Доля расходов на национальную оборону в общих расходах федерального бюджета с 12,3 % в 2009 году повышалась следующим образом: в 2010 году – 12,6 %, в 2011 году – 13,9 % в 2012 году – 14.6 %. В текущем, 2013 году, она должна составить 16,0 %, в 2014-м – 17,6 %, и в 2015-м – 19,7 %, увеличившись за пять лет более чем в полтора раза. Для сравнения: доля расходов на национальную безопасность и правоохранительную деятельность за 2009–2014 годы увеличится с 10,4 до 14,2 %, доля расходов на национальную экономику сократится с 17,1 до 11.3 %, а на социальные нужды (кроме собственно социальных расходов, так как в рассматриваемый период в них включили пенсионные расходы, что сделало данные несопоставимыми) – с 10,8 до 8,5 %. Что, в целом, подтверждает выводы, сделанные нами в предыдущей главе.
Реальная военная нагрузка на государственные финансы окажется еще выше, так как заложенные в федеральный бюджет на 2013–2015 годы темпы экономического роста, при всей их недостаточности, представляются завышенными, а уровень инфляции – заниженным. В результате можно говорить даже не о риске, а о неизбежности возникновения «финансовых ножниц», когда стоимость проектов военной экономики будет расти, а реальное финансовое обеспечение – снижаться, как это сейчас наблюдается, например, при строительстве олимпийских объектов в Сочи.
Общие расходы России только на ядерное вооружение в 2013–2015 годах составят 101,15 млрд. рублей (в 2012 году – 27,4 млрд.). Значительная часть этих средств пойдет на создание ядерного подводного флота. Поставлена задача создать к 2018 году новую тяжелую межконтинентальную баллистическую ракету, полезная нагрузка (боевая часть) которой составит 5 тонн, тем самым вчетверо превысив аналогичный показатель твердотопливных «Ярсов» и «Тополей».
В целом расходы на разработку, закупку и ремонт вооружения, военной и специальной техники в 2013 году должны вырасти на 30 % до 1 трлн. рублей (столько же, сколько было потрачено за два предыдущих года), в 2014 г. – до 1,2 трлн., а в 2015 году превысят 1,7 трлн. рублей.
Гособоронзаказ в 2012 году превысил 900 млрд. рублей, а в текущем году он вырастет в полтора раза.
Вместе с тем в 2013 году 400 млрд. рублей, то есть 40 % расходов на ОПК, предоставляется в виде госгарантий под кредиты, причем компенсация на обслуживание займов гарантированно ниже реальной стоимости кредитов, а соответствующие десятки миллиардов рублей под видом закупок военной техники на самом деле пойдут на повышение прибылей коммерческих банков.
Таким образом, стремительный рост военных расходов сочетается с финансированием далеко не «по потребности».
В частности, выделенные бюджетом средства позволят увеличить число контрактников в 2013 году лишь на 30 тыс. чел. вместо 50 тыс., намеченных военными.
Официально публикуемые данные о военных расходах носят частичный характер даже в самых безобидных сферах. Так, в 2013 году на денежное довольствие военнослужащим и оплату труда гражданского персонала Вооруженных Сил предполагается выделить 935 млрд. рублей. Однако предусмотренные в том же федеральном бюджете расходы на эти цели – соответственно 341,9 и 146 млрд. руб. – составляют лишь чуть больше половины этой суммы: 487,9 млрд. руб..
«Среднее число питающихся» в российской армии определено в 400 тыс. чел., что в 2,5 раза меньше ее официальной численности (что, по-видимому, отражает наличие значительного числа гражданских специалистов, основная часть которых в армии не питается). Затраты на одного питающегося в сутки определены в 267,75 рублей, что представляется недостаточным. Но на обеспечение питания выделяется 41,7 млрд. рублей, хотя простое перемножение приведенных выше показателей показывает, что расходы должны составлять лишь 39,1 млрд. рублей.
Подобных примеров можно привести множество.
Поэтому нельзя полностью исключить и гипотезы о том, что решение финансировать модернизацию российской армии носило политический характер и было призвано, во-первых, получить голоса избирателей, занятых в ОПК России (таковых насчитывалось свыше 3 млн. человек), а, во-вторых, «купить» лояльность армейского и оборонно-промышленного лобби. Ведь не случайно главный военный прокурор Сергей Фридинский отмечал в 2011 году, что «только за последние 5 лет число осужденных российских адмиралов и генералов увеличилось в 7 раз» и «если пять лет тому назад в коррупционных преступлениях был замечен только каждый пятый из старших офицеров, то уже сегодня его совершает каждый третий».
Российские военные эксперты еще в начале 2011 года указывали, что «норма отката» при реализации гособоронзаказа достигает 60 %, в то время как при осуществлении госзакупок в целом этот показатель находится на примерно вдвое более низком уровне[4].
