(Эстерсон подметил, что стоило только Варизу заговорить о предмете своего профессионального интереса, как темп речи офицера повысился раза в полтора. Голос его сделался резким, в нем зазвенела командирская сталь.)
— … Не исключено, что враждебные силы — предположим, чоруги — заслали сюда автоматическую разведывательную станцию. А может быть, и разведывательно-боевую. Мы запросили специальное водолазное оборудование, но прибудет оно нескоро. Поэтому я надеялся, что на вашей станции сыщется хотя бы скаф. Нам очень хотелось бы исследовать этот подводный объект визуально. Кстати, это было бы и в ваших интересах: если мы и вправду имеем дело с устройством инопланетного происхождения, соседство с ним может представлять опасность в первую очередь для вас.
— Увы, нет ни скафа, ни подлодки. Мягкие костюмы, как вы понимаете, не позволят спуститься так глубоко. — Лицо Полины выражало искреннюю готовность помочь и столь же искреннее сожаление, что помочь-то нечем. — Но уверяю вас, Вариз: вертолеты обнаружили один из наших подводных модулей. Когда проект официально закрыли, их не стали эвакуировать — сочли нерентабельным. Их просто списали. Так они и стоят там, на дне.
— А у вас нет карты с точным расположением модулей?
— Документацию и отчеты экспедиции увезла комиссия. Остался только наш с Андреем личный архив. В нем нет почти ничего о модулях, они были не в нашей компетенции.
— А сколько их было?
— Три. Но только один из них — металлический. Два других были изготовлены из радиопрозрачных и немагнитных материалов. Специально, чтобы не пугать местных гигантских головоногих, шестое чувство которых основано на восприятии мельчайших флюктуации магнитного поля.
— Ну что же… В таком случае не буду больше утомлять вас расспросами. Еще раз простите мою настырность. Но если вы заметите что-то необычное… Скажем, какой-то свет под водой, звуки, движение — я прошу вас немедленно сообщить об этом мне.
— С этими словами Вариз положил на стол перед Полиной своеобразную визитку. На ней — между прочим, на русском и немецком языках — были указаны имя, звание и должность владельца. А кроме этого — частоты персонального канала связи и позывные срочного вызова.
— Таких визиток в мои руки еще не попадало. Сохраню как сувенир.
— Надеюсь, не только как сувенир… — слащаво улыбнулся Вариз. — Кстати, ваши слова напомнили мне, что наступило время подарков!
Офицер взял в руки томик «Шахнаме», который все время беседы пролежал на краю стола и так примелькался, что Полина с Эстерсоном уже успели о нем позабыть.
— По решению Народного Дивана, — сообщил Вариз, — были заново переведены и переизданы старинные предания моего народа. Лучшие переводчики трудились над тем, чтобы все народы Объединенных Наций получили возможность узнать истоки нашей веры и нашего величия. «Шахнаме» — это сказание о славном герое Исфандияре, неутомимом борце с посланцами тьмы. Народный Диван надеется, что Объединенные Нации в скором времени узнают для себя много нового о моей Родине. Я верю, что «Шахнаме» станет ключом к пониманию между нами!
Покончив со словоблудием, Вариз с поклоном передал драгоценную книгу Полине. Та поблагодарила — насколько могла сердечно.
— Spasibo, — брякнул Эстерсон, в роли русского мужа молчаливый как рыба.
Вариз открыл рот, чтобы разразиться прощальным благодарственным словом гостеприимным хозяевам.
Да так и замер с отвисшей челюстью, глядя куда-то мимо Эстерсона.
Глаза его остекленели.
Рука поползла вниз — к голенищу сапога.
Полина и Эстерсон обернулись.
Размахивая лапами, с самым беззаботным и одновременно хозяйским видом по двору биостанции топал сирх.
Его шерстка была покрыта зелеными и серо-коричневыми пятнами нескольких оттенков. Это значило, что абориген только что выбрался из леса — ведь шкура сирхов, как помнил Эстерсон, обладает хамелеоновыми свойствами. «Сейчас погуляет по песочку и станет светло-желтым», — подумал конструктор.
Только в одном месте — на боку — Эстерсон заметил у сирха нежно-серое пятно. Шерсть в этом месте, похоже, никак не отреагировала на прогулку по лесу. Скорее всего не воспримет она и цвет песка на дорожках. Странно…
Появлению сирха Эстерсон изумился не меньше Вариза.
Несмотря на то, что аборигены Фелиции сегодня незримо присутствовали за их столом, оскверняя трапезу благочестивого пехлевана, конструктор давно уже перестал относиться к сирхам, как к данности подлунного мира.
После загадочной встречи с одиноким аборигеном на Необитаемом полуострове, Эстерсон ни разу не видел сирхов — даже издалека. Да и с Полиной у них хватало других тем для общения. Сирхов они вспоминали только пару раз — как существ, Полине знакомых, но не склонных к тесным контактам с людьми живущих по своим законам, отстраненно, будто бы в параллельной реальности.
Полину, однако, появление сирха нисколько не смутило. Она помахала рукой и выкрикнула тарабарское приветствие, из которого Эстерсон смог разобрать только нечто вроде «Кашид».
