Что касается правовых аспектов ведения кибер-войн, то сегодня они не подпадают под международнопризнанные нормы и понятия агрессии. Интернет, признаваемый как средство массовой информации, и мировое киберпространство в целом являются пока открытыми.
Не существует и единого официально принятого мировым юридическим сообществом понятия «международный терроризм», особенно применительно к использованию информационных технологий. Это дает Вашингтону полную свободу в выборе как объектов информационных интернет-атак, так и сценариев их проведения.
Обращает на себя внимание и скорость распространения за рубежом активных методов дистанционного воздействия на информационные центры и сети. Цели этих действий различны, в большинстве случаев – это несанкционированное проникновение и сбор информации. Хрестоматийный пример – деятельность коммерческой фирмы WikiLeaks во главе с Дж. Ассанджем, а также множества анонимных хакеров, проникающих в сети правительственных и военных ведомств и коммерческих банков.
Существуют и примеры агрессивных акций, по сути, диверсионного характера. Так, по некоторым сведениям, компьютерный вирус «Stuxnet» применялся против Ирана в 2006 году, в результате чего развитие иранского атомного проекта задержалось не менее, чем на пять лет. Кроме того, были выявлены несколько ученых-атомщиков, которые впоследствии были ликвидированы (цит. по лекции представителя «Лаборатории Касперского»).
Это – методы ближней перспективы, а на более отдаленных горизонтах уже появились технологии управляемого воздействия на большие группы населения и отдельных людей (проект HAARP), на климат и окружающую среду (геофизическое оружие), проекты инициации искусственных землетрясений, цунами и техногенных катастроф. Особого внимания требуют вопросы применения ОМП, но на этот раз не химического или ядерного, а биологического оружия. Оно в полной мере отвечает принципам Шестого технологического уклада, одним из фундаментальных основ которого будут именно генно-инженерные технологии. Их целенаправленное применение вполне способно вызвать неурожай и голод в отдельных регионах и странах, и, как следствие, расслоение населения, массовые беспорядки вплоть до кампаний гражданского неповиновения, внутренних вооруженных конфликтов и войн.
В целом, технологии Шестого ГТУ могут породить методы целенаправленного управления и манипулирования населением, его поведением, социально-политическими установками и устремлениями. Вполне возможными представляются заказные и управляемые гражданские войны и революции. Подобная дестабилизация и займет начальный период будущей межгосударственной региональной войны. После чего использование вооруженных сил, за исключением полицейских формирований, может и не потребоваться.
Что же касается локальных конфликтов, партизанских и террористических столкновений, то противодействие им потребует традиционных вооруженных и полицейских сил, – впрочем, оснащенных на значительно более высоком технологическом уровне. Тотальная роботизация породит поколения все более совершенных роботов-разведчиков, роботов-пехотинцев, роботов-диверсантов, роботов-часовых, роботов-охранников. Беспилотные летательные аппараты (управляемые и вооруженные мини-самолеты и мини-вертолеты), особенно стаи миниатюрных летающих роботов-птиц и роботов-насекомых, будут способны беспрерывно контролировать перемещения диверсионно-партизанских формирований на любой территории и, при необходимости, избирательно их уничтожать. Тотальный и непрерывный контроль, в совокупности с отмеченными выше методами активного воздействия на умы и поведение населения, могут привести к радикальной трансформации локальных вооруженных конфликтов.
Технологии Шестого уклада способны в корне изменить характер будущих войн. Отмеченные тенденции требуют, таким образом, тщательного учета в работах по реконструкции оборонно-промышленного комплекса страны.
Шамиль СултановSi vis pacem
«Война – это террор богатых против бедных»
Большая война в обозримом будущем неизбежна – сегодня это уже банальность. Но… всё больше и больше странных цифр и фактологических совпадений, прикладных сценариев и прогнозных моделей, которые свидетельствуют о приближении этого в высшей степени неприятного явления.
Вот только то, что лежит на поверхности.
Во-первых, обостряющийся цивилизационный кризис. Современная господствующая цивилизация массового производства и массового потребления лишилась и смысловых, и ресурсных корней своего существования. Проблема формирования принципиально новых, альтернативных цивилизационных проектов сегодня стоит так же остро, как в 30-е годы XX века.
Во-вторых, в глобальном масштабе усиливается стратегическая неопределенность. Это значит, что многочисленные т. н. лидеры, элиты, правящие классы, научные и экспертные сообщества откровенно не знают, что будет и как будет завтра, а тем более – послезавтра. А, соответственно, не знают, что делать и как реагировать на усложняющиеся и непредсказуемые вызовы, выныривающие из густого тумана времени.
