Бо́льшую часть вечера Стэнли снимал не ту комнату – много часов бесполезной записи темной спальни, пока косые лучи солнца отступали от стен над кроватью. Видимо, в семь сорок две он проверил камеру, потому что картинка изменилась. Пейтон режет на кухне клубнику и салат. Она в спортивных шортах и толстовке, спадающей с плеча. В коротком коридоре, ведущем в ванную, стоят пластиковые тазы и металлические баки, но Стэнли слишком приблизил изображение, отрезав все остальное.
Я представляю, как Стэнли спешит сюда, и тут, возможно, его окликнула жена или завыл Оскар, требуя его впустить, Стэнли навел камеру на кухню, но не успел нацелить ее точно – так я предполагаю. Почти двадцать минут камера записывает тазы. Около восьми появляется Альбион с рулоном ткани. Ее алые волосы подняты в тугой пучок и сколоты карандашами. Шея белая, как у камеи, я назвал бы ее лебединой, но это прозвучало бы так, будто я влюблен. На записанном Стэнли видео Альбион одета лишь в спортивный топ, облегающие шорты и тенниски. Несмотря на рост, она сложена атлетически и держит рулон ткани без каких-либо усилий. Может, она когда-то играла в волейбол. Или в теннис. Я смотрю, как Альбион отмеряет и отрезает кусок ткани и погружает отрезы в каждый таз.
Я представляю, как они вместе ужинают, но стол вне поля зрения. Я смотрю на тазы. После девяти Пейтон возвращается к кухонной раковине. Альбион появляется на записи около половины десятого. Она опускается на колени и достает ткань из тазов – та окрасилась в глубокий фиолетовый цвет. Альбион развешивает ткань сушиться на веревке, краска стекает в пластмассовый таз. Ее руки тоже фиолетовые, как будто она давила виноград на вино. Я наблюдаю за ней. На мгновение появляется Пейтон. Альбион смеется.
Через несколько минут Альбион зевает и потягивается, поднимает руки над головой и расправляет плечи. Просмотр окончен. Ткань развешена, и Альбион уносит тазы в ванную. Больше она не показывается. Я перематывал запись вперед, но Стэнли пропустил то место, где Альбион забирает ткань, пропустил все остальное, как и все прочие визиты Альбион к Пейтон, а может, эти записи тоже удалили. Я перематываю к началу. Сижу на складном стуле на чердаке Стэнли и смотрю через окно на квартиру, дожидаясь Альбион. Пейтон нарезает клубнику и вынимает из маринада курицу. Появляется Альбион с рулоном ткани. Я наблюдаю за ней.
8 января
Граффити на доме Альбион срисованы не с «Порнократов», как я решил поначалу, а из печатного каталога модной одежды компании Agent Provocateur, такие каталоги дома мод распространяют среди инвесторов каждый сезон. Я нашел его на торренте – дерьмового качества, но образ ясен: три женщины, и две из них на поводках. Автор каталога, фотограф по фамилии Кудеске, видимо, вдохновился «Порнократами». Я отправил фото Гаврилу с вопросом, не знает ли он эту работу. Он ответил, что я могу спросить его лично, когда к нему зайду.
Искомому каталогу уже много лет, но Гаврил коллекционирует подобное: книги по фотографии, каталоги, у него целые коробки забиты вырезками из модных журналов, которые привлекли его внимание. Все хранится во встроенном шкафу, который он зовет «комнатой для чтения», и это единственное место, отделенное от никогда не заканчивающейся в квартире вечеринки.
Там теснятся складной стул с подушкой и столик с лампой под зеленым абажуром. На нем лежит блокнот. Гаврил прикрепил таблички к каждой полке, в три ряда заставленной каталогами, а на полу громоздятся сталагмиты бумаг. Он обожает показывать свою коллекцию, «подлинное искусство нашего столетия», обычно он раскуривает косяк, пока пускается в объяснения, проводит ладонью по щетине на голове, как будто в первый раз ее ощупывает, и говорит: «Не вижу причин, почему бы наш век не определить через таких характерных художников моды, как Гавр, Кудеске и Смитсон».
Он находит искомый каталог, но указывает на другой.
– Вот, глянь, это Гуччи. Прорыв Тини Мидзуки, офигительный политический репортаж. Он привез осеннюю коллекцию Гуччи в разбомбленные палестинские деревни сразу после гражданской войны. Не нанимал моделей, а нашел девушек на месте. Гениально, просто гениально.
– И давно он у тебя? – спрашиваю я, когда на свет появляется каталог Agent Provocateur – толстый, на три сотни страниц или больше, цветной, глянцевый, с коллекциями под названиями «Вверх» и «Вниз».
– Блин. Да не знаю я, брательник. Лет десять или одиннадцать? Лучшие каталоги самых дорогих брендов. Коллекционеров такого добра полно. Несколько месяцев назад я продал лишний экземпляр каталога Гуччи в исполнении Гавра и обеспечил себя ужинами на целый месяц. Тот, которым ты интересуешься, стоит немного, но все-таки не загибай уголки.
