Но я не могла иначе. Когда твоя лапа в капкане, единственный способ спастись – резать по живому.
– Я не стала бы заговаривать первой, госпожа Альтеррони, – Стоун развернулась в кресле и бесстрастно взглянула на меня. – Особенно после того, как несколько минут назад вы нанесли мне оскорбление.
– Оскорбление? – я подняла бровь. – Да что вы такое говорите!
– Вы назвали меня дочерью нефилимской, – Стоун оперлась локтями на стол. – И сказали, что я глупа, как моя мамаша, которая, якобы, полукровка. Или будете это отрицать?
Слова Стоун были подобны острым пикам. И означали они одно: Элси вышла на тропу войны. Она решила свести меня со света. Или подтолкнуть к самоубийству. Ни то, ни другое не сулило ничего хорошего.
– С каких это пор нелестное слово указывает на безумца? – отчеканила я, не зная, как принять новость.
– С тех пор, как вы работаете под моим покровительством, Альтеррони!
– Вы будете удивлены, но я ничего не помню.
– Помню я, и этого достаточно, – госпожа Стоун с ухмылкой взглянула на свои загнутые ногти. – А теперь ответьте мне, госпожа Альтеррони. Только честно. Вы не в себе?
– Я-то в себе, – я потупилась. Никак не получалось отделаться от чувства неловкости, пропитавшего меня насквозь, как дождь в ту злосчастную субботу. – Просто иногда мне кажется, что я – маленькая слепая девочка, которая скачет по чужим телам.
Гир, не удержавшись, хихикнула. Торопливо прикрыла рот ладонью и выскочила из кабинета. Стоун же напротив – закусила губу и загорелась красными пятнами от немой ярости. Казалось, что кровь в её сосудах с каждой секундой набирает температуру.
– Вот только баек про гатрэ не надо! – выдавила она. – Ими уже даже детей не пугают!
По коже прокатилась волна горячей боли, словно на меня опрокинулся чан кипятка. Сердце заколотилось, как ритуальный барабан. Откуда она всё знает? Откуда?!
– Гатрэ?! – я подскочила в кресле.
Стоун смерила меня осуждающим взором и насуплено поджала губы. Отвернулась к окну, достала из кармана платок и вытерла лоб. Кажется, сложившаяся ситуация напрягала не только меня.
– Как будем решать вопрос? – спросила она, не поворачиваясь.
– Я готова принесли вам извинения, если что-то в моём поведении оскорбило вас, – я трусливо пошла на попятную. Работу я уже, как пить дать, потеряла. Теперь в первичный приоритет переросло спасение репутации. В голове крутилось, как надоевшая песня: гатрэ, гатрэ, гатрэ…
– Вы сначала думаете, а потом говорите, Альтеррони, – Стоун прошлась по кабинету, волоча за собой шлейф плиссированной юбки. – Ваши чувства довлеют над разумом. Эта черта всегда меня раз… не нравилась мне.
Я лишь ухмыльнулась в ладонь. Сиил, ты ли это?
– Но я не из тех, кто рубит головы с плеч, – продолжала Стоун. – Поэтому, учитывая ваше моральное состояние…
Не смогла сдержать улыбки. Почтенные Покровители, она впервые поняла, что я – живой человек, и у меня есть чувства! Можно закатить по этому поводу праздник. Только вот нет настроения.
– …вместо увольнения по собственному желанию, я предлагаю вам досрочно взять отпуск, – закончила госпожа Стоун. – Сразу и основной, и дополнительный.
Каменная рука, стискивающая сердце разжалась, и мягкая плоть толкнула рёбра. В животе потеплело. Хорошо хоть так.
– Думала, вы уволите меня, – рискнула я заметить.
– Даю вам шанс! – процедила Стоун таким тоном, что по коже пошли мурашки. Ишь ты, как благородно.
– А если я не хочу брать отпуск сейчас?
– Не обсуждается! – отрезала Стоун, блеснув затуманенными глазами. – Это – мой приказ. С завтрашнего дня жрица Альтеррони в отпуске.
Реальность вокруг на миг потеряла чёткость и цвет. Разочарованно вздохнув, я застучала носком туфли по подножке кресла. Во всём нужно видеть плюсы. По крайней мере, моя работа останется при мне. А отпуск – очень пригодится. За половину сезона и до холодов я смогу оформить развод, встать в очередь на получение социального жилья, перевезти вещи в гостиницу… И разобраться с тем, что происходит в моей жизни. Если получится.
– Слушаюсь и повинуюсь, госпожа, – проворчала я.
– Когда вы вернётесь на работу, мы поговорим о вашем поведении, – произнесла Стоун, сделав вид, что не услышала меня. – У вас остались вопросы?
– Остались!
– Я слушаю, – глаза Стоун раздражённо поблескивали.
– Что такое гатрэ? – сердце, подпрыгнув, разразилось канонадой пульса и тут же затихло опять.
– Вы сейчас издеваетесь, да? – Стоун снова пошла в наступление.
– Нет, – я развела трясущимися руками. Голос дрожал под стать им. – Не издеваюсь. Я просто хочу это знать. Вы даже и подумать не можете, насколько это для меня важно.
– Полно юродствовать, – насупилась Стоун. – Вы сейчас показываете себя не с самой лучшей стороны.
– Я серьёзна, – возразила я. – Ответьте мне. Что такое гатрэ?
– Обратитесь к старому фольклору, – бросила Стоун с пренебрежением. – Я вам не Наставница по истории культуры.
