Скошенная трава густо устилала полянку под окном. Йозеф специально оставил её сушиться здесь, на западной стороне дома. Земля, проглядывающая между пучками сена, казалась соблазнительно близкой и упругой. Она манила, тянула к себе, призывая совершить отчаянный шаг. И обещала быть мягкой, как изысканная перина.
Второй этаж. Не так и высоко! Уж голову не сверну точно.
Недолго думая, я спихнула вниз завязанные мешки с пожитками. Два мягких снаряда с лёгким шелестом бухнулись в траву. Неуверенно присела на подоконник и оторвала ноги от пола, оценивая прочность. Старое дерево заскрипело и застонало подо мной, словно проклиная на прощание. Долго ли осталось ему служить?
Я перекинула ноги наружу. Теперь земля казалась ещё ближе и гостеприимнее. От свободы меня отделял всего один шаг. Пара метров вниз. И долгие годы, превратившиеся в смятые обрывки воспоминаний и череду смазанных образов, каждый из которых порождал ноющую боль.
Времени на раздумья не оставалось. Четырежды помянув Покровителей и сделав ритуальный жест, я оттолкнулась от подоконника. Поток встречного воздуха засвистел в ушах, раздул юбку и вздыбил волосы над головой.
Падать пришлось недолго.
Я готовилась встретить резкую боль в суставах и связках. Но ничего подобного не случилось: лишь неведомая сила прижала меня к земле и тут же отпустила. Отдышавшись, как после долгого бега, я вспомнила, что несколько минут назад обезболила себя. Смех задрожал на губах. Стоило ли бояться?
На всякий случай, я ощупала ноги. Кости целы. Надо будет просветить себя, когда я вернусь на старую квартиру: вдруг что упустила. Боли до завтрашнего дня не будет, но это не означает, что я неуязвима.
Поднявшись на ноги, я подцепила мешки с одеждой и поволокла их за собой. Интересно, что подумают мои посетители, увидев меня в таком состоянии?
Протащившись с десяток шагов по выкошенной лужайке, я упёрлась в старый забор. Потемневшие доски разукрашивали разводы плесени и лишайника. С этого угла сада парадный вход не просматривался, и это не могло не радовать. Йозеф не смог бы заметить меня при всём желании.
В любом случае, рисковать и тащиться до калитки я не собиралась. Весь план мог пойти насмарку! Теперь единственной преградой на моём пути был трухлявый забор, увитый цветным вьюном. Что ж, придётся вспомнить детство!
Забросив поклажу на торец, я выкинула оба мешка в узкий проулок между домами. С трудом орудуя уставшими ногами, взобралась на забор. Ветер раздул платье, как парашют. Мгновение – и вот я уже в проулке! Подхватив испачканные мешки, я обогнула дом и прокралась к калитке. Теперь забор прятал меня от мужа.
Я незаметно подобралась туда, где, спрятавшись за густой порослью жасмина, ждала меня повозка. Погрузила мешки и запихала их под сидение.
– Едем? – нефилим склонил голову на плечо.
– Едем, – заявила я, забираясь в повозку следом.
Сомнения снова закипели внутри обжигающей кислотой. В самый неподходящий момент, когда путь назад уже за баррикадами. Что я творю? Куда я еду? Подумала ли о том, что придётся ночевать в бараке с обрушенным потолком и проплесневелыми стенами? Я вспомнила удобную и широкую кровать в своей спальне, что теперь стала чужой. Вспомнила уютный запах дерева и скошенной травы, непременно сопровождающий тёплые вечера. И закаты, подсвеченные кровавой акварелью. Самые красивые в моей жизни.
Посмотрела на розоватую полосу, рдеющую у горизонта, и едва сдержала слёзы. Часа через два придёт новый закат, но уже не для меня.
– Ничего не забыли? – поинтересовался возница, настороженно подняв крылышки.
– Вроде бы, нет, – я вынырнула из озера ностальгических воспоминаний.
– Подумайте хорошенько. Гонять мерина туда-сюда я не намерен.
Я откинулась на спинку сидения и подставила лицо солнцу. Мысли крутились в голове, пытаясь друг друга перекричать. Ключ – на месте, деньги – тоже. Документы я, повинуясь странному веянию интуиции, ещё в субботу заперла в ящике стола на работе. Платьев, белья и накидок хватит на первое время. Мыло и прочее – куплю, не так это и дорого.
– Нет, – я мотнула головой.
– Ошибаетесь, – заявил нефилим, таращась на мои ноги. – Вы босиком ходить собрались?
Я опустила взор и едва не расплакалась от досады. Обезболивание, видно, оказалось слишком эффективным. Ведь я даже не ощутила, что забыла надеть обувь! Скажи кому – на смех поднимут. Страшно представить, сколько заноз оставили гнилые доски забора в моих ступнях. И как они будут ныть завтра, когда эффект заклинания сойдёт на нет.
– Я сейчас, – махнула рукой. – Сейчас заберу.
Вот мой план и полетел к Разрушителям. Захотелось завыть от обиды. И зачем нужна была глупая конспирация, если я забыла самое главное?
Что делать дальше я не подозревала. В голове крутился единственный вариант: честный, но опасный. Зайти через парадный вход, демонстративно взять ботинки и столь же демонстративно оставить Йозефа потерянным. Навсегда, не возвращаясь назад и не оборачиваясь.
Но мне ли не знать, чем это грозит? Я слишком хорошо усвоила этот урок сегодня.
