Конечно, я заметила, что Лоренцо ходит надутый, но думала, что это все из-за моего возвращения. Когда я сообщила, что приду на несколько дней, он был очень недоволен. Возмутительно, учитывая, что квартира все-таки моя и что я любезно позволила ему в ней пожить. Но, похоже, дело не только в этом.
– Они поссорились, – коротко говорит мама.
– А, вот оно что.
Вообще-то ссориться – нормально для любой пары, но только не для Лоренцо и Муффы, потому что они не ссорятся вообще никогда. А если и ссорятся, то не при нас. Да они просто неразлучны! Что вообще происходит? Почему все самые крепкие пары в моем окружении вдруг решили разругаться?
– Наверное, магнитная буря. Агата и Пьетро тоже повздорили. Мам, хоть у вас с папой все в порядке?
– Если ваш отец с кем и станет ругаться, то разве что с арбитром, – отвечает мама.
Зато насчет продажи квартиры она немного успокоилась, и то хорошо.
После сестер-пенсионерок она приводила состоятельного мясника, который, впрочем, хотел, чтобы квартира была в доме, построенном не больше пяти лет назад. Пока что других желающих посмотреть обиталище Галанти не нашлось. Не то чтобы она совсем сдалась, но уже начала сомневаться в успехе.
– А что случилось-то? – интересуюсь я, а потом залезаю к Лоренцо в тарелку и ворую у него котлету, просто из вредности. – Вы же никогда не ссоритесь.
– Да все из-за того, какую песню исполнять на X-Factor.
– Не можете договориться?
– Я хочу исполнить что-то нашего сочинения. Типа «Shrieking Star».
Из осторожности я предпочитаю не высказываться на эту тему. Я уже однажды слышала эту композицию и заранее сочувствую членам жюри.
– А она что предлагает?
– Полный отстой, сказать стыдно.
– Говори.
– Нет уж. Мне даже думать об этом противно.
Я поворачиваюсь к маме, которая одними губами шепчет «не-зна-ю».
– Кавер, что ли?
– Ну да, кавер. Она говорит, что жюри нравятся каверы, но это адское старье, как можно вообще такое играть?
Мне так и не удается добиться от Лоренцо названия песни, и я решаю потом написать Муффе и узнать, что же она все-таки предлагает.
Воскресенье идет своим чередом. Я ем у родителей и иду к себе вздремнуть, потом смотрю три серии «Венецианки» и ставлю пластинку нового для меня классического композитора – Генделя. Вообще с ума сойти, называется «Музыка на воде». Никогда не думала, что буду слушать всех этих странных композиторов в кудрявых париках. Я всегда была против барокко, но Галанти убедил меня, что Генделя все-таки стоит послушать, я уступила и обнаружила, что он прав.
Ах да, я же не говорила: мы с ним периодически переписываемся. Он советует, что послушать, а я ему отвечаю, хоть меня и бесит писать в ватсапе на «вы». Как по мне, это просто противоестественно.
Пример нашей музыкальной переписки:
«Посмотрите двадцать седьмой диск слева в третьем ряду. Это Чайковский. Полагаю, Вам понравится».
«Вы что, помните, где каждый диск стоит?»
«Разумеется. Они расставлены в алфавитном порядке, по авторам и названиям произведений».
«Вот это да! Невероятно. На самом деле Чайковского я уже послушала. И знаете что? Моя жизнь бесповоротно изменилась».
«Я не удивлен. И что же в ней изменилось?»
«Даже не знаю. Появились новые цвета вокруг, как будто их в фотошопе подкрутили. Хотя, скорее, цвета уже были, просто появились новые оттенки. Не могу объяснить».
«Вы отлично все объяснили. Доброй ночи, Бриджида».
Обычно, когда он пишет «доброй ночи», я понимаю, что на этом разговор окончен, и больше не пишу. Думаю, это единственное, что нас объединяет: я тоже ненавижу долгие разговоры в ватсапе. Хочешь общения? Позвони. А не хочешь звонить – так и не пиши. Слабо себе представляю, чтобы Галанти мне позвонил, – ну разве что по каким-нибудь деловым вопросам. Поэтому на «доброй ночи» наше общение прекращается.
Дослушав Генделя, я чувствую себя живой и красивой, так он на меня действует. Вышагиваю по улицам, точно на мне роскошные туфли на высоченном каблуке (хотя на самом деле это все те же сверкающие кеды на плоской подошве). Направляюсь к мосту Россини посмотреть, как там Агата с Пьетро.
Пьетро – мой друг, не просто парень подруги. Я его знала еще до их знакомства с Агатой: мы вместе ходили в воскресную школу. Агата – нет, потому что ее родители против всего церковного и священников терпеть не могут. В моей же семье на этот счет есть разные мнения. Бабушка Тереза очень набожна, а вот моя кузина Розелла совершенная атеистка и с трудом вспомнит, кто сейчас папа римский.
Когда мне было шестнадцать, я помогала устраивать всякие развлечения в воскресной школе и однажды уговорила Агату помочь мне с настольными играми на Рождество. Все проблемные дети нашего района обожали томболу[13], так что организаторов всегда не хватало. Пьетро тоже вызвался помочь, и – та-да! – эти двое познакомились.
