Но главком Пантелеев, а может, и кто рангом повыше нашего славного адмирала, распорядился иначе. «Горынычи» и «Фульминаторы» только-только открыли по этой малышне пушечный огонь, а сверху окрик: «Отставить!»
Ну и ладно, ну отставить. Мы для вас победу добывали, мы своей крови не жалели, а теперь — получайте на свою голову двести свежих боевых машин врага. Кто знает, сколько джипсам времени надо, чтобы заматереть? Год? Месяц? А может, недели достанет?
Отдаете врагу победу — так уберите нас отсюда! Уберите! Разрешите отход! Ведь с минуты на минуту здесь будут все джипсы каравана!
Вместо этого — страшный приказ. «Организовать барраж над домной…»
Как будто это не вражье гнездовье, а объект особой важности, который надо прикрыть от неведомой угрозы сотней «Горынычей»!
В какие игры вы играете, главком Пантелеев?
В таком духе Цапко с Готовцевым и побазарил. Дескать, ладно бы еще, не добив врага, вернуться домой, но чтобы и врага не добить, и самим под удар подставиться…
Разумеется, комэск послал Цапко по матери и наши эскадрильи присоединились к истребителям с других авианосцев. Флуггеры распределились по слоям дискового построения и закружились вокруг раскрывшейся домны.
К слову сказать, долго так продолжаться не могло. Горючка заканчивалась.
Через двадцать минут мы должны были либо начать возвращение на борт «Трех Святителей», либо согласиться с тем, что реакторы наши заглохнут в аккурат на полдороге.
Тем временем весьма оперативно подоспели наши спасательные флуггеры — и это было единственным, что радовало. Большая часть расселась на земле между гроздьями опавших парашютов и занялась главным: нашими сбитыми ребятами. Несколько других флуггеров растянулись цепью и на предельно малой высоте пошли над полем боя, высматривая, нет ли где чего.
Такие чудеса бывают! Выбросит пилота, даже пусть и без парашюта, взрывная волна да швырнет в размоченную грязюку. Скафандр удар выдержит, радиомаяк загнется, а пилот — без сознания.
Обнаружить такого можно только визуально, с предельно близкой дистанции. Вот и летают спасатели, на чудо надеются…
Не успел я порадоваться спасению сбитых товарищей, как снова в наушниках раздался голос Готовцева:
— Говорит Кот. Внимание: приказ главкома! Повторяю: приказ главкома! Отключить автоматический захват целей. Ни при каких обстоятельствах не открывать огня по любым объектам джипсов. Ни в воздухе, ни на земле. Без приказа запрещен даже ответный огонь. Как поняли?
Ну поняли. Самоубийство. Амба. Двенадцать белых котиков.
— Вторая часть приказа. При появлении истребителей джипсов по команде комэсков всем покачать крыльями. Дать по земле залп из пушек, оконтуривая подступы к раскрытой домне. Наведение производить только вручную. Стрелять так, чтобы ни в коем случае не зацепить ни одного джипса на земле. После залпа снова покачать крыльями. Как поняли?
Ух. Вот теперь наконец-то действительно поняли.
Я по крайней мере понял. А кто не вник — тому комэски объяснили.
Рисковые у нас начальники — там, на «Варяге», а может, и в Генштабе. Если не в Совете Директоров…
Быстро сообразили, что эта малышня, которая из домны вылезла, — вроде заложников. Даже если джипсы на нас навалятся, мы успеем перестрелять все недогребешки — цели легкие. Одним «Оводом» можно полторы дюжины сжечь. Звездные кочевники должны бы это понимать.
Но если джипсам удастся показать, что мы уважаем их намерение плодиться и размножаться — пусть даже такими экстравагантными методами — и что мы малышей не обижаем, то, возможно, операция наша увенчается бескровной победой…
А если не увенчается? А если джипсам все по боку и у них одна мечта — отомстить нам за остальные домны? От тех-то небось тоже приплод ожидался?
А ну-ка, что будет делать Совет Директоров, если кто-то разбомбит десяток родильных домов, а одиннадцатый захватит и предложит переговоры?
Далеко ли после самых успешных переговоров уйдут террористы?
Сейчас узнаем, как обстоят у джипсов дела с прикладной этикой, сейчас-сейчас…
Армада джипсов приближалась. Они шли клином, с востока, на большой высоте.
Было их не так-то много — тридцать с хвостиком. Видать, нашим линкорам удалось-таки изрядно потрепать их астероиды, а заодно и стартовые шахты. Или, правильнее сказать — норы, гнезда?
Показалось острие клина — три гребешка. Еще пять… Еще семь… Вот и все уж видны, голубчики.
У меня снова началась мышечная дрожь. Сейчас как влепят рентгеновскими лазерами… Как влепят… А у нас клятый приказ: огонь не открывать! Пока еще наверху сообразят…
Но джипсы осторожничали. Они вышли к нашему барражу по касательной, перестроились из клина в такой же точно диск, как наш, и тоже закружились. Не война, а воздушный карнавал какой-то!
— Говорит Кот. Делай как я, — тихонько, будто боясь быть услышанным джипсами, приказал Готовцев.