Может быть, госпожа Уразов ещё там? Йозеф дорожит своей репутацией и не станет распускать руки при ней.
И, хоть я и не могла полагаться на волю случая, другого выхода не намечалось. Решившись, я выпрыгнула из повозки и направилась к дому. В голове звенела одна лишь мысль. Даже не мысль: твёрдое убеждение, накалённой иглой пронзающее рассудок и не оставляющее выбора.
Этот бой – мой. Я должна выстоять.
***
– Сирилла?! – прозвенел нагретый воздух.
Когда я приблизилась к крыльцу, лицо Йозефа исказило безграничное изумление. Словно он поверил в призраков. И сейчас я его понимала. Даже мне час назад не могло бы прийти в голову, что я могу тайком сигануть со второго этажа. С двумя мешками пожитков, между прочим.
– Чему ты так удивляешься? – проговорила я, ступая на крыльцо.
– Ась? – подхватила госпожа Уразов, сморщив сухенькое личико. – Вы меня, что ли, гориллой назвали, господин Альбертони?!
– Сирилла, ты? – Треклятые Разрушители, когда надо, мой муж может выглядеть посланником Покровителей во плоти. – Это… ты? Но как?!
– Как видишь, – бесстрастно пожала плечами. – Пришла забрать ботинки.
– Ты что же, – выдохнул Йозеф, – правда?!
Два чёрных глаза округлились, но теперь в них не было ярости: она выгорела несколькими минутами ранее, оставив голое пепелище. В уголках дрожало лишь пустое изумление. Мне нравилось видеть своего мужа поверженным. Кажется, до Йозефа начала доходить правда: он не удержит меня ни силой, ни мольбами.
– Нет, шучу, – я сжала губы. – Будь добр, пусти в дом!
Похоже, Йозеф был так удивлён, что даже не сопротивлялся. Посторонившись, он освободил проём. Я, как кошка, просочилась в щель и метнулась в гостиную. Не церемонясь особо, запихала ноги в ботинки и принялась затягивать шнурки. Подняв голову, заметила, что госпожа Уразов тоже не теряла времени даром. Воспользовавшись моментом, она юркнула в гостиную с явным намерением продолжить противостояние на территории Йозефа.
– А вас я не звал! – раздражённый голос мужа зазвенел по углам. Оно и понятно: сдал рубежи, и теперь вынужден защищаться.
– Ишь ты! – госпожа Уразов упёрла руки в бока, и канделябры взволнованно звякнули, вторя ей. – Упитанный, да невоспитанный! А ну, довольно оскорблений! Горилла, горилла… Подремать старухе не даёте, только землю трясёте.
– Я устал объяснять вам, – Йозеф рассерженно топнул. – Никто тут ничего не трясёт! Здесь вообще нет магов земли!
– Вы – чванливый врун! И жена ваша вруниха! Ишь, молодёжь пошла! Никакой совести, никакого почтения к старшим!
Я заправила концы шнурков в отвороты ботинок. Оскорбления старушки – последнее, что меня волновало. Распрямилась, оглянулась, и снова почувствовала, как гостиная сжимается и выталкивает меня. Дом, с которым мы провели столько прекрасных вечеров, не принял моё решение. И не простил. Он видел так много, что ему не хотелось оставаться наедине с Йозефом.
– Да помогут вам Покровители, – выговорила я, прощаясь. В последний раз взглянула на стены с бежевым накатом, на знакомые трещины по углам, на потолочные балки, местами подёрнутые паутиной. Йозеф, определённо, взял в жёны не лучшую хозяйку…
Едва не хлопнула себя по щеке. Я не должна обвинять себя в том, что наши отношения не выдержали проверки временем. Сирилла отдала свою жизнь никудышному добытчику – вот как надо говорить. Много лет я тащила груз заботы о семье в одиночку и просто не могла успевать всё. Потому Покровители и не давали мне детей – берегли от лишних хлопот и нервотрёпки. То, что Йозеф станет потерянным – только на его совести. На его!
Суровый взгляд с портрета, висящего над каминной полкой, полоснул, выводя из оцепенения. Да так, что дыхание на миг остановилось. От досады я клацнула зубами. Вот так растяпа! Едва не оставила здесь самую важную часть себя. Сиил. Вот почему Покровители заставили меня вернуться, разрушив планы. Это она вела меня своей рукой.
– И вообще, вы выкидываете мусор на дорожку между участками, – продолжала спор старушка Уразов. Слова доносились до слуха через плотную пелену.
– Это же ваш мусор! – Йозеф подарил госпоже дежурный взгляд. Но я-то видела, что он то и дело косится на меня, по большому счёту игнорируя предмет спора.
– Я же так не делаю, – прокрякала Уразов. – Значит, не мой!
– Кое у кого короткая память!
– Кое-кого мать не научила старших почитать!
Не разуваясь, я приблизилась к каминной полке. Встала на носочки, сжала края рамы обеими руками и приподняла портрет, снимая с гвоздя. Произведение искусства, потеряв опору, обрушилось на меня всей массой. До чего же тяжела эта глиняная рама с выпуклым орнаментом!
Осторожно я поставила картину у ног. Рама едва доставала до бёдер, но по весу могла равняться с очень крупным камнем. Стена над камином стала грустной и сиротливой. О том, что здесь висела картина, теперь напоминал лишь тёмный, не успевший выгореть прямоугольник.