Косвенным подтверждением этого служит незначительность внимания, проявленного к системным вопросам восстановления финансового контроля в армии, в частности, отсутствия информации о намерениях восстановить военно-финансовую службу, фактически уничтоженную Сердюковым в ходе реорганизации Министерства обороны РФ. Это тем более обидно, что ОПК по самой своей природе выступает естественным локомотивом модернизации и в целом развития экономики.
Ключевой проблемой Вооруженных Сил (далеко не только одной нашей страны) является объективная заинтересованность руководства почти всех уровней к раздуванию расходов. Создание механизма, стимулирующего экономность и минимизацию расходов при обеспечении необходимого уровня обороноспособности – важнейшая задача, которая, однако, постоянно уходит в тень при рассмотрении ключевых вопросов военного строительства.
По мнению одного из наиболее авторитетных военных экспертов России Р.Пухова, еще до начала сердюковских реформ треть военного бюджета уходила «в песок». Последовательная хаотизация финансовой и имущественной сфер, характерная для этих реформ, как минимум не улучшила ситуацию и оставила новому министру обороны РФ С. К. Шойгу весьма тяжелое наследство.
Так, только Счетная палата выявила в 2012 году в части расходов федерального бюджета на национальную оборону финансовые нарушения на 117,5 млрд. руб.
В частности, средства направлялись на вновь начинаемое строительство при переносе сроков ввода в действие строящихся. Это не только увеличивало объемы незавершенного строительства, но и привело к прекращению строительства 148 объектов, на которые уже было потрачено более 1,2 млрд. руб.
По данным Счетной палаты, доля неликвидной недвижимости, высвобождаемой Минобороны, составляет от 80 % до 85 %. В частности, из 27 высвобождаемых в Санкт-Петербурге военных городков лишь один реализован на аукционе, а 24 военных городка остаются невостребованными. В 2011 году Минобороны реализовало лишь 42 из 170 запланированных к реализации объекта недвижимости.
Так, Шойгу поручил командующим родам войск к 1 апреля представить предложения по оптимизации расходов. Кандидат «на вылет» номер один – это, разумеется, опцион на приобретение третьего и четвертого французских «Мистралей». Слышны предложения об отказе от разработки новой жидкостной баллистической ракеты с концентрацией усилий на доработке перспективных твердотопливных стратегических носителей, а также об отказе от закупок хотя и модернизированной, но морально устаревшей техники. Необходимо объединение ряда имеющихся разработок (клиническая ситуация сложилась, например, с разработкой беспилотников: работа в этом направлении параллельно ведется ФСБ, Минобороны и Внутренними войсками МВД). Бесспорна и необходимость упорядочения НИОКР, часть которых носит откровенно фиктивный характер.
Реформа 2008–2012 годов сначала хаотизировала работу ведомственного финансового контроля постоянными перетрясками и реорганизациями, а в 2011 году и вовсе практически уничтожила его: центральная финансовая инспекция и финансовые инспекции на местах были расформированы и заменены контрольно-финансовой инспекцией в Москве (руководитель которой дважды привлекался военной прокуратурой к административной ответственности, после чего суд установил, что эта структура отказывалась предоставлять прокуратуре даже те материалы, которые у нее были) и межрегиональной финансовой инспекцией в Санкт-Петербурге с весьма ограниченными возможностями.
Не вызывает сомнений необходимость тщательной проработки экономического аспекта принимаемых решений и их широкого обсуждения со специалистами, а когда возможно с точки зрения соображений секретности – и с общественными организациями.
По мнению военных финансистов[5], необходимо:
• восстановить в составе центрального аппарата Минобороны единую подчиненную Министру обороны финансово-экономическую структуру (сейчас их несколько);
• создать в военных округах финансово-экономические управления, подчиненные командующим и руководящие территориальными финансовыми органами, с наделением их функциями распорядителей бюджетных средств;
• в связи с провалами в работе Единого расчетного центра Минобороны (создан в 2012 году, начал действовать после многократного перенесения сроков, продемонстрировал неспособность качественно распределять своевременно выделяемое бюджетное финансирование) передать часть его функций в округа на время отладки его работы;
• в удаленных воинских частях создать финансово-экономические органы с подчинением их военным округам;
• оптимизировать систему заказов и расчетов за поставки воружения и военной техники по гособоронзаказу; координацию заказов всех силовых структур возложить на Генеральный штаб;
• создать внутренний аудит в акционерных обществах ОПК: сейчас он в них практически отсутствует;
• уточнить систему бюджетной классификации России, так как в сегодняшнем виде она укрупнена и не позволяет проследить реальное использование средств;
• взять под жесточайший контроль правительства и Минобороны все расчеты по гособоронзаказу, жизненному циклу и уровням кооперации, без чего посредническая лоббистская активность будет продолжать сжирать армию и оборонно-промышленный комплекс, обессмысливая все усилия даже по поддержанию обороноспособности.