Естественно, и это уже, в-третьих, по экспоненте обостряется конкуренция за доступ к природным ресурсам, начиная от урановых и нефтегазовых месторождений и кончая природными запасами питьевой воды и пахотными землями. И все чаще и чаще такая борьба принимает ожесточенный, силовой характер: «если ты умрешь завтра, то тогда я умру послезавтра».
В-четвертых, во всем мире в последние годы начался бурный рост военных расходов, вновь стала ускоряться гонка вооружений. А поскольку глобальная экономическая ситуация сегодня остается, мягко говоря, напряженной, то сразу возникает параллель с 30-ми годами, когда только форсированная подготовка к «большой войне» позволила преодолеть драматический кризис 1929–33 гг.
В-пятых, обостряется негласная, но очень жесткая глобальная конкуренция целого ряда мобилизационных проектов, прежде всего американского и китайского. Эффективность таких проектов решающим образом определяется уровнем консолидации правящего класса, качеством объединенности социума, эффективностью государственной системы для адекватного реагирования на цунами вызовов, рисков и угрозы и т. д.
Есть еще, в-шестых, в-седьмых и т. д. и т. п.
К какой войне готовиться?
Достаточно тривиальная мысль, что генералы всегда готовятся к прошедшей войне. Хотя, может быть, и не совсем тривиальная…
Французский генштаб в 30-е годы прошлого столетия готовился, в общем и целом, к повторению ситуации 1914–15 гг. Этот роковой стратегический просчет дал возможность немцам, без штурма «линии Мажино», в рекордные сроки поставить Францию на колени и захватить Париж.
…В конечном счете главным результатом каждой глобальной войны становится кардинальная трансформация и переформатирование мировой системы, формирование принципиально нового баланса сил на международной арене. С этой точки зрения мы сегодня живем в той геополитической реальности, которая возникла после капитуляции Советского Союза в Третьей мировой… Да, в течение нескольких десятилетий шла «холодная война», которая потом, во второй половине 80-х годов, неожиданно трансформировалась в широкомасштабную острую системную агрессию против СССР.
Но наши российские либералы, гомосексуалисты и демократы вдалбливали в течение двух десятилетий нечто совсем другое – Советский Союз развалился сам, из-за внутренних причин, из-за возмущения народных масс, стремящихся к свободе…
Да, вот так, Китай не развалился, а Советский Союз…
И все же почему столь многие скрывают факт тотального поражения СССР в Третьей мировой войне, факт полной и безоговорочной капитуляции великой страны? Потому что победитель был заинтересован (и такой интерес носил стратегический характер) в том, чтобы создать картину мира, где никакой войны не было, а народы бывшего тоталитарного СССР сами выбрали свободу и демократию. Но общая теория систем утверждает, что без широкомасштабной войны, без сильнейшего внешнего силового воздействия большие, сложные, организационные структуры не могут вот так быстро разрушиться. Но ведь во время Третьей мировой ракеты танки, подводные лодки не использовались…
Победитель был заинтересован в том, чтобы исключить даже намек на последующее возможное сопротивление в элитах и в массах, которые для этого должны были пройти процесс индоктринации идеологической и психологической ненависти к своей Родине. Для этого стратегический победитель оказал решающее содействие формированию целых групп и страт в российском обществе, которые занимались тем, что целенаправленно, без выходных, при помощи тотальной пропаганды убеждали десятки миллионов бывших советских граждан в том, что никакой внешней агрессии не было. И более того, что западные державы всегда хотели только добра, счастья и тридцать сортов колбасы бывшему великому советскому народу.
Наконец, еще одна причина сокрытия прямого поражения СССР в Третьей мировой заключается в том, чтобы, рано или поздно, пробудившиеся от летаргического сна постсоветские патриотические политические, военные и интеллектуальные элиты не должны были иметь побудительных мотивов для анализа причин капитуляции советской верхушки и, соответственно, не извлекли бы соответствующих уроков для подготовки к следующей войне.
Три, четыре…
Почему так важен анализ уроков Третьей мировой? Потому что надвигающаяся новая большая война в определенном смысле есть лишь логическое продолжение этой самой Третьей.
И есть аналогия. Ведь и Вторая мировая война по своим внутренним системным причинам стала продолжением Первой мировой. Такая точка зрения настолько была распространена в 20-е годы прошлого столетия, что целый ряд европейских интеллектуалов (например, Шпенглер и Каутский) даже безошибочно называли дату начала новой «большой войны» – 1939 год.
Третья мировая война оказалась принципиально новой, по сравнению с войной 1939–1945 гг., формой антагонистической конфронтации: системной, интеллектуальной, тотальной и рефлексивной. Поэтому-то сотни советских дивизий, тысячи ядерных зарядов и десятки тысяч танков и не смогли спасти СССР. Советская элита и советский генералитет готовились к повторению Второй мировой, естественно, с соответствующими технологическими и техническими новациями, а столкнулись с совершенно другим феноменом.