Поднявшись, ещё раз вслушалась в звенящую тишину. Время словно остановилось, заморозив для меня мгновение. Ключи в кулаке с готовностью лязгнули, и я решилась. Выбрав один наобум, нащупала замочную скважину…
Механизм замка затрещал и заскрипел. Ключ легко провернулся в отверстии, размыкая металлическую дугу. Осторожно подёргав замок, вытащила его из петли. Старая дверца распахнулась и, взвизгнув петлями, стукнулась о стену.
Взору открылся слабо освещённый коридор. Свет струился из узких щелей под потолком, отбрасывая длинные полосы на противоположную стену. Помявшись, я сделала шаг вглубь. Запахло пылью и мышами. Стены так близко подходили друг к другу, что, казалось, вот-вот сожмут меня, расплющив. Я зловредно хихикнула, подумав, что девушка с фото пробралась бы тут только бочком.
Шаг. Ещё один. Половицы натужно поскрипывали под ногами. В какофонию ароматов вмешался смрад рассыревшего дерева. Стены, казалось, подступили ещё ближе. Надвинувшись, стиснули по бокам и спёрли дыхание.
Острый луч рассветного солнца прополз сквозь окошко под потолком и неожиданно ударил по глазам. Я откинулась на стену, пытаясь совладать с собой и загнать назад подступившие слёзы. Бросила взор в тот отрезок коридора, из которого шла, но увидела лишь узкую чёрную линию. От всепоглощающей темноты закружилась голова.
Но на этот раз головокружение было слишком знакомым.
Темнота коконом сгрудилась вокруг. Облизала плечи, как кошка. Поглотила пятно платья и кончики пальцев, белеющие в полумраке. И заштопала щели под потолком чёрными лоскутами.
***
Когда затхлость развеялась и опреснела, сомнений, что происходит самое страшное, не осталось. Темнота не рассеялась. Я снова обнаружила себя в теле Элси. Я сидела на разобранной постели, сминая в ладони открахмаленный пододеяльник. Голову распирал грохот, шум и свист. На губах остывал вкус подслащённого молока, а в сердце поднимала крылья тревога.
– Кто здесь? – произнесла по привычке, дабы убедиться, что голос мне больше не принадлежит.
Звук подпрыгнул и ударился о потолок. Осколки полетели по углам, расслаиваясь и множась. Сколько нового я замечала, когда меня переносило в чужую ипостась. Перед Элси разворачивался совсем другой мир: чуждый, пронзительный, полный странных ощущений и обострённых звуков. Каждый раз, оказываясь тут, я убеждалась, что человека определяет не только душа, но и тело.
Поднявшись с кровати, я сделала несколько шагов вперёд и упёрлась в стену. Проползла по ней пару метров и навалилась на знакомый подоконник. Шероховатое дерево больно упёрлось в живот. Пожалуй, стоит помолиться Покровителям, чтобы у Элси хватило ума увести моё тело из опасного места. И не потерять ключи. Я представила, что может случиться, если кто-то обнаружит открытую дверь и решит её запереть, и во рту разлилась терпкая горечь. Да и Линсен вот-вот вернётся за пиджаком. Что он подумает, не найдя ни ключей в кармане, ни меня в номере?
И почему прыжок всегда происходит в самый неподходящий момент?!
– Почтенные Покровители! – промолвила я писклявым голосом и услышала, как звук стукнулся в стекло, заставив его едва уловимо завибрировать. – Во славу и вечную память ваших имён пою. Простите дерзость мою. Научите приятию, смирению и скромности. Оградите от бед разных и уберегите от искушения Разруши…
Тишина задрожала. Я замерла, раскрошив о язык последние слоги, и навострила уши. В голове шумело, но внешние звуки отчётливо пробивались сквозь помехи. Кто-то приближался. Осторожные шаги за дверью звучали всё громче.
– Элсарио? – произнесла я вопросительно.
И тут же опомнилась: вряд ли. У Элсарио шаги твёрдые, требовательные. Он хорошо знает цену себе и своему присутствию. Эти же шажочки звучали жалко, полушёпотом. Должно быть, их хозяин и разговаривает вполголоса. Если он вообще умеет говорить.
По ту сторону двери загромыхали ключи. Скреблись долго и настойчиво, словно мой визитёр был пьян и никак не мог попасть в скважину. Наконец, замок натужно щёлкнул. Петли застонали, и дверь отворилась, громко врезавшись в стену.
– Ты кто? – спросила я тихонько. – Зачем пришёл ко мне?
Тишина стала гуще и напряжённее. Молчание натянулось, как шёлковая нить, о которую можно обрезаться до крови. Страх неопределённости сковал мышцы. Дыхание затаилось в груди пугливой птицей, а во рту появился металлический привкус. Тот, кто пришёл ко мне, явно не был настроен на разговор. Что он хочет со мной сделать? Убить? Опорочить?!
– Уходите! – взвизгнула я, пятясь вдоль стены. – Я буду кричать!
Два стремительных шага прорвали тишину, как выстрелы. По коже скользнуло отдалённое тепло чужого тела. Гость стоял передо мной на расстоянии шага. Я слышала его мерное дыхание, но смелости протянуть руки навстречу не хватало. Не получилось бы и убежать прочь – искать здесь спасение бесполезно. Маленькая комнатка с единственной дверью и окно, подёрнутое деревянными жалюзи – вот клетка девочки Элси. Ещё у Элси были слепота и слабость. И нарастающий шум в голове, так похожий на грохот повозки.