Так что когда я говорю, что у Пьетро точно никого нет, я говорю это со знанием дела. Выбрав работу сантехника, он сделал правильный шаг. Он красивый, не слишком высокий, но отлично сложен. Понятно, что с его профессией самая классика – это завести роман с хозяйкой квартиры. Правда, проблема с этой классикой в том, что она, может, и основана на реальных историях, но сильно приукрашена. Конечно, есть немало хозяек, которые пристают к сантехникам, или сантехников, которые пристают к хозяйкам, но это не о Пьетро. Я лично помогала ему искать восемнадцать подарков разного цвета на восемнадцатилетие Агаты. Он совершенно точно ее любит.
Подойдя к мосту, я вижу обоих на скамейке в обычном месте: крохотном зеленом островке посреди цементных джунглей у самого начала виа Катания. Они сидят в компании. Чисто внешне всё как всегда.
Агата в отличном настроении, а Пьетро, как всегда, ее обнимает. Для меня это знак: любящий мужчина прикасается к своей женщине. Когда видишь парочку, которые все такие «любимый» да «милая», но при этом вообще друг до друга не дотрагиваются, – это все вранье. А если оба молчат, но он кладет руку ей на бедро, а она гладит его по затылку, – значит, любят друг друга. Интересно, понимают ли это философы, пишущие об отношениях в паре.
Но тут кое-что заставляет меня насторожиться. Когда Агата отворачивается, чтобы кому-то ответить, Пьетро переглядывается с Ванессой. Она слегка ему кивает, и он делает едва заметный жест, что-то вроде «не сейчас».
Может, это ничего и не значит, но я чую, что здесь какая-то тайна. К несчастью, Ванесса не слишком воздержанна в том, что касается парней. Понятно, что, когда ты так хороша, держать себя в руках довольно сложно, да еще и она только что с кем-то рассталась. Ей, конечно, нравится уводить чужих парней, но, честно говоря, я не думала, что она позарится на Пьетро. Она же дружит с Агатой и со мной, мы Рождество вместе празднуем и в отпуск вместе ездим. Нет, не могла она на Пьетро глаз положить. И все же что значили этот взгляд и этот жест?
Мне становится неприятно. Я говорю, что должна прибрать в квартире до приезда хозяина, и ухожу.
В понедельник, отправляясь к синьоре Эдере и запирая дверь на ключ, я уже немного скучаю по квартире. Кто знает, вернусь ли я сюда? Все зависит от Трапезунды. Если Галанти не заметит разбитую лампу, может, и вернусь, а если заметит, могу сразу отправиться в тюрьму. Интересно, что самого Дамиано я даже ни разу не видела. В смысле, в обычной жизни. Похоже, что и теперь мы вряд ли познакомимся. Скорее всего, он позвонит и скажет, что улетел и я могу вернуться в квартиру. Хочется надеяться, что так и будет… Господи, сделай так, чтобы он не стал рассматривать лампу.
У синьоры Эдеры все нормально. Хотя ей уже звонили из соцслужбы и попали на Антоньетту. Но мы были к этому готовы.
– Я сказала, что я – ее дальняя родственница из Калабрии, в Турине просто проездом.
– Нет у меня там никаких родственников! – возмущается синьора Эдера. – В Калабрии же одни калабрийцы!
– Синьора Эдера, как вам живется с Антоньеттой? – спрашиваю я, помогая старушке выбрать блузку.
– Как-как… Вечно крутится под ногами.
– Хотите, чтобы она уехала?
– Что ты, что ты! Зачем ей уезжать! Но родственников в Калабрии у меня нет, так и знай.
– Но если сказать соцслужбе, что у вас нет родственников в Калабрии, они забеспокоятся и решат, что Антоньетта мошенница и хочет забрать у вас пенсию. Тогда ей придется уехать.
Когда ты уже поднаторела с детьми, договориться со стариками проблем не составляет. Наверняка какой-нибудь философ уже написал об этом книгу.
Но синьору Эдеру голыми руками не возьмешь.
– Раз она хочет здесь жить, пусть платит. Она мне не родня.
Переключаем внимание.
– А вы знали, что Исанлоран тоже был из Калабрии?
– Из Калабрии, как же! Что за ерунда!
– Честно-честно. У него калабрийские корни. Его настоящее имя – Иво Санлоренцо.
– Быть не может. Ты точно знаешь?
– Конечно. Когда ему было семь, его родители переехали во Францию и сменили фамилию, чтобы их не нашла мафия. Как вам вот эта блузка в клеточку?
Ах, если бы жизнь была так же проста, как синьора Эдера.
Но жизнь совсем не такая. Во вторник после обеда, когда я лежу в кровати в своей любимой квартирке и собираюсь встать, чтобы бесцельно пройтись по центру, раздается звонок. Это Галанти.
При виде его имени у меня сердце едва не выскакивает из груди. Наверное, рассмотрел лампу. Что же делать?
Все отрицать. Я всегда все отрицаю. У меня же нет ключа от спальни, а значит, войти и разбить лампу я не могла. Все просто.
– Алло! – дрожащим голосом отвечаю я.
– Добрый день, Бриджида. Надеюсь, я вас не отвлекаю. Хочу попросить об одном одолжении.
Кажется, я спасена!
– Я приехал в Бра навестить Родольфо… А тут звонит Федерико и говорит, что хочет показать квартиру. Эти клиенты в Турине всего на несколько дней, так что показать ее надо именно сейчас. Вы не могли бы подойти передать ключи?