Повертела записку перед глазами, вглядываясь в буквы адреса. Словно они могли сказать мне больше, нежели сообщить о местоположении дома Бессамори. Стоит ли идти? Если Анацеа Бессамори начнёт расспросы с ковырянием ран, я не выдержу.
Сжала пальцы. Бумага заскрипела в кулаке. Я пойду! Соберу волю в кулак и попытаюсь провернуть это дело. Попытка не пытка.
Покровители не предоставляют шансов просто так.
Глава 16Перед бурей
Перед визитом к Бессамори я заскочила в гостиницу, приняла душ и поменяла платье. Не рискнула соваться в элитный квартал в старье с катышками на локтях: не приведи Покровители, засмеют. Поэтому мой выбор пал на благородный атлас, украшенный кружевом ручной работы, с бисерной расшивкой. И на пиджак с длинным рукавом. Показывать ссадины прародительнице клана Бессамори я не собиралась.
Эффект заклинания ослабевал. Казалось, что волны нарастающей боли отпечатываются на моём теле новыми синяками. Скрыв следы вчерашних баталий под слоем белил и уложив волосы, я с опаской спустилась в ресторан. Голод разыгрался не на шутку: после вчерашнего запоздавшего ужина у меня и крошки во рту не было. Он вымотал меня так, что я готова была перетерпеть и громкую музыку, и толкучку, и косые взгляды, и пьяных соседей по столу.
Вопреки ожиданиям, помещение встретило уютным запахом топлёного масла и тишиной. По прогретому дереву стен плыли квадраты солнечных бликов и кружевные тени. За редкими столиками рассиживались постояльцы, черпая суп и поддевая мясную нарезку.
Я прижалась к стене, пытаясь сделаться незаметной. Прошла поближе к сцене и опустилась за столик в тёмном закутке. Официантки среагировали мгновенно: уже через несколько секунд мне протянули меню. Вскоре на столе задымилась огромная тарелка говяжьей селянки. Зазолотились кружевные блинчики, сложенные вчетверо, с крупной россыпью икры поверх. В довершение мне подали разноцветный салат из овощей со сметанной розочкой и веточкой розмарина, прозрачные ломтики имбиря, щедро вывалянные в сахаре, и бокал горячего отвара.
– И что, – изумилась я, глядя на аппетитное великолепие, которое уже хотелось съесть, – неужели всё бесплатно?
– Совершенно бесплатно, – улыбнулась официантка, расправив кожистые крылышки. Откровенное платье из прозрачного шёлка едва покрывало её тело. Почему, ну почему они заставляют своих работниц так одеваться? – Это постановление старшего господина. Никто из постояльцев не платит за еду.
Развернувшись, нефилимка засеменила к сцене. Половицы застонали под её туфлями, и воспоминания послушно воскресили дом Йозефа. Одна доска в нашей гостиной пронзительно ныла, когда на неё наступали. И охала человеческим голосом, когда вставала на место… Какой же далёкой казалась жизнь, что я оставила позади!
Дом Йозефа за двенадцать годовых циклов стал для меня и лучшим убежищем, и самой страшной тюрьмой. Я сроднилась кровью с каждым камнем в его стенах. Каждая половица там была молчаливым свидетелем нашей медленной агонии. Потому я и не понимала, о чём говорит моя тоска и боль в груди. То ли молит вернуться в родные стены, то ли – умчаться подальше.
Как ни крути, имелось у Йозефа одно существенное достоинство. С самого первого дня он казался мне раскрытой книгой. Йозеф был предсказуем, как заученное наизусть стихотворение, и в наших отношениях не оставалось места для форс-мажоров. Я точно могла предугадать, когда он разъярится, успокоится или попросит есть. Потому и терпела так долго: мне было удобно.
Даже сейчас мне не нужно было раскладывать карты или обращаться к пророчице, чтобы увидеть будущее. Пройдёт пара дней, и Йозеф явится за мной в амбулаторию. Откипит ярость, проявится раскаяние – и придёт. Может, даже притащит с собой букет цветов, в первый раз за четыре последних цикла. И тогда я возненавижу себя, но растаю. Опять поверю в лучшее, наступлю с разбега на те же грабли, но прощу. И вернусь в свою вечную темницу, втайне радуясь, что всё закончилось. А потом песня в который раз пойдёт по наезженному кругу.
Странно, но от мыслей о прошлом глыба льда на сердце дала течь. Куда более опасным казалось настоящее с его загадками и недомолвками. Поймала себя на мысли, что страшусь Линсена с его секретами сильнее, чем Йозефа с его кулаками. То, что Морино явно темнит, можно было бы проигнорировать, если бы не существенный нюанс. Я. Нужна. Ему.
Но зачем?
Попыталась прогнать дурные подозрения. Вот только не уходили они. Подсознание, ехидно противореча, выставляло всё новые и новые аргументы, опровергнуть которые не получалось. Почему Линсен так резко изменил ко мне отношение и начал лебезить? Как он обнаружил мой дом и возницу, спрятавшегося на потаённой дороге в кустах? Почему с такой инициативой и навязчивостью помог мне с жильём, да ещё и поселил в лучшем номере бесплатно? Для чего ухаживал за мной, как за родной сестрой? Зачем обнимал, когда я плакала? И кто он: этот человек, чьи раны в мгновение ока затягиваются?
Но самый главный вопрос оказался куда страшнее. Чего мне будет стоить, если я спрошу его об этом?
Я поворочала селянку ложкой. Есть расхотелось. Навязчивые мысли, забившие голову, оказались сильнее голода.