Незнакомец коснулся моих губ пальцем, призывая не кричать. Шероховатая ладонь скользнула по волосам, приглаживая чёлку. А потом шаги начали отдаляться, как ни в чём не бывало.
Я перевела дыхание. Спёртый воздух засвистел в горле. Интересно, что ему было нужно? Просто посмотреть, как я тут обитаю? Может, еду притащил? Но я не слышала стука тарелок и приборов.
Шаги звучали всё тише, постепенно сливаясь с тишиной. Отдалялись столь же робко и неуверенно, пока совсем не смолкли.
И лишь когда мёртвая тишь затопила комнату, лишая слуха, я поняла, в чём крылась соль.
Я не слышала, как незнакомец запирал дверь. Он освободил меня.
Натыкаясь на полки и тумбочки, я доковыляла до двери. Опасливо накрыла ладонью ручку и повернула её. Дёрнула дверь на себя, разбрасывая колючие щепки. Сквозняк, пронзительно завывая, ворвался в щель и просвистел по ногам.
Я жадно глотнула воздух, льдистый и сладкий на вкус. И покачнулась, едва не упав. С каждым движением грохот и лязг в голове усиливались, спускаясь в нижний регистр, а ноги становились слабее. Там, за дверью, лежала слепая свобода девочки Элси. То, чего она желала всем сердцем, но не смела взять.
Я могла бы броситься в распахнутые двери и убежать в слепую темноту, не разбирая дороги. Могла бы закричать, позвать на помощь, и неизбежно вернуться в заточение. Одно мешало мне довериться инстинктам: я не знала, чего ждёт от меня Элси. И не смела её подвести.
Приоткрыв дверь, я вынырнула в прохладную наружность. Тут же навалилась на стену, опасаясь потерять ориентиры. Под пальцами заскользил гладкий и холодный материал, совершенно не похожий на декоративный. Вроде шлифованного камня, затушёванного поверх слоем краски.
– Есть здесь кто-нибудь? – робко позвала я.
Ответа не последовало. Лишь ветер, взвыв, прокатился по полу, словно неподалёку распахнули окно.
Проглотив страх вместе с колким вкусом свободы, я заскользила вдоль стены. И через несколько шагов обнаружила в ней массивную дверь. Доски, из которых она была сколочена, оказались неотёсанными и иглистыми. Поперечные металлические перемычки стискивали их, прижимая друг к другу. Непонятным холодом веяло из щелей. Живым, но мёртвым.
Собравшись с духом, я ухватила ручку и подёргала. Ледяной металл обжигал пальцы. Дверь не поддалась: лишь скрипнула, будто усмехаясь. Может, оно и к лучшему. От одной мысли о том, что может за нею прятаться, лодыжки начинали трястись и подгибаться.
Впрочем, подгибались они и без этого. Тельце Элси плохо переносило нагрузки. Настолько плохо, что, должно быть, резервы моего слабого организма кажутся ей безграничными.
Я откинулась на стену. Лёгкие жадно просили кислорода. Попыталась раздышаться, но не смогла: испуг стискивал грудь, как корсет. Оставалось лишь тщетно хватать тягучую прохладу губами, как рыба, выброшенная на берег.
Гул в голове нарастал и становился оглушительным. А потом произошло то, чего я ждала. Перед незрячими глазами возник знакомый до боли образ. Разболтанные колёса, разъярённые кони, пыль, летящая по сторонам… Страшное дело, когда начинаешь путать то, что в твоей голове, с реальностью.
– Прости меня, девочка Элси, – произнесла я, опускаясь на корточки. – Я так и не сумела убежать.
Головокружение заволокло реальность, оборвав мысли на полуслове. Я сидела на холодном полу, обхватив колени, и ждала. Проклятые колёса из моего воображения надвигались, угрожая смять в лепёшку.
***
– А ну, посторонитесь, госпожа! – пронеслось над ухом. В нос врезался кисло-горький смрад перегара: так пахнет изо рта у мужчин, регулярно балующихся хмельным. – Шатаетесь вы тут.
Вскрикнув, я обернулась и разжала ладони. Связка ключей выскочила из кулака и со звоном ударилась о мостовую. Слишком уж неожиданным и скорым оказалось возвращение: даже подготовиться не успела. Из-за плеча раздражённо выглядывал мужчина с багряным лицом, испещеренным крупными порами. Сальный воротник его рубахи, покрытый струпьями перхоти, стоял торчком. Одна подтяжка на брюках лопнула и болталась около колена.
– Мешааааются тут, – прокомментировал он, со смаком растягивая слова. – Сколько стаканов выпила-то?
– Уйди, – озлобленно отозвалась я, и тут же представила на своём месте Ленор Лазовски. – Проклинать умею – не расхлебаешь. Рюмку не удержишь. Сил на супругу не хватит. До уборной не донесёшь.
– Вот дура, – фыркнул пьяница.
– А вот кто дурак мы ещё посмотрим. Жди беды, мужчина. Себя потеряешь.
Громко выругавшись, пьяница обошёл меня и ринулся по своим делам. Шатаясь и спотыкаясь, он пересёк проезжую часть, нырнул в переулок и исчез между домами. Бушующая зелень кустарника загладила брешь за ним и снова встала неприступной стеной.
Я осталась одна посреди просыпающегося проспекта. Утренние улочки Девятого Холма пахли безмятежностью и казались прозрачными. Впереди, в гуще кудрявых крон, поблескивала крыша Храма Вершителей. Чуть поодаль палец смотровой башни указывал в небо.