Он подошёл сзади, словно пытаясь меня подстраховать. От этой близости стало неловко и жутковато.
– Откуда знаешь? – мои ладони взмокли, несмотря на холод.
– Я же здесь с рождения, – услышала в его голосе улыбку. – В грязи заднего двора, если копнуть поглубже, попадаются осколки от витражей, свечи и рисунки по дереву с чужими идолами. А мой отец даже находил там украшения, похожие на амулеты, с изображением распятого мужчины.
– Гостиница принадлежала твоему отцу и его предкам?
– Матери, – Линсен заметно помрачнел. – Она ушла к Покровителям, когда я был ребёнком.
– Прости, – отрезала я, глотая ветер. Как хорошо, что он не видит моего лица. – Моя мать тоже ушла.
– Не переживай, – прошептал он. – Из песни слов не выкинуть.
Луна выплыла из-за облака, посеребрив дома и дороги. Ладонь Линсена легла на мою талию. Легла и не отпустила. Его пальцы проползли по ткани платья, собрав её в складки.
– Ты замёрзла, – выдохнул Линсен мне в ухо. Прядь его волос змеёй соскользнула на моё плечо.
– Разве? – язык едва шевелился. После произошедшего мне не хотелось, чтобы Линсен видел мои слабости. Даже в мелочах.
– Кожа покрылась мурашками, – он осторожно коснулся плеча, а потом его голос разбавили беспокойные нотки. – О, Почтенные Покровители… Как же так…
Внутри оборвалась невидимая нить. Он рассматривал хитросплетения синяков и ссадин на моей коже. В лунном свете не заметить их мог, разве что, слепец. Подарив Линсену возмущённый взгляд из-за плеча, я закрыла ссадины ладонью.
Сконфуженное молчание растянулось на несколько долгих секунд. Но когда я снова обернулась и встретила его отяжелевший взгляд, отвести глаз не сумела. Между нами бежали молнии, и игнорировать нарастающий накал не имело смысла.
Линсен расстегнул длинный пиджак и, стащив его, набросил на мои плечи. Едва уловимый аромат мелиссы окутал тёплым облаком.
– Благодарю, – сдавленно пробормотала я.
Не отвечая, он обхватил меня и притянул к себе. Настойчиво, но ненавязчиво. Я поддалась порыву и крепко вжалась в него, ловя уходящее тепло. Откинула голову на его плечо, задрав подбородок в ночные небеса. И накрыла его замёрзшие ладони своими.
– Почему я раньше не замечала, что небо зовёт меня летать? – зачарованно пролепетала я, глядя в звёздную синь.
– Потому что у тебя не было крыльев, – загадочно проговорил Линсен.
– Крылья не вырастают, – возразила я. – Их можно только отрезать.
Мне показалось, что Линсен вздрогнул и изменился в лице. Лунный свет выбелил его кожу.
– Ползать тоже неплохо, – сказал он, в конце концов. – Того, кто рождён для неба, легче подстрелить. Сначала целятся в летящих. Потом – в тех, кто учится.
Знакомая кривая улыбка согрела его губы. До боли захотелось поднять ладонь и очертить её контуры пальцем. Чтобы вобрать в себя, впечатать в сердце и никогда не забывать.
– Знаешь, – снова заговорил Линсен. – Сегодня я впервые задышал с того самого момента, как…
Он проглотил слова, но я знала, что он имеет в виду. И чьё имя не желает вспоминать сейчас, дабы не растворить прелесть мгновения. Я даже догадывалась, как её звали.
– Тсссс, – я приложила палец к его губам.
Он ловко перехватил мою руку и крепко сжал в своей.
– Нет, не сегодня, – добавил он, глядя мне в глаза. – Вчера. Вчера…
Горячее дыхание вплелось в волосы. Сухие губы прокрались по шее вверх и осторожно прикусили мочку уха. Пульс загремел в висках, ускоряясь. Красный дурман сделал своё дело. Безумие достигало предела, срывало маски, освобождая потаённые желания и жажду. Но разве не этого я хотела сейчас?
Ветер ударил в лицо, охлаждая разгорячённые щёки. Я стиснула пальцы Линсена так сильно, как могла, и повернулась к нему. Встретила желтоглазый взор. Короткое мгновение, переполненное молчанием, показалось вечностью. А потом он смял мои губы своими, напористо и дерзко. Приоткрыл мой рот языком и проник внутрь. Его вкус опьянял сильнее, чем бокал хмельного. Не пытаясь сдерживаться, я запустила руки в его волосы и прижала к себе.
Вопросы, терзавшие душу и разум, неожиданно потеряли ценность. Теперь существовали только мы. Существовала темнота, толкающая наши души навстречу друг другу. И ледяная ночь в звёздной пыли.
А ещё у нас были крылья. Одни на двоих.
Глава 20Звук его голоса
Когда прохлада окончательно проморозила кожу, а рассвет разбавил синеву ночи и прогнал звёзды, мы решили спуститься в гостиницу. Небо в окнах сделалось прозрачным, как озёрная вода. Новый день приходил на Девятый Холм, чтобы заставить людей подняться с постелей и влиться в привычную рутину.
– Довезёшь меня до городского архива после полудня? – спросила я, набравшись смелости, когда мы тащились по коридору к моему номеру.
– Здесь же рядом, – Линсен с удивлением взглянул на меня и притянул за талию. – Только сад Аэнос перейти, и ты – там.
– Треклятые Разрушители! – я звонко расхохоталась, и жар неловкости ошпарил щёки. – Я просто хотела побыть с тобой подольше.
– Тогда довезу, – он улыбнулся в ответ и коснулся губами моего виска. – Только вот в архиве с тобой побыть не смогу: разрешения нет.