– Вкусна ли наша пища, госпожа Альтеррони? – оторвал меня от раздумий знакомый голос.
Пахнуло терпким цветочным одеколоном. Два жёлтых глаза обожгли лицо хитрым взором. Линсен Морино, да прибрали бы его Разрушители! Как говорит народная мудрость: вспомни мерзавца, он и появится. А я ведь так надеялась, что незаметна в этом затенённом углу, за колонной.
– Спасибо, – проговорила я, опуская глаза. Одинокий солнечный луч задрожал на ресницах. – Всё очень вкусно. Как ваша нога?
– Твоими силами, Сирилла, – я услышала улыбку в его голосе. – Мне казалось, мы перешли на «ты».
– Я немного забылась. Прости.
– Никто не тревожил тебя ночью? – Линсен отодвинул стул и беззастенчиво присел напротив.
Я мотнула головой, не поднимая взгляда, и принялась перемешивать селянку. Кусочки потрохов в морковной поджарке уже не казались столь аппетитными. Жар пощипывал щёки. Линсен снова притворялся: интонации его голоса говорили сами за себя. Предъявить бы ему это! Чтобы он раскрыл карты. А потом – развернуться и уйти в своё никуда.
Надежда была призрачной, как ветер, но с каким удовольствием я её смаковала. Когда выхода нет, а ночь вокруг всё темнее, остаётся только мечтать. Карты на моих руках шансов мне не давали. Убежать не получилось бы: Линсен связал меня по рукам и ногам. Медленно, ненавязчиво и ласково затянул в свою липкую паутину, как паук бабочку. Лишь теперь я понимала, как ошиблась, согласившись поселиться в гостинице! Рвануть бы наружу, оставив всё, и плевать на трудности!
Но держала меня не только изощрённая хитрость Линсена. Любопытство, протравившее побегами разум, оказалось сильнее страха перед неизвестным. Знать бы, что ему нужно. Для чего ему я. Выяснить бы.
– Устала, наверное, – он покачал головой, заметив мою неловкость.
– Есть немного, – призналась я, заворачивая золотистые зёрнышки икры в кружево блинчика. – Но это поправимо. Я взяла отпуск, пока всё не устроится.
– Верное решение, Сирилла, – рука Линсена подползла к моей и словно невзначай её коснулась. – Тебе нужно отдохнуть.
– Да, – выдохнула я, – ты прав.
– Всё будет хорошо, – заверил Линсен, и погладил мои пальцы. Уже настойчивее. – Я обещаю тебе.
Наконец, я рискнула поднять голову. Линсен лукаво поглядывал на меня из-под ресниц и кособоко улыбался. Рубашка цвета ржавчины смыкала пуговицы под самым его горлом и выставляла отутюженную оборку по краю низких манжет. Кажется, у него талант выбирать одежду не по сезону. С сомнением покосилась на длинные рукава своего пиджака и сдержала смешок. Может быть, у Линсена тоже синяки?
– Куда-то собралась? – он первым нарушил неловкую тишину.
– Почему ты так решил?
– Твоя одежда, – пояснил Линсен. – В дорогом кружеве просто так из дома не выходят.
– Решаю проблемы с постоянным жильём, – пояснила я, не вдаваясь в подробности.
– Если хочешь, могу подвезти, – уголок его губ заискивающе пополз вверх. До чего же хитёр, притворщик!
– Не стоит, – отрезала я. – Здесь недалеко.
– Свидание? – Линсен поднял бровь и улыбнулся ещё шире.
– А если и свидание? Что с того?
Улыбка медленно сползла с лица Линсена. Не без удовольствия я наблюдала, как блеск в его зрачках сходит на нет.
– Ты так говоришь, словно я на тебя претендую, – Линсен пожал плечом, сохраняя привычный тон, словно ничего и не произошло. – Я потерян, помни об этом.
– Тогда не говори таким тоном, будто ревнуешь!
– А если ревную?
– Молодец, – я хлопнула в ладоши. – Знаешь, как поставить женщину в тупик.
– Тупик – это вон там, – Линсен показал на слепую нишу в стене, – и я тебя туда не ставлю.
Сделала вид, что мне смешно, и натянуто ухмыльнулась. Специально так, чтобы моя улыбка ранила, как отточенный нож. Он может ублажать меня ласковыми речами, прикосновениями и щедрыми подачками, но я не пойду на поводу. Твоя дорога темна, Линсен Морино. Как бы в трясине не увязнуть.
– Младший господин изволит перекусить? – над нами задрожал голосок официантки.
– Благодарю, Кора, – Линсен улыбнулся. – Я уже ухожу. Только попрощаюсь с госпожой Альтеррони.
– Может быть, горячего отвара? – официантка продолжала гнуть свою линию, с благоговением поглядывая на Линсена.
Я фыркнула в ладонь. Кажется, Морино очень избалован женским вниманием. С чего бы, интересно, ведь отнюдь не красавец. Нужно быть очень недалёкого ума, чтобы тянуть руки к его деньгам: потерянному мужчине не светит второй брак.
– Нет, Кора, – по телу пробежала волна раздражения, когда Линсен едва заметно опустил ладонь и коснулся бедра официантки, чуть приподняв шёлковый волан юбки. – Нет.
На месте официантки я ударила бы его по руке. Но, к моему изумлению, лицо нефилимки загорелось довольной улыбкой. Выставив крылышки, она нырнула в проход. В воздухе остался веер золотистого, как солнце, коричного аромата.