Насколько я могу судить, каталог не представляет собой что-то особенное, это бессвязный рассказ о блондинке и рыжей, которые проводят выходные в загородном особняке, где их обольщает каждый встречный – конюхи, повара и экономка. Тимоти описывал мне это – в точности как в том стриме, который он крутил во время своей депрессии, прежде чем вырвал Начинку. Может, эта книга сопровождала тот стрим. Мягкий вариант де Сада, каждая страница выглядит, будто из сказки, девушки с фарфоровой кожей предстают в разных стадиях раздевания, в каждой сцене новое нижнее белье. На сто тридцать шестой странице я говорю:
– Черт, да это же…
– Что? Что это? – спрашивает Гаврил.
Голая хозяйка особняка – в одних чулках, бальных перчатках и с повязкой на глазах – держит на поводках девушек, стоящих на четвереньках. Я сканирую и сохраняю изображение, позволяя мыслям сталкиваться друг с другом.
– Я все время вижу эту картинку, – объясняю я. – Сделанную на основе этого фото, только у двух девушек свиные головы. Она нарисована на доме Альбион.
– Кто такая Альбион? – спрашивает он. – Доминик, ты с кем-то встречаешься? Скурви сын…
– Я выслеживаю в Архиве девушку по имени Альбион. Она была моделью, возможно, ты ее знал.
Я показываю ему фотографию Альбион – может, он ее узнает, но Гаврил говорит, что она явно дилетантка.
– Классный снимок, – говорит он, – она милашка и могла бы с легкостью получить работу модели.
А потом прибавляет, что одно только появление в базе данных профессиональных моделей могло бы подстегнуть ее карьеру.
– Полно всяких идиотских сайтов типа «сама себе модель», где ты можешь ее обнаружить, – объясняет он, – но придется целую вечность перебирать доморощенные гламурные снимки, сделанные школьницами с иллюзиями, что одна фотография вознесет их к вершине.
– Она погибла в Питтсбурге.
– Ох, черт. Прости. Дай подумать. В общем, даже если она была профессиональной моделью или наполовину профессиональной, в то время не существовало таких сетей. Это фото – для рекламной кампании местного уровня, иначе ты бы нашел упоминания о ней, увлекающийся историей моды народ – это настоящие фанатики. Значит, это единственный снимок. Что-то местное, независимая студия. По этому снимку ты ее не найдешь, никаких шансов. Он даже не подписан. Никаких допов. Никаких ссылок. Расскажи о свиньях.
Я предлагаю рассказать обо всем, что накопал, за ужином. Гаврил хочет сходить в ресторан «Приманти». Я предлагаю что-нибудь другое – может, тот тайский ресторанчик, который он нашел, но он настаивает. Он ведет машину. Подпевает Beach Boys по радио, путая слова, а я смеюсь.
Он паркуется в Силвер-Спринге, и мы идем в «Приманти», аляповатый ресторан с питтсбургской тематикой, рядом с развлекательным парком. По залу растекается запах жира и спиртного, за уличными столиками посетители запивают пивом чизстейки с картофелем фри. Рядом с рестораном – сувенирный магазин почти такого же размера, набитый брелоками для ключей, открытками с видами Питтсбурга, магнитами и пивными кружками.
Здесь есть стена под названием «Питтсбургская», где люди пишут имена мертвецов. Думаю, она задумывалась как что-то наподобие мемориала войны во Вьетнаме, печальный монумент погибшим, но исписана фломастерами и вырезанными ножом именами, едва различимыми. Много лет назад я написал здесь имя Терезы, но с тех пор оно давно перекрыто другими. Даже сейчас кое-кто нацарапывает новые имена, пока ждет заказа, многие пишут собственные. Сколько из нас в самом деле пережили Питтсбург? Судя по документам, уцелела лишь сотня или около того, по чистой случайности они как-то скрылись от взрыва, и спасатели достали их из-под руин.
Очень много людей вроде меня, спасшихся по причуде судьбы, поскольку в тот день уехали из города. Я не знаю, сколько человек на самом деле пережили Питтсбург, но читал, что они как щепки подлинного креста Иисуса – если собрать всех вместе, количество этих людей превысит население Питтсбурга. В Начинке звучит «Пенсильванская полька», уламывая меня купить часы «Мы никогда не забудем» (ограниченный выпуск), фарфоровые статуэтки игроков команды «Питтсбург стилерз» или Барби в футболках и мини-юбочках цветов «Питтсбург пингвинз». Мы сидим на деревянной скамейке под портретом Франко Харриса в знаменитой игре 1972 года.
– Что будете пить? – спрашивает официантка.
Гаврил берет солодовое пиво, а я предпочитаю шоколадный стаут.
– Так кто такая Альбион? – спрашивает – Гаврил.
– Я работаю на человека по фамилии Уэйверли, – объясняю я. – Альбион – его дочь. Я ищу ее в Архиве. Теперь у меня установлен АйЛюкс.
– Как это ты сподобился?
– Бонус от фирмы. Никогда не слышал о компании «Фокал нетворкс»?
– Еще как слышал, – говорит он. – Постой, так ты на этого Уэйверли работаешь? На Теодора Уэйверли?
– И откуда ты о нем знаешь?
– Да мать твою за ногу, Доминик, он же практически изобрел Начинку. Во всяком случае, в нынешнем виде. По радио о нем рассказывали. «Фокал нетворкс» – это мозговой центр республиканцев. Они определяют политику Мичем.
– Охренеть.
– Ага, брательник. Еще как.
– Я в этом не замешан, – говорю я. – Как я уже сказал, я лишь выслеживаю Альбион.
– Странное имечко. Красивое, но странное.