Неожиданно за закрытой дверью послышался голос Джузеппе.
Лоренцо бросил взгляд на часы на стене: без десяти девять.
– Чудо, не иначе… – иронично заметил он. – Никогда еще он не приходил на фабрику так рано.
Джузеппе открыл дверь кабинета.
– Привет, – поздоровался он с детьми, явно испытывая неловкость.
Лоренцо отвернулся, Аньезе же на мгновение подняла глаза: отец был нарядно одет, как будто на праздник. На нем был темный костюм и белая рубашка, двойной подбородок поддерживал шелковый бордовый галстук. В последний раз она видела его в этом костюме на рождественской службе в церкви. Волосы были тщательно уложены назад гелем – Аньезе представила, как мать, как всегда заботливо, помогла ему завязать галстук, а затем пригладила волосы частым гребнем…
Джузеппе вздохнул, положил на стол коричневую кожаную папку и, все так же стоя, принялся барабанить по ней пальцами.
– Могу я с вами поговорить, прежде чем… – начал он.
– Мне с тобой больше не о чем разговаривать, – отрезал Лоренцо, поднимаясь с кресла.
Джузеппе посмотрел на дочь умоляющим взглядом.
– Что ты хочешь сказать? – пришла на помощь Аньезе, стараясь сохранять спокойствие.
Лоренцо подошел к двери, с силой рванул ее на себя и, не захлопывая, вышел из кабинета. Отец и дочь молча проводили его взглядом.
Джузеппе устало подошел к Аньезе и опустился с ней рядом на краешек стула, как будто уже чувствовал себя в гостях.
– Хоть ты послушай. – Девушка повернулась к отцу, но ничего не сказала. – Я сделал все, чтобы защитить ваши права, ты же знаешь. Уговорил его не увольнять рабочих. Никто не окажется на улице. Не глупите, не отказывайтесь от его предложения. Вам обоим нужна работа: денег, которые я вам дам, надолго не хватит. Убеди своего брата хотя бы выслушать его. И умоляю, давайте обойдемся без скандалов. Мне хватило вчерашнего…
Аньезе пожала плечами:
– Ты же знаешь, какой он. Что я могу сделать? – беспомощно спросила она, но, заметив разочарование на лице отца, добавила: – Но я попробую.
Тишину прервали звуки клаксона.
– А вот и он, – объявил Джузеппе, не без труда поднимаясь со стула.
– Чего это он так разгуделся? – спросила Аньезе, вставая.
Они вышли на улицу. Лоренцо уже стоял у входа, словно страж, слегка расставив ноги и скрестив руки на груди. У фабрики, подняв облачко пыли, остановилась красная «Альфа Ромео Джульетта». Аньезе видела такую только в рекламных объявлениях на страницах газет и могла бы поспорить, что никто в Аралье не мог похвастаться такой машиной. Они с Джузеппе встали рядом с Лоренцо и все трое устремили взоры на водителя, который вышел из машины и с высокомерным видом направился в их сторону. Хотя он был высоким и крупным, брюки и жилет сидели на нем как влитые. Лицо обрамляли седые волосы, расчесанные на косой пробор, под носом-картошкой, изъеденным оспинами, топорщились седые усы, в полных губах была зажата сигара. Аньезе попыталась на глаз определить его возраст: он был определенно старше отца, значит, ему должно быть где-то между сорока пятью и пятьюдесятью.
Джузеппе отделился от группы и с широкой улыбкой направился навстречу Колелле, протягивая руку.
– Осталось только красную дорожку расстелить, – пробормотал Лоренцо. – И усыпать ее лепестками роз…
Мужчина пожал руку Джузеппе, вытащил изо рта сигару и громким бархатистым голосом сказал:
– Доброе утро, Джузеппе. А это, должны быть, твои дети, Аньезе и Лоренцо, верно?
– Именно, – ответил Джузеппе, бросая обеспокоенный взгляд на сына.
Мужчина улыбнулся и протянул Аньезе волосатую руку.
– Доброе утро, я Франческо Колелла, – сказал он с сильным барийским акцентом.
Девушка ответила вялым рукопожатием и посмотрела на брата.
Лоренцо протянул руку, крепко сжал ладонь Колеллы, посмотрел ему прямо в глаза и с нажимом сказал:
– Мы не «его», и вовсе не «дети».
В глазах Колеллы мелькнуло удивление, и он снова обратился к Джузеппе:
– Давайте зайдем, раз все в сборе.
Они зашли на фабрику. Аньезе замедлила шаг и схватила брата за руку.
– Успокойся, прошу тебя, – прошептала она. – Давай вести себя вежливо, просто послушаем, что он скажет.
Лоренцо остановился.
– Он может говорить что хочет, но мы здесь не останемся. Позволь мне все сказать самому, – сказал ей брат и решительно направился в сторону кабинета.
Аньезе помедлила. Она на мгновение закрыла глаза, и ей вдруг показалось, что она уже ни в чем не уверена. Она подождала еще несколько секунд, затем все же решилась войти.
Воздух в кабинете, казалось, уже пропитался дымом сигары. Колелла устроился в кресле за столом, Джузеппе стоял подле него. «Словно оруженосец», – подумал Лоренцо. Увидев незнакомца в дедовом кресле, Аньезе почувствовала, как резануло в животе. У нее так сильно закружилась голова, что она буквально упала на один из стульев. Лоренцо встал позади нее, скрестив руки на груди. Она обернулась и растерянно посмотрела на брата. Аньезе знала, что видеть чужого человека в кресле, где до вчерашнего дня по очереди сидели они с отцом, было для него равносильно удару ножом в самое сердце.