– И всё же. Вы – не наставница, но сами сказали, что я вспоминаю про гатрэ…
Солнце, заглянув в окно, полоснуло по глазам. Одинокая слеза прокралась в уголок глаза и соскользнула на щёку. Мысли завихрились в голове, раскручивая каруселью. Не хватало ещё, чтобы Элси подорвала зыбкое перемирие. Пытаясь прогнать пугающую иллюзию прыжка, я заморгала. Двоящаяся картинка перед глазами, наконец, сошлась в одну.
– Я просто хочу знать, – продолжила я, сбавив тон, – что я сделала не так.
– Раньше считалось, что в некоторых семьях рождаются особые девочки, – с неохотой процедила Стоун. – С абсолютно белой кожей и столь же белыми волосами. При этом – слабые, слепые и не способные дышать через нос. Несмотря на ритуал Посвящения, у них никогда не открывался Поток. Но в тот день, когда Покровители впервые связывались с ними, у бедняжек проявлялась особая магия. Эти девочки начинали перемещаться в чужие тела.
– У бедняжек? – это всё, что я смогла выдавить. На самом же деле, хотелось спросить больше. Куда больше. Но сейчас я желала слушать Стоун бесконечно.
– А как ещё можно назвать девочку, которую все считают порождением Разрушителей? – Стоун злилась всё сильнее. – Поговаривали, что раньше таких сжигали на кострах вместе с матерями. Ибо считалось, что женщина, родившая гатрэ, единилась с Разрушителем.
– А сейчас? – я заволновалась так, что принялась кусать ноготь. Слова комом встали в горле. – Что с ними происходит сейчас?
– Какое такое «сейчас»?! – разъярилась Стоун. – Это всего лишь легенда! Гатрэ не существует! Ими только наших прабабок да прадедов пугали!
От возмущения захотелось завопить в голос. Показала бы я, как их не существует. Интересно, как заговорила бы Стоун, если бы оказалась на моём месте?
Я сжала руки в кулаки, подавляя ярость. Обкусанные ногти оцарапали кожу. Помогло.
– Ясно, – проговорила я, опустив глаза в пол. – Прошу не злиться на меня.
***
Слава Покровителям, задерживаться на работе не пришлось.
После безумного понедельника с его форс-мажорами вторник выцвел, выгорел и превратился в голое пепелище. Часы приёма истлели быстро, а лист вызовов впервые за третий сезон оказался пуст. Занемогшие не толпились у дверей, карты были оформлены, никто не требовал сверхъестественного. Этот день должен был стать идеальным по всем каноном.
И стал бы, если бы Элси не вздумалось прыгнуть в моё тело у всех на виду и всё испортить.
Шири встретил меня настороженным взглядом и непривычной немногословностью. После долгого допроса он выдал, что я отправила конфликтную пациентку по известному адресу. Та капризно пропела, что будет жаловаться, и сразу завалилась к Стоун. Что случилось дальше, я уже знала. И понимала, что искупить этот позор будет сложно. Если не невозможно.
Радовало одно. Если это и повторится вновь, то не на работе.
У выхода из амбулатории меня настигла Зейдана. Схватила за локоть, развернула обратно, втащила в пустующий холл и посадила в кресло. Сама деловито присела рядом, подмяв увесистой грудью холщовую сумку с вышивкой. Её глаза цвета разбавленного чая мягко сияли.
– Госпожа Альтеррони, – выпалила Зейдана с ходу. – Не подумайте, что навязываюсь вам…
– Что-то произошло? – произнесла я без особой инициативы.
– Я слышала, – девушка замялась, – что случилось с вами.
– Что именно? – отскочил от зубов раздражённый возглас.
– Что вы решили уйти от мужа, – Зейдана густо покраснела. То, что она лезла не в своё дело, явно не доставляло ей удовольствия. Но раз она затеяла разговор, значит, видела в нём смысл. – И что вынуждены были поехать в гостиницу…
В холле пахло свежим ветром и мятой. Мозаика витражей кидала на пол цветные блики. Просветительские плакаты на стенах тонули в объёмной кружевной тени. Идеальный день для разговоров по душам. И для любви. Вот только ни того, ни другого не хотелось.
– И что вы, – добавила Зейдана, – очень расстроены из-за изменений в вашей жизни.
По всей видимости, моё лицо не выражало особого восторга. Потому что, поймав мою гримасу, Зейдана покраснела ещё гуще и смущённо затараторила:
– Я просто хотела сказать, что могу помочь. Моя мать в Совете. Она может поспособствовать скорейшему получению социального жилья. Она не откажет, нужно просто ей всё объяснить и собрать кое-какие документы.
– Вот так просто возьмёт и поможет? – со скепсисом проговорила я.
– Моя мать трепетно относится к… – Зейдана закашлялась. – К жертвам мужского произвола.
– Но я не жертва…
Голос задрожал, сорвался и захрипел. Буровато-багровые синяки беззастенчиво выглянули из-под рукавов, упрекая меня за ложь. Горящие в дневном свете пятна гематом походили на разорванные браслеты. Кого я обманываю? И – самое главное – зачем?
– Она сама была жертвой, – произнесла Зейдана, зачарованно уставившись на мои боевые травмы. – Она всё поймёт. Приходите к нам в дом сегодня, в четыре дня. Я встречу вас у калитки и отведу к ней.
Удивление на границе с восторгом протравило каждую клеточку. Доползло до кончиков пальцев и заморозило тело в неестественной позе. Словно во сне я почувствовала, как Зейдана пихает кусочек бумаги с адресом в мою окаменевшую ладонь. Ярко-голубая юбка мелькнула в воздухе, подняв маленький ураган, звякнула камушками и растаяла. Лишь когда дверь захлопнулась, выпроводив Зейдану в теплые объятия третьего сезона, я рискнула развернуть послание.