– Я постараюсь это пережить, – выговорила я трагичным тоном.
Линсен сдержанно хохотнул. А потом – развернул к себе и коснулся рта жадным поцелуем. С желанием распахнула губы навстречу и приникла к нему. Я не могла им напиться. Тело отзывалось волнами жара, опустошая и выжигая. Почтенные Покровители, только не дайте мне потерять рассудок!
Когда Линсен оторвался от меня, я беспомощно повисла у него на плече.
– Поосторожнее, – пробормотала ему в ухо. – Покровители не могут затереть наши страницы начисто. Вы, господин Морино, всё ещё потерянный мужчина. А я – всё ещё замужняя женщина.
– Могут, – Линсен коснулся моих волос. – Исписанные листы вырываются в секунду, а бумага быстро становится пеплом. Главное, чтобы был огонь.
– Не всё так просто, – заметила я. – От вырванных листов в переплёте остаются корешки. И их не вытащишь, покуда не расшнуруешь всю книгу.
Он бережно взял моё лицо в ладони, пропуская своё тепло сквозь кожу. Долго и пристально смотрел в глаза, сминая и вознося. Поцеловал в уголок губ и неожиданно отпустил, словно не желая выставлять напоказ эмоции. А мне так хотелось раствориться в нём.
– В одном ты права, – настороженно пробормотал Линсен. – В этих коридорах пахнет чужаком.
– Хорошо хоть не дохлыми мышами, – я прикрыла рот, пытаясь разбавить опасную атмосферу притяжения.
– О, и ты эту историю слышала? – удивился Линсен. – Про, якобы, проклятье?
– Жрица Василенко рассказала, едва узнала, – пояснила я. – Разве это не была месть Лазовски?
– Люди предпочитают верить тому, чего не видят, нежели жить с открытыми глазами, – Линсен махнул рукой. – Обслуга просто удачно потравила крыс. Да так, что вместе с ними сдох добрый десяток дворовых кошек. После того, как отец самолично вычистил погреб, смрад ушёл.
Объяснение казалось простым и разумным. Линсену верилось куда больше, чем Гэйхэ Василенко.
Тишину коридора неожиданно разбавили шаги. Тяжёлая, но уверенная поступь. Звук утопал в ворсе ковровых дорожек, видоизменяясь и искажаясь.
– Говорил же – чужаки, – шепнул Линсен, отстраняясь от меня. – Не выдавай нас.
– Ага, – я улыбнулась.
Не думала, что так сложно будет выполнить это простейшее поручение! Эмоции прорывались наружу словами, дыханием, жестами. Распирали грудь так, что я давилась воздухом и то и дело кашляла. Впрочем, и Линсена выдавал насмешливый, искрящийся взгляд. Его глаза выражали чувства куда явственнее, чем он сам.
Коридор изогнулся крючком, и мы вышли в широкий холл. Идти осталось недолго: мой номер находился в десятке метров от развилки. Крупная фигура двигалась навстречу нам со стороны лестницы. Судя по амуниции, незнакомец оказался дозорным.
– Здесь расположены более дорогие номера, – начал Линсен серьёзным тоном, и меня едва не пробило на хохот. – На одну, две, три и четыре персоны. Есть помещения для особых гостей, с удобствами прямо в номере. Вы можете арендовать недорогой номер в конце коридора, но там имеются некоторые минусы…
Слова Линсена потерялись в громком стуке моего пульса. То, что происходило вокруг, не просто настораживало, а пугало. Дозорный, что шёл навстречу, был мне знаком. Третий раз за последние дни я встречалась с ним, и третий раз мороз шёл по коже от его бесцветного взгляда. Но что он забыл в гостинице, ранним утром?
– Кто это? – спросила полушёпотом, но ответа так и не дождалась.
Впрочем, Линсен не выглядел ни удивлённым, ни напуганным. Более того: когда мы поравнялись с мужчиной, пожал его руку. Эти двое улыбались друг другу, как старые знакомые!
Треклятые Разрушители! По какому праву он явился в место, где я укрылась? Что происходит?!
Удивление и негодование нарастали. Неудержимо смеяться уже не получалось. Дрожь пробежала по телу, как разряд молнии. Вспомнилась навязчивость Линсена, которую я почти списала на мимолётную увлечённость мною. Теперь в голове рождались совсем другие выводы, верить которым не хотелось. Выходило, что меня преследуют двое. И что эти двое связаны.
– Уже заступили, господин Уорт? – проговорил Линсен вместо приветствия. – Рановато вы на ногах.
– Дело не терпит, – произнёс дозорный, сверкнув блеклыми глазами.
Я окаменела. Пол под ногами задрожал, угрожая разверзнуться и уронить вниз. Дозорный Уорт говорил знакомым голосом! До боли, до кислой истомы, сводящей щёки и язык. Более того: интуиция слышала в нём угрозу. И рождала стойкую подсознательную уверенность, что к этому человеку лучше не приближаться.
Неужто тот неприятный инцидент в амбулатории так отпечатался в моём подсознании?
– Проследите, чтобы постояльцы и гости не беспокоили меня до полудня, – распорядился Линсен.
– Будет сделано, – покорно отозвался дозорный.
Ноты его голоса впивались в уши, как накалённые иглы. И с каждым звуком он казался всё более знакомым. Где я могла с ним разговаривать, если не брать в расчёт амбулаторию? Где?! Я в недоумении поглядывала на дозорного, словно он даст мне ответ, и искала в архивах памяти нужные воспоминания. Догадка бултыхалась под самым носом, но едва я пыталась схватить её, она выскальзывала из рук, подобно мелкой рыбёшке.