Как и было условлено, мы помахали крыльями, шмальнули по безжизненной земле из лазеров и снова помахали крыльями. Это была самая страшная секунда. Я вжал голову в плечи и покосился на рычаг катапультирования. А ну как джипсы проявят «понимание» и дадут такой же точно залп, только не по земле, а прямо по нашим головушкам? Благо, позиция у них — лучше не придумаешь.
Но секунда прошла. Прошла вторая, пятая, двадцатая. Карусель крутилась, а никто в нас не стрелял. Вместо этого мы получили ответ: джипсы тоже покачались из стороны в сторону.
Начало плодотворному диалогу было положено!
А заодно и конец ему. Потому что ни в тот день, ни на следующий джипсы на связь не вышли. Ни радио-, ни световых, ни каких других сигналов гребешки не подали.
Как по мне — так, может, оно и к лучшему.
— Говорит Кот. Авиакрылья по одному возвращаются на авианосцы. Нам разрешено уходить прямо сейчас. Пойдем третьим маршрутом — над другими сейчас фейерверки. Режим движения прежний: никакой самодеятельности без приказа, полное радиомолчание, радары заглушены.
— Сирин на связи. Какие еще фейерверки?
— Поглядим, — вздохнул Готовцев. — Говорят, один астероид сошел с орбиты из-за обстрела с линкоров, развалился и надо ожидать страшного метеорного ливня. Другой астероид только что начал странную эволюцию. По мнению командования, он намерен приземлиться. Где-то в этих местах.
— Астероид?! Приземлиться?! Да где это видано?!
— А где видано, чтобы истребители как лягушата плодились? Меня так и подмывало брякнуть что-то про несработавших белых котиков Егора Кожемякина, да, слава Богу, хватило ума прикусить язык.
И правильно. Домой еще надо было добраться.
Но мы добрались. Правда, не все.
Насчет метеорного ливня командование не ошиблось. Оно ошиблось в другом: снаряды линкоров разрушили не один, а три астероида.
Но когда мы выходили на маршрут возврата, точные данные были только об одном метеорном ливне. Другие конусы обломков сформировались позже.
Объектов было настолько много, что захлебнулись даже объединенные вычислительные мощности Экспедиционного Флота. Просчитать безопасную траекторию движения наших машин стало невозможно.
Если бы не дефицит топлива в наших баках и не перегрев истребителей из-за длительного пребывания в атмосфере Наотара, мы могли бы уклониться то метеорных ливней самым грубым и самым надежным способом. А именно: уйти на безопасную сторону планеты и, обогнув район катастрофы по огромной параболе, с опозданием часа на два достичь своих авианосцев.
Но возможностей для маневра в масштабах целой планеты мы больше не имели. Кратчайший маршрут оставался нашим единственным путем домой.
Когда вечерний купол небес над нашим авиакрылом, насколько хватало глаз, расцветился метеорными треками, комэски передали по эскадрильям последний в том боевом вылете приказ.
«Строй разрешается не выдерживать. Каждый выходит из атмосферы, где считает нужным. Сбор — на борту «Трех Святителей».
Все. Как организованная сила авиакрыло перестало существовать. По одному, по два, по четыре флуггеры рванули в разные стороны, как стайка рыбок, в центр которой бросили камень.
Кто сразу свечой верх, кто влево-вправо, кто-то продолжил ломиться напролом вперед, кто-то решил пойти «змейкой». Одни надеялись на свою интуицию, другие — на везение, третьи — на опыт своих ведущих.
Поначалу опасных обломков было совсем мало — сотни тысяч мелких камешков сгорали в верхних слоях атмосферы, мимо нас пролетали единицы. Но когда мы поднялись повыше, поближе к открытому космосу (Черным Небесам, на флотском жаргоне), стало совсем худо.
Радар кишел красными метками угрозы. Непрерывно верещал зуммер.
Поначалу я пытался держаться за Бабакуловым. Но довольно быстро меня спугнул очередной вопль системы предупреждения столкновений.
Я чересчур резко принял вправо. Флуггер эпилептически затрясся. Мелькнула мысль: «Отвалились крылья».
Когда мне удалось выровнять машину, Бабакулова уже и след простыл. Какие-то обломки пронеслись на расстоянии прямой видимости. С философским спокойствием я принял их за останки истребителя моего ведущего и остаток пути полагался только на самого себя.
Помню, как дострелял остатки боезапаса лазерных пушек по раскаленному булыжнику, который, как мне казалось, летел прямо в лоб моему «Горынычу».
Помню еще, что видел яркую вспышку справа от себя. По сей день я почему-то уверен, что то взорвалась машина Фрола Кожемякина, хотя никаких доказательств этому нет.
Когда мой истребитель, получив символические повреждения, все-таки проскочил сквозь конус метеорного потока и караван джипсов остался позади, я самонадеянно посчитал себя единственным, кто уцелел из всего авиакрыла.
Но вот в наушниках прошелестел сиплый матерок Цапко. Сквернослова мягко пожурил Бабакулов. Тот послал эстета по матери. К перебранке подключился Готовцев. Потом прорезался и Егор.
Отведя душу, элита москитного флота перешла к подсчету потерь.
— Не хватает пока только Фрола и Саши, — заключил Бабакулов.