спрашивает у тебя разрешения?
– Пьетро пока ничего про Me Too не знает и, надеюсь, никогда не узнает. Думаю, тебе стоит пойти. С Рикки у тебя уже все, вы больше не встречаетесь?
– Ну не знаю. Может, лучше посидеть дома и спокойно послушать Шумана.
– Что за Шуман?
– Неважно. У тебя-то самой все нормально? Кольцо работает?
– Работает, вот только Пьетро уже достал со своими фантазиями о ребенке.
– Слава богу, что перед тем, как его заделать, мужчина все же должен спросить разрешения, – утешаю я Агату.
– Пусть даже не надеется. Угадай, что я сделала с волосами на этот раз?
11.Как минимум метра полтора
В «Гран-бар» я все-таки не пошла. Написала Федерико сообщение, что закончу слишком поздно, потому что в офисе был корпоратив и теперь нужно оттирать ковры от сангрии. Это почти правда – буквально месяц назад у нас действительно был такой случай. Если бы на корпоративах пили не сладкие напитки, а, например, чистый джин, то нам, уборщицам, жилось бы гораздо легче. Федерико ответил что-то невнятное, но, к моему удивлению, с утра написал снова. Позвал на аперитив с его приятелями во вторник вечером. Он совершенно повернут на этих встречах в барах. Не знает, что ли, других способов пообщаться с девушкой? А вдруг Агата права? Вдруг он просто осторожничает, опасаясь как-то задеть меня? Что ж, при случае постараюсь донести до него, что ранить мои чувства совершенно невозможно, и все встанет на свои места.
Как бы то ни было, сейчас встречи с парнем из Luxury Home волнуют меня в последнюю очередь, потому что прямо передо мной материализовались тетя Розальба, Жюльен и огромная коробка, в которой прячется воскресшая Тиффани. Я с предельной осторожностью раскрываю коробку, тетя торжествующе глядит на меня, а Жюльен уселся на корточки и пытается гипнотизировать Перлу взглядом.
Лампа идеальна. Она прекрасна. Цветы и стрекозы вновь стали единым целым, новые металлические окантовки почти неотличимы от прежних, а если на одной фиалке и видны следы сварки, кого это волнует? Радость и чувство благодарности к неизвестной Трапезунде разливаются во мне. О, дорогая подруга Жюльена, родственница или кем ты там ему приходишься! Пусть сам он бесполезен и не может пройти мимо любой кошки, но ты, Трапезунда… Ты великая художница, искусница, достойная острова Мурано, и мастерица обмана. Ты создала шедевр витражного искусства! Когда-нибудь я доберусь до Бриансона, чтобы поцеловать твою руку. Думаю, Дамиано Галанти не заметит подмены: не станет же он пристально разглядывать лампу на комоде, тем более что спальня была заперта. А у кого единственный ключик? У Клариссы Всё Сложно, которой он доверяет как никому другому. Так что я вне подозрений. Вот так-то.
Я открываю рот, и слова благодарности вырываются наружу прямиком из сердца:
– Спасибо, тетя Розальба. Спасибо, Жюльен! Пожалуйста, передайте Трапезунде, что я благодарна ей от всей души.
– Не строй из себя дурочку и отомри уже. Отнеси эту несчастную лампу на ее законное место, и перейдем к делу.
Не то чтобы я была поклонницей книжки Проппа[8], я и прочла-то из нее всего ничего, уж не помню, к какому экзамену это было нужно. Но теперь я вдруг понимаю, что оказалась в русской народной сказке. То есть сама сказка, может быть, и не русская, но события разворачиваются как положено, с поразительной точностью. Я в роли героя (персонаж 3), который вляпался в неприятную историю: тетя Розальба (персонаж 1, даритель) помогла мне, взяв обещание, которое мне теперь придется сдержать. Но мне совершенно не хочется его сдерживать, мне хочется обмануть Бабу-ягу, гнома, волшебную речку или кого там еще. Теперь должен появиться персонаж номер 6, помощник, и хорошо бы ему поторопиться, потому что Баба-яга уже затопила печку.
– Квартира нам понадобится с восьмого по десятое апреля. И за неделю до того мы привезем декорации. Все, увидимся, мы опаздываем на спектакль Иды Балестрины.
– Что тебе делать на спектакле Балестрины? Ты всегда терпеть ее не могла! – злобно отвечаю я. Моя благодарность уже улетучилась, сменившись негодованием.
– Не устаю надеяться, что хоть один ее спектакль пройдет удачно. Жюльен, оставь кота в покое.