Сирх оглянулся на ее окрик. Шерсть на его лице на мгновение приобрела голубой оттенок. Он махнул лапой и, не уделив больше Полине ни грамма своего драгоценного внимания, направился прямиком к капустным грядкам.
— Да это же сирх! — воскликнул наконец сообразительный Вариз.
Он вскочил на ноги.
Плетеное кресло за его спиной опрокинулось с глухим стуком. В правой руке Вариза блеснул крошечный плоский пистолетик — извлеченный, видимо, из-за голенища сапога.
— Не сметь! — отчаянно крикнула Полина, тоже покидая свое кресло со стремительностью пантеры.
Эстерсон, сразу же позабыв о том, что ему лучше бы помалкивать, заорал на чистейшем шведском:
— Да вы с ума сошли, Вариз! Это всего лишь сирх!
Не обратив внимания на вопль Эстерсона, Вариз, не спуская глаз с сирха, спросил у Полины:
— Вы… общаетесь с аборигенами?
— Редко. Но иногда они все-таки приходят ко мне в гости. Немедленно уберите пистолет. Иначе я доложу о вашем поведении в консульство — и вашу бандитскую базу уберут с планеты за двадцать четыре часа!
Вариз перевел полубезумный взгляд на Полину.
— Что ж, законы гостеприимства священны, — прошипел он, нехотя отводя пистолет в сторону. — А насчет «бандитской базы»… не советую… Честное слово, госпожа Пушкина, лучше бы вам заниматься своей биологией.
Тем временем сирх, из-за которого разгорелся весь сыр-бор, и ухом не повел. Он присел перед самым большим капустным кочаном, оторвал от него огромный лист и, тихонько курлыкая себе под нос что-то умиротворенное, принялся жевать.
— Так вы… кормите его… капустой?! — Смуглое лицо капитана пошло серыми пятнами.
— Я ему не нянька, а он — не мое домашнее животное. Что хочет — пусть то и ест, мне не жалко.
В заключение их беседы капитана Вариза Мир-Мирое вытошнило капустным салатом. И неудивительно: ведь к этой капусте, возможно, прикасалось нечистое животное!
— У нас сегодня большой приемный день, — устало улыбнувшись, сказала Полина, когда взбешенный пехлеван убрался восвояси. — Давайте, Роланд, зайдем в дом за приставкой к моему переводчику и я познакомлю вас с Качхидом.
— Что-то знакомое… А, вспомнил! Это любимое имя сирхов. Что-то вроде «любитель качи», да?
— Вы не поэтичны. Не «любитель», а «влюбленный в качу».
— Однако ваш друг не блещет оригинальностью.
— В именах сирхов царит анархия. Вообще-то его зовут Тан У Боцу-Боцу. Но это имя — парадное. Сирхи обычно такие имена не используют. Да и передают их, как правило, не акустической речью, а цветовым переливом шерсти на лице. Для повседневной жизни взрослый сирх выбирает себе нечто вроде прозвища, на которое он охотно отзывается.
— Но если они почти все влюблены в качу, как же они различают друг друга по прозвищам?
— Да никак. В письменной записи они, конечно, рисуют имя полностью, логограммами. Нарисуют «Качхид Тан У Боцу-Боцу» — и все будет ясно. А так, в жизни, они идентифицируют друг друга по запаху, по ушам, по множеству других признаков, которые мы с вами даже не заметим.
— А этого Качхида вы давно знаете?
— Уже пятый год. Когда-то он жил в лесу недалеко от станции. Раньше мы с ним частенько виделись, гуляли вместе по берегу, собирали качу. Но за последний год я видела его только один раз. Кажется, в феврале.
— А что он делает в лесу? Сирхи ведь, кажется, раса оседлая? И живет компактными поселениями?
— Верно. Но мой Качхид — отшельник. Между прочим, он поэт и философ. Уважаемая персона среди соплеменников. Как он выражается, «его судьба — поиски Скрытой Качи».
— Да он интеллектуал!
— Вот именно. А эти самовлюбленные кретины из Клона считают, что сирхи лишены разума!
Разговор происходил в доме. Полина металась из комнаты в комнату, пытаясь найти, самодельную цветоэмулирующую приставку к ее переводчику (довольно старой модели, Эстерсон такой никогда не видел). У самого-то конструктора такая приставка была — без нее разговор с сирхом за пределами «моя-твоя-не-понимай» был невозможен, ведь основной смысл сирхи передавали и воспринимали не акустически, а визуально.
— Кстати, Полина, насчет этого клонского долдона. Вы ему правду сказали насчет модулей на дне океана? И насчет того, что на станции нет ни скафа, ни подлодки?
Полина, которая копалась в бездонном ящике письменного стола, отвлеклась и озорно посмотрела на Эстерсона.
— Все модули, конечно же, были эвакуированы — они больших денег стоят. Поэтому я понятия не имею, что нашел металлоискатель клонов. Но если их бредовая фантазия вдруг окажется явью — я буду только рада. Пусть автоматический разведчик чоругов проникнет на клонскую базу и взорвет там все к чертовой матери!
— Вряд ли это чоруги… — пробормотал конструктор, вспоминая о затонувшем «Дюрандале». — Все-таки как насчет скафа? Вы не ответили.
— Ага, вот она! — воскликнула Полина, извлекая наконец приставку из-под груды хлама. — Идемте, Роланд. Потом поговорим.