Кроме того, мы проводили учения по всем вариантам развития ситуации на этом направлении. Представители Генштаба приезжали посмотреть, как проводятся эти учения, но наш опыт так и не был перенят. А ведь там как раз отрабатывались действия усиленных батальонно-тактических групп по отдельным направлениям, что до сих пор является камнем преткновения для бригад «нового облика», отрабатывали действия в условиях отсутствия сплошной линии фронта, что теперь пытаются выдать за «ноу-хау» реформы, а также многое другое.
Отдельная проблема – обучение и подготовка личного состава. На тот момент личный состав служил уже полтора года, обученность и слаженность действий экипажей и подразделений, их управляемость находились на высоком уровне. Сейчас срок службы в армии сокращен до года, за такое время невозможно добиться хороших результатов, что, в случае ведения боевых действий, означает большие потери личного состава. Но ведь нельзя, прикрываясь политическими лозунгами, приносить в жертву необученных солдат. Если призывник половину своего срока службы, шесть месяцев, находится в учебном подразделении, а шесть месяцев – в войсках, это значит, что в период увольнения и призыва все наши части небоеспособны. Просто потому, что половина личного состава – необученные призывники.
Не менее важно сказать и о материально-техническом обеспечении. Оно было сделано с объединением тылового и технического обеспечения в одном районе под руководством заместителя по тылу. И это дополнение полностью оправдало себя, причём в сложнейших условиях, когда боевые действия армии нужно было обеспечивать за Кавказским хребтом, по трудным горным дорогам и чрезвычайно растянутым коммуникациям, в условиях встречной эвакуации мирных жителей. Зачем нужно было рушить эту систему, я не понимаю.
Об аутсорсинге. Его начали обкатывать при мне ещё на 33-й Ботлихской горной бригаде. Сколько денег туда вложили! Я хорошо помню, как содержание бригады взлетело на порядок – каждый месяц на «аутсорсинг» уходило семь миллионов рублей! Тогда три месяца поиграли в эти игры и бросили. Поняли, что никаких денег на такие эксперименты не хватит.
Отдельно должен сказать о медицинском обеспечении.
В мирное время это, прежде всего, профилактика и предупреждение заболеваемости личного состава. Теперь младший медицинский персонал в подразделениях сокращен, и, как следствие, наблюдается всплеск заболеваемости, вплоть до смертельных исходов. Не стоит обвинять в этом новую военную форму от Юдашкина, – виноваты бездумные «реформаторы», сократившие медицинский персонал.
А в ходе боевых действий будет необходима квалифицированная медицинская помощь на поле боя с последующей эвакуацией раненых. Так вот, куда, в какие госпиталя, в руки каких врачей и медсестер попадут эти раненые? Ведь военная медицина – это особая сфера здравоохранения, «гражданский» врач, даже очень хороший, здесь малопригоден, а система военно-медицинского образования уничтожается под корень. Медицинский «аутсорсинг» – неприемлем для армии.
Это частные замечания, а главным и несомненным итогом конфликта стало отражение грузинской агрессии против Южной Осетии, осуществленное частью сил одной общевойсковой армии – 58-й, во взаимодействии с воздушно-десантными войсками и авиацией.
К сожалению, бывшее военное руководство, стремясь скрыть собственные провалы, попыталось переложить на воюющую армию ответственность за все свои промахи и грубые ошибки. И это привело к тому, что реальная картина событий августа 2008 года была искажена. Одержанную победу выдали почти за поражение, а уже подготовленную к тому моменту реформу выдали за якобы «выводы» из конфликта в Южной Осетии. Пора, наконец, сказать правду и вернуть заслуженное признание солдатам, офицерам и генералам, одержавшим трудную, но уверенную победу над сильным противником, где немаловажную роль сыграли патриотизм, морально-психологический дух, верность присяге и идеалам страны, уверенность в своей правоте и готовность к подвигу.
Свой вывод из этого конфликта сделал и наш вероятный противник – «дядя Сэм». Там в очередной раз убедились, что российские Вооружённые Силы боеспособны, обучены, с работающей системой обеспечения и обслуживания, что они могут уверенно решать поставленные задачи. Не исключено, что именно поэтому наши вероятные противники так горячо поддержали последующую военную реформу и переход к «новому облику», который привел к развалу и уничтожению нашей армии.
Здесь мы обсуждаем очень правильные вещи, но это частности. Мы ищем вероятного противника, и это правильно, но еще страшнее внутренние угрозы в государстве, о которых мы не говорим. Хотелось бы видеть стратегическое, научно обоснованное, а не «заточенное» под видение руководителя государства на период его руководства, развитие нашего государства: что мы хотим построить, к какому сроку и как? Какими силами и средствами? У нас этого нет. Нет научного обоснования, нет преемственности курса развития государства. Когда оно будет, когда люди во главе государства, назначенные или избранные, будут за это отвечать, и в последующем нести ответственность за свой период руководства, – тогда у нас будет результат.