Жюльен с трудом поднимается на ноги и все той же утиной походкой враскачку направляется к двери. Пока они еще не ушли, я вываливаю тете жестокую правду:
– Нет. Ты ходишь на спектакли Иды Балестрины, чтобы убедиться, что они ужасны. Если она поставит хоть что-то сто́ящее, ты просто лопнешь от злости.
– Да ты вся в мать, – улыбаясь качает головой тетя. – Есть у вас страсть к правдорубству.
– И что дальше? – спрашиваю я у Мануэлы, пока мы надраиваем до блеска адвокатскую контору «Бруски, Маленотти и партнеры». – Мне удалось решить одну проблему, нажив себе другую. И как мне быть дальше?
Очевидно, что Мануэла – это персонаж номер 6, помощник героя. Я жду не дождусь, когда она уже выудит из кармана волшебное кольцо, шкатулку, исполняющую три желания, или что там мне полагается. Но вместо этого она протягивает губку для уборки.
– Когда там у нее этот спектакль?
– Восьмого апреля, а потом еще девятого и десятого.
– И что сейчас об этом думать? Еще февраль не закончился. До восьмого апреля может случиться что угодно. Хоть конец света.
– Да ты оптимистка!
– Как будто ты не знаешь, что в любой момент Землю может снести каким-нибудь метеоритом, а эти из НАТО все от нас скрывают.
– Из NASA вообще-то.
– Ага, оттуда.
Мануэла продолжает протирать стол адвоката Маленотти, а я иду в соседний кабинет – адвокатессы Риги. Там сейчас наводит порядок та самая Антоньетта, которая так и не устроилась в «Зару» и работает теперь с нами вместо девчонки, ушедшей в декрет.
Простите, ошиблась. Антоньетта вовсе и не думает работать. Она сидит за столом и листает журнал. В открытом ящике лежит пухлая стопка таких же. Когда я вхожу, Антоньетта, ничуть не смутившись, замечает:
– Эта адвокатша весь офис журналами завалила, небось совсем не работает.
– Ну, ты тоже не перетруждаешься, – отвечаю я и, скрестив руки на груди, встаю в позу, символизирующую осуждение.
На самом деле Антоньетта мне даже симпатична. Она темненькая и кругленькая, как Мануэла, и носит косички, которые я обожаю. Когда отращиваю волосы, тоже заплетаю косы. Но я плету самые обычные, а она – шикарные, французские, что начинаются прямо на макушке. Я такие никогда не умела плести. Однажды Агата пробовала мне помочь в этом деле, но результат оказался таким, что мы с ней полдня потом провели в депрессии.
– Да нет же, я работаю. Просто решила немного отдохнуть.
– Опять?
– Да что ты ко мне прицепилась? – вспыхивает Антоньетта. В чем-то она даже права, потому что это ей решать, когда отдыхать. Вот только завтра эта Риги обнаружит, что пыль не вытерта, начнет возмущаться, и бюро на раз-два найдет других уборщиц. В этих джунглях, где каждый борется за рабочее место, клининговые компании яростно дерутся за каждый лакомый кусочек…
Я замолкаю, беру чистящее средство и разбрызгиваю его там, где требуется. Антоньетта молча наблюдает за мной, а потом откладывает журнал и фыркает.
– Меня это все жуть как задолбало, если тебе интересно. Я в Турин из Калабрии не убираться приехала. Попробуй сама жить с тремя детьми в комнате. Найдись нормальная работа, я бы сняла отдельную.
Меня восхищает, насколько реалистично Антоньетта воспринимает жизнь. Ее амбиции ограничиваются комнатой, она не помышляет о квартире или доме. И тут в моем криминальном мозгу возникает план, с помощью которого я смогу разом избавиться от кучи проблем.
Когда Федерико выскальзывает из моей кровати, ночь вторника успевает смениться утром среды. Я притворяюсь спящей. Смотрю на него из-под опущенных ресниц и планирую отношения как с женатым – встречаться будем только ради секса, никаких совместных выходов в свет. Федерико мне нравится, моментально меня заводит. Ночью, когда его вступительная ария наконец отзвучала («Тебе нравится? Все в порядке? Ты уверена? Я продолжаю?»), все было очень даже хорошо. В какой-то момент, пока он тискал меня на диване, я не выдержала. Вскочила и заявила: «Слушай, замолчи, а то я тебя покусаю. Я сама скажу, если что будет не так, договорились?» После этого все пошло как по маслу, так что, если мы встретимся еще раз, я буду рада. Но вот в бар с его друзьями я больше ни ногой.