Колелла положил сигару на край пепельницы, облокотился на стол и переплел пальцы. Он откашлялся и принялся рассказывать, кто он и чем занимается. Ему были хорошо знакомы товары «Дома Риццо».
– Ваша маленькая семейная мыловарня сделала себе хорошее имя, – снисходительно заметил он. – Но теперь, если вы хотите выжить на рынке, надо мыслить масштабно. Американские товары заполонили полки магазинов, вы и сами видите, и нам приходится с ними конкурировать. Конечно, главным остается качество, – уточнил он, поднимая руки, – но, помимо этого, теперь важны скорость и количество. Вы же до сих пор работаете на допотопных станках, охлаждаете мыло в деревянных ваннах, – вздохнул он с улыбкой, – хотя уже давно существуют сушилки, в которых мыло затвердевает за двадцать минут, а не за два месяца. Вы нарезаете его ножным прессом, а автоматический настрогает несколько тысяч кусков всего за час.
Он глубоко затянулся и выпустил дым из носа, отчего Аньезе почувствовала легкую тошноту. Она задумалась: когда этот человек успел здесь побывать? Он говорит о фабрике так, будто знает ее как свои пять пальцев… Джузеппе приводил его сюда по воскресеньям? Или на рождественские праздники? Сколько раз он бывал здесь без их ведома?
Колелла прокашлялся и продолжил:
– Итак, первым делом я намерен заменить все оборудование. И, конечно же, я продолжу производить товары «Дома Риццо», но уже под своим именем. По крайней мере, без сомнения, оставлю те, что хорошо продаются. Но в целом хочу сосредоточиться на промышленных порошках, потому что именно на них сейчас и делаются настоящие деньги, к тому же мы перейдем на более дешевое сырье, которое даст такой же результат. – Он говорил без малейшей заминки. – Ах, да, и еще встает вопрос рекламы…
Лоренцо положил руку на плечо Аньезе и сжал пальцы.
– Я посмотрел твои рекламные плакаты, – сказал Колелла, обращаясь к нему. – Видно, что у тебя талант. Но позволь сказать, что реклама – это не просто красивые рисуночки: они хороши для музеев. Образы должны быть ярче, нужно делать упор на агрессивные слоганы. Этим займется Козимо, мое доверенное лицо. Я работаю с ним уже много лет, он возглавит коммерческий отдел, а ты, если захочешь, сможешь иллюстрировать его идеи. И мои заодно.
На лице Джузеппе читался страх, что сын вот-вот взорвется. Однако, к его удивлению, Лоренцо не шелохнулся: он слушал Колеллу с суровым, почти бесстрастным выражением лица, придерживая сестру за плечо.
– Что же касается тебя, Аньезе, отец рассказал мне про твое невероятное обоняние, – продолжил он с улыбкой, – и про то, что ты искренне предана этому месту, что ты усердно работаешь и всегда разрабатывала формулы вместе с дедом. Если тебя устроит, можешь и дальше работать в отделе наполнителей, развлекаться с эссенциями и ароматами. – Он снисходительно подмигнул ей, будто только что разрешил маленькой девочке поиграть с куклами, и снова затянулся сигарой.
– Закончил? – спросил Лоренцо.
Колелла удивленно посмотрел на него. Улыбка исчезла с его лица.
– С чего это вдруг ты со мной на «ты»? Не помню, чтобы я это позволял.
– Мне не нужны разрешения, я в собственном доме, – возразил парень.
Колелла откинулся на спинку кресла.
– Если тебе есть что сказать – говори.
– Мне жаль… хотя нет, по правде говоря, мне совсем не жаль, что мой отец заставил тебя потратить время впустую, – сказал Лоренцо. – Видишь ли, я и моя сестра сделаны совсем из другого теста, мы не такие, как он. – Он положил обе руки на плечи Аньезе. – И мы не привыкли прогибаться под кого бы то ни было. Эту мыловарню построил наш дед, это наша фабрика. Как ты мог подумать, что мы будем твоими рабами?
– Неужели? А я-то думал, рабство давно отменили, – перебил его Колелла с саркастической улыбкой и бросил взгляд на Джузеппе.
– Да, пошути еще тут… – прошипел Лоренцо. – Сейчас мы выйдем через эту дверь, и в следующий раз ты увидишь нас, когда мы вышвырнем тебя отсюда пинком под зад и вернем себе нашу фабрику. Тебя и твои современные станки, вместе с твоим паршивым «доверенным лицом».
Джузеппе раскрыл было рот, но так и не смог ничего сказать.
Колелла наклонился вперед и с насмешливой улыбкой скрестил руки на столе.
– Если так, то вы знаете, где дверь. Дорогу можно не показывать, верно?
– Пошли, Аньезе, – сказал Лоренцо, делая шаг к выходу.
Но та не тронулась с места.
– Аньезе? Давай, поднимайся, – настаивал Лоренцо.
Все то время, что Лоренцо говорил с Колеллой, сердце Аньезе бешено билось. От одной только мысли о том, что ей придется уйти и что завтра она не сможет вернуться на мыловарню и заживет совсем другой, незнакомой жизнью, Аньезе чувствовала себя потерянной и внутри нее разливалась пустота. Она представила себе, что ее ждет, и испугалась до смерти, потому что видела впереди только черноту. Кто она без мыловарни? Она не знала и никогда прежде не задавалась этим вопросом, потому что в этом не было нужды. У нее перехватило дух, и внезапно ей стало нечем дышать.