– Ах, так это ты тот самый «сюрприз», – сказала Аньезе, едва заметно улыбаясь.
Джорджо сразу понял, что в ней что-то изменилось. Может быть, глаза?
– Да, я вернулся. Но у тебя такой потухший взгляд. Ты выглядишь… грустной, – ответил он.
Девушка глубоко вздохнула и отвела глаза, уставившись на ковш экскаватора, вгрызающийся в землю.
– Ты пользовался «Лиссе», – сказала она, снова посмотрев на него.
Джорджо подставил щеку. Аньезе закрыла глаза и принюхалась.
– Да, точно.
– Я пользуюсь всем, что ты подарила! Но мыло с тальком уже закончилось… Придется подарить еще.
Он улыбнулся и одним внезапным движением сдернул с нее шапочку: кудри Аньезе пышными волнами рассыпались по плечам.
– Что ты… – Она тут же вскинула руки к голове, но Джорджо не дал ей договорить.
– Вот, теперь я тебя узнаю, Кучеряшка Аньезе, – сказал он, с нежностью глядя на нее.
– Риццо!
Они резко обернулись к воротам. Мужчина с сигарой во рту стоял у входа и недовольно смотрел на Аньезе.
– Здесь не место для свиданий, – отчеканил он. – Я вычту эти минуты из обеденного перерыва.
Один из рабочих, занятый погрузкой коробок, мужчина лет пятидесяти с редкими волосами и осунувшимся лицом, возмущенно посмотрел на него.
– Синьор Колелла, Аньезе только что вышла, и минуты не прошло, – сказал он.
Колелла бросил на него испепеляющий взгляд.
– Кварта, кажется, твоего мнения не спрашивали. Возвращайся к работе. И ты тоже, – добавил он, ткнув пальцем в сторону Аньезе.
– Иду, – ответила она, пока Колелла заходил внутрь.
– Кто этот грубиян? – воскликнул Джорджо.
Она посмотрела на него смущенно.
– Неважно, мне пора.
– Аньезе, я ничего не понимаю… Куда делась ваша вывеска? И почему этот тип так с тобой обращается? Разве это не твоя фабрика?
– Теперь все изменилось, – пробормотала она.
Он внимательно посмотрел на нее – ее глаза снова стали печальными.
– Хорошо, расскажешь вечером, – сказал Джорджо.
– Вечером?
– Да! Увидимся вечером.
Она улыбнулась.
– В семь у ротонды на набережной.
Аньезе кивнула.
– В семь, – повторила она и пошла в сторону фабрики.
– Эй, Кучеряшка! – крикнул он ей вслед.
Она обернулась и улыбнулась снова.
– Ты кое-что забыла! – сказал Джорджо и бросил ей шапку.
Верфь Маццотта располагалась на территории порта. После смерти отца Луиджи Маццотта взял бразды правления в свои руки и расширил мастерскую, превратив ее в настоящую судостроительную верфь. Он стал первым в Аралье, кто оснастил рыбацкие лодки подвесными моторами и начал строить десяти– и двенадцатиметровые рыболовные траулеры со встроенными двигателями. Все рыбаки в городе покупали лодки у него и обращались к нему, когда требовался ремонт.
Все эти годы Джузеппе время от времени заходил к нему, в основном после утренних субботних прогулок, и, как в детстве, садился в уголке и молча наблюдал за его работой. Но в последний его визит, около недели назад, все изменилось. Джузеппе пришел к Луиджи с лучезарной улыбкой и необычным предложением: почему бы ему не начать строить прогулочные катера, а не только рыбацкие лодки?
– Э-э-э, видишь ли, это совсем другая сфера, – ответил ему Луиджи. – А свое дело я знаю и хорош в нем.
Но Джузеппе не отступал, убеждая его расширить бизнес: знает ли он, сколько людей хотят иметь собственную лодку, просто для того, чтобы выходить на ней в море? А сколько из них покупают катера в другом месте, а потом швартуют их здесь? Так почему бы им не покупать их прямо в Аралье?
– Даже если бы я и захотел, у меня нет денег, – возразил друг.
– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Деньги вложу я, – ответил Джузеппе. Он рассказал, что продал фабрику и может наконец посвятить себя своей истинной страсти.
Кое о чем он все же умолчал, например о том, что ожидал получить от продажи мыловарни куда больше денег и собирался построить собственную верфь. Но его планам не суждено было сбыться: Колелла ясно дал понять, что не заплатит ему больше, чем предложил. Их маленькая семейная мыловарня не стоила таких денег, ее положение на рынке было незавидным, а продажи ограничивались местным регионом, к тому же фабрику нужно было существенно модернизировать. Но Джузеппе все равно продолжал обманываться, думая, что денег хватит хотя бы на то, чтобы построить небольшую верфь и начать бизнес. Однако расчеты бухгалтера спустили его с небес на землю уже на следующий день после продажи.
Луиджи обмакнул кисть, которой красил небольшую лодку метров пяти длиной, в ведро с синей краской и посмотрел на друга.
– Ну что ж, удачи тебе. Давно пора.
– Так что? Возьмешь меня в напарники?
Луиджи поморщился.
– Я работаю один, ты же знаешь. У меня уже есть Микеле на подхвате.
– Не торопись, подумай, – сказал ему Джузеппе. – В следующий раз, когда я приду, скажешь, что решил.
Друг кивнул, но, когда Джузеппе уже собирался уходить, спросил:
– А как твои дети отнеслись к продаже мыловарни?
Джузеппе замялся.
– Нормально… – соврал он. – Да и потом, я же не оставил их с пустыми руками. Часть денег от продажи я отдал им. А как иначе? – добавил Джузеппе и поспешил уйти, пока Луиджи не успел спросить что-то еще.
Через неделю Джузеппе вернулся