Андрей ЖУКОВ, доктор исторических наук, академик РАЕН.
Будущие военные технологии можно разделить по времени упреждения – то есть ожидаемого времени их возможной практической реализации и поступления в войска соответствующих систем оружия. Выделяются три такие категории.
Категория «А». Ближайшие, почти завершенные, находящиеся, условно, на финишной стадии стандартного инновационного цикла, т. е. на этапе опытно-конструкторских работ (ОКР). Их массовое поступление в войска уже началось либо может начаться в ближайшие 5–7 лет.
Категория «Б». Среднесрочные, которые находятся пока на стадии фундаментальных исследований либо переходят на этап научно-исследовательских работ (НИР). Их операционная готовность может быть достигнута примерно до 2030 года.
Категория «В». Долгосрочные, находящиеся пока в состоянии гипотез, предположений, т. е. представляют собой, по сути, научную фантастику. Материализация подобных идей если и возможна, то не ранее 2050 года и далее, до конца века. Здесь важно обратить внимание на слово «научная» – то есть эти гипотетические конструкции, хотя и выглядят фантастически, но не противоречат фундаментальным законам физики.
Использование технологий категории А в локальных вооруженных конфликтах можно видеть уже сегодня. Например, с начала 2000-х годов в бюджете Минобороны США фигурирует переходящая из года в год программа «Боевые системы будущего» (Future Combat System). Цель этой программы, а также множества сопутствующих подпрограмм – объединение всех участников боевых действий в единую сеть, обеспечение на этой основе новых возможностей ведения войны, повышение боевой эффективности и мобильности войск и вооружений, вплоть до отдельных военнослужащих.
Главные направления – во-первых, разработка методологии информационного обеспечения и управления войсками, особенно авиационно-космическими ударными группировками, т. е. реализация на практике давно укоренившегося в армии США принципа «си-куб-ай» (единства мониторинга, связи, управления и разведки), когда все информационные потоки «завязываются» в один узел, и управление боем осуществляется в реальном масштабе времени, дистанционно и из единого центра; во-вторых, создание новой роботизированной боевой техники (от беспилотных летательных аппаратов – БПЛА, до управляемых на расстоянии роботов-«пехотинцев» и роботов-боевых машин); в-третьих – разработка разнообразного ударного оружия высокой точности, действующего по принципу «выстрелил и забыл».
Всё это сегодня реально применяется в Афганистане и Ираке. БПЛА, например, разрабатываются более чем в тридцати странах мира, известны несколько сотен таких образцов, очень большое внимание этой теме уделяют Китай и Иран, чего нельзя сказать о России. Сообщения о недавнем не замеченном с земли облёте Ядерного центра Израиля иранскими БПЛА ясно говорят о технологических успехах Исламской Республики в этой сфере. Американские роботы-пехотинцы проникали в труднодоступные пещеры Афганистана для поиска и уничтожения вражеской живой силы.
К новым военным технологиям категории А можно, видимо, отнести и так называемые кибервойны или информационные войны, основанные на концепции «управляемого хаоса» с использованием возможностей Интернета, столь явно проявившиеся в ходе недавней серии революций «арабской весны».
Среднесрочные будущие военные технологии (категория Б) сейчас реально существуют, в лучшем случае, на стадии фундаментальной науки, т. е. еще задолго до этапа прикладных исследований и ОКР. В этом сложность определения их ожидаемых характеристик, для чего пока нет достаточного фактического материала. Тем не менее, определенные соображения можно высказать уже сейчас.
Признано, что сегодня мы находимся на нисходящей волне пятого информационно-технологического уклада, основа которого – компьютеры, телекоммуникации, Интернет, микроэлектроника, робототехника и другие подобные направления. Как было сказано выше, соответствующие этому укладу технологии находят сегодня активное применение в боевой практике. Поэтому можно предположить, что новые прорывные технологии в рамках пятого уклада, уже не появятся, и определяющими на ближайшие четверть века станут технологические подходы, отвечающие принципам нового, – шестого технологического уклада.
В этой связи оптимальным представляется следующий выбор направлений дальнейших отечественных военно-технологических исследований. Во-первых, не выходя за границы нынешнего уклада, попробовать сократить сегодняшнее отставание в военных разработках путем определенного повтора сделанного другими, что, кстати, само по себе совсем непросто. Сосредоточиться, прежде всего, на вопросах наблюдения, автоматизированного управления и связи, т. е. подтянуться до мирового уровня по возможностям дистанционного, бесконтактного ведения боевых действий и, соответственно, несколько ограничить усилия на других направлениях. Во-вторых, сделать скачок и нащупать «точки роста» уже в рамках шестого технологического уклада, другими словами, уйти от «режима повтора» и перейти к «игре на опережение»…