Это катастрофа.
5.Вишневый Кампьелло
– Тетя, я вляпалась в ужасные неприятности, и только ты можешь меня спасти.
Эти слова тетя Розальба слышит от меня не впервые. Она всегда меня выручала: когда в школе я тусовалась до поздней ночи и боялась, что мне достанется от родителей, то ночевала у нее. Когда я получала замечание от учителя, в дневнике расписывалась тетя, прекрасно умеющая подделывать подпись своей сестры, то есть моей мамы. Когда я отправилась в Англию и спустила все деньги, когда я не знала, что надеть на свидание с самым красивым парнем нашей школы, когда я сомневалась, стричься мне или нет, когда я потеряла цепочку, которую мне подарила на первое причастие бабушка Зоэ… Тетя помогла мне сотню раз, если не тысячу. Всегда, когда я вляпывалась в неприятности, она умудрялась проявить удивительную смекалку и исправить ситуацию. Господь всемогущий, сделай так, чтобы она спасла меня и на этот раз.
– И что же ты натворила?
– Я разбила лампу Тиффани в квартире человека, на которого сейчас работаю. Настоящую, не подделку.
Тетя ненадолго погружается в молчание.
– Приходи завтра на спектакль, потом поужинаем и все обсудим.
– Лампу приносить?
– Нет. Ее лучше вообще не трогай.
Мне тут же приходит на ум совет, слышанный от дедушки Энрико: если произошел несчастный случай, нельзя менять положение тела пострадавшего. Нужно положить ему под голову подушку и вызвать скорую помощь. Уж не помню, по какому случаю он это сказал, – возможно, мы видели аварию и кто-то лежал на земле, а вокруг суетились люди. Так или иначе, дедушкин совет отпечатался в моей памяти раз и навсегда. Не то чтобы я мечтала увидеть страшное лобовое столкновение и применить полученные знания на практике, но при случае уж точно не попаду впросак. Я сразу укажу бесцельно толкущимся вокруг людям, что делать: «Не трогайте его! Подушку под голову, и пусть лежит!» Будем надеяться, что у кого-то из прохожих окажется с собой подушка.
Я стою, глядя на осколки на полу, и ничего не трогаю. И подушка истерзана в клочья. Я и так уже натворила дел, так что лучше оставить все как есть.
Я убеждаюсь, что кошки не прокрались, и запираю дверь на ключ. Подождем мнения экспертов.
Тетя работает в театре за виа Гарибальди, в одном из крошечных переулков, про которые никогда не скажешь наверняка, видел ты их на самом деле или они тебе просто приснились. Если забредешь в такой и потом захочешь вернуться, дорогу вряд ли вспомнишь. Когда-то это был театр при церкви, но теперь он вошел в театральную сеть, поддерживающую спектакли маленьких театральных проектов Пьемонта. Тетя – одна из актрис, известных в узких кругах; так сказать, местный бриллиант. В Турине ее все знают, в Пьемонте о ней кое-кто слышал, но если доедешь до Мантуи и спросишь кого-нибудь, видел ли он новый спектакль с участием Фьяммы Фавилли, то в ответ получишь только недоуменный взгляд.
Фьямма Фавилли – сценический псевдоним. Вам кажется, немного вычурно? Я тоже так думаю, и не раз говорила об этом тете. Ну чем плоха Розальба Ланца?
– Меня воротит от этого имени, – отвечала она. – С таким только свадебные платья продавать.
– Ну, оставь только Роза или Альба.
– Роза никак не годится. Не люблю розы. Альба тоже не то, сразу трюфели на ум приходят[3]. Не хочу, чтобы мое имя ассоциировалось с грибами.
Вот почему моя тетя так и осталась актрисой, известной в узких кругах. Она не понимает, что во всей Европе, за исключением региона Пьемонт, слово «альба» означает восход солнца, а не трюфель. Так или иначе, тетя выбрала себе сценическое имя Фьямма, что означает, что она пламенно – «fiamma» по-итальянски означает «пламя» – горит театром, а для еще большего эффекта взяла фамилию Фавилли, то есть «искрящая». Умеренность ей претит, как и имя Розальба.
У тети есть своя труппа, и называется она «Танец валькирий». Тетя там и режиссер, и актриса. Труппа триумфально гастролирует по малым городам Пьемонта – от Бьеллы до Кунео и от Вербании до Иврии. Иногда ее спектакли доезжают аж до Новары, а это уже почти в Ломбардии.
Сегодня в театре идет «Вишневый Кампьелло», постановка по мотивам «Вишневого сада» Чехова и комедии Гольдони «Кампьелло». Сценарий написан лично тетей Розальбой. По сюжету Раневская из «Вишневого сада» попадает во временну́ю петлю и отправляется в Венецию XVIII века, где переживает разные нелепые ситуации. Режиссер пьесы – тетя Розальба. Художник-постановщик – тоже тетя Розальба. В остальных ролях юные ученики театральной школы тети Розальбы, загримированные под дам средних лет и их кавалеров. Само собой, эту постановку я видела уже не раз, так что мой нынешний визит в театр – своего рода плата за тетину помощь. Если, конечно, в этой ситуации можно как-то помочь.
Я сажусь в третьем ряду и пересчитываю зрителей. Тридцать один. Неплохо. В зале воцаряется темнота. На сцене загорается свет.
Появляется тетя, одетая как чеховская героиня – вся в белом, в шляпке с вуалью на голове и дорожным саквояжем в руке. Она с удивлением оглядывается по сторонам. Это и понятно: слева от нее из-за кулис высовывается нос гондолы, а даже такая чудаковатая дама, как Раневская, должна понимать, что гондолам в вишневом саду совсем не место. Она решает сделать вид, что ничего особенного не происходит, и отважно начинает свой монолог.
ТЕТЯ/РАНЕВСКАЯ. Детская, милая моя, прекрасная комната! Я тут спала, когда была маленькой!
Раневская оглядывается по сторонам и понимает, что что-то не так. Похоже, комната совсем не та.
Входит Лучетта.
ЛУЧЕТТА. Сестра Орсола, и Вы здесь?
ТЕТЯ/РАНЕВСКАЯ (как ни в чем не бывало). А Дуняша по-прежнему все такая же, на монашку похожа!
ЛУЧЕТТА. Э? Что она сказала?
И так два часа без антракта. В конце Лопахин поджигает гондолу, а Раневская, прежде чем уйти со сцены, произносит монолог.
ТЕТЯ/РАНЕВСКАЯ. О моя Венеция, о чистота моя! Здесь я спала, отсюда глядела на Венецию, счастье просыпалось вместе со мной каждое утро, и тогда ты была точно такой, ничего не изменилось. О моя Венеция! Здесь жили отец мой и дед, и я люблю этот город и хочу попрощаться с ним. Без Кампьелло жизнь моя не имеет смысла…
И так далее и тому подобное.
Спектакль подходит к концу, тридцать два зрителя отчаянно хлопают, тетя и ее ученики многократно выходят на поклон, и вот настает тот долгожданный миг, когда мы с тетей сидим в мексиканском ресторане, а перед нами стоят тарелки с тако и фахитос.
Тетин наряд кажется просто фантасмагорическим по сравнению со скромным платьем, в котором она была на сцене. На ней пышное платье ярко-розового цвета. Поверх него наброшено зеленое нечто из плотной ткани – тетя называет это «бушлат». На шее красуются три нитки внушительных бус, пальцы унизаны кольцами, а в ушах серьги в этническом стиле, принадлежащие неизвестной культуре, узнать о которой побольше мне вряд ли когда-нибудь захочется. От веса всех этих украшений меня бы согнуло пополам, но тетя весело щебечет, пригубив свою «маргариту»:
– Так что там у тебя? Будешь жить три месяца в квартире этого Галанти?
– Только если он не узнает, что я разбила лампу. Потому что тогда он тут же примчится из Таллина и выставит меня из дома или даже убьет. Тетя, умоляю, скажи: ты знаешь кого-нибудь, кто ее так починит, чтобы он ничего не заметил? Кто бы мог это сделать?
– Гарри Поттер, – отвечает тетя, но мне совсем не смешно.
– Ну пожалуйста! Ты же столько народу знаешь. У тебя такие знакомые! Им что угодно под силу. Взять хоть твоего художника-декоратора…
– Не говори ерунды. Но кое-что я все же могу посоветовать: выбрось из головы мысль, что это оригинальная лампа Тиффани. Это совершенно исключено. Такие только в музеях остались! Их на аукционе за несколько сотен тысяч евро продают. Если не миллионов.
– А если это все-таки оригинал? – едва слышно шепчу я и опускаю голову на руки. – Там ведь их клеймо. И на основании, и на абажуре…
Мне даже не удается договорить – голос не слушается.
– Тогда уезжай из страны! – отрезает тетя и откусывает тако. Протягивает мне бутылку воды и продолжает: – Попей водички, подыши. Скорее всего, это точная копия, такая стоит всего несколько тысяч евро. Ну, скажем, десять.
– Но тетя! Для меня что миллион, что десять тысяч – нет разницы. У меня на счету тысяча двести, и это я еще не на мели.
Фьямма Фавилли встряхивает рыжей шевелюрой. Я смотрю на нее. Какая же она красивая! Говорит, что ей пятьдесят шесть, но сколько на самом деле, знают лишь мама и бабушка, а они поклялись никогда не раскрывать эту тайну. Зеленые глаза, светящаяся кожа, небольшие морщинки, по которым видно, что никаких операций она не делала. Правда, кожа на руках немного не в тонусе и линия подбородка уже не такая четкая, но все же тетя очень красива. Куда красивее мамы или меня.
– У меня нет десяти тысяч, чтобы тебе одолжить.
– Так я и не прошу! Мне надо найти человека, который смог бы починить лампу, чтобы хозяин не понял, что она была разбита. Он же не рассматривает ее каждый день…
– Наверняка у него есть фотографии. Слушай, – решительно обрывает тетя, – завтра я зайду и посмотрю, что это за лампа, но прежде созвонюсь кое с кем. У нас есть еще целых три месяца. Уж за это время решение найдется. А теперь перейдем к серьезным вопросам. Как у тебя с кавалерами?
Направляясь к дому по оживленным ночным улицам Квадрилатеро, я чувствую себя немного лучше. Я верю, что тетя что-нибудь придумает.
И она придумает. К сожалению.
6.Ужин с диббуком
Я просыпаюсь в приподнятом настроении. Тетя Розальба всегда разруливала мои проблемы, почему сейчас что-то должно пойти не так? Встаю довольная: вид комнаты, где я спала, не может не радовать. Бывшая детская Бедняги Родольфо (отныне я называю его про себя Б. Р.) постепенно превращается в обжитое пространство: на стуле висят мои легинсы и лежит пачка лакричных тянучек (утешение в трудные минуты жизни), на полу валяется наполовину разобранный рюкзак, на столе – три книжки: та, которую читаю сейчас (а я в третий раз перечитываю Поттериану и уже дошла до «Даров Смерти»), и те, что буду читать потом, – «Брак по расчету» Джорджетт Хейер и «Здравствуй, грусть!» Франсуазы Саган. Последнюю я приобрела на книжном развале. Продавец сказал, что вышла она давно, но вызвала большой скандал, так что я сразу ее купила. Любопытно узнать, что могло вызвать скандал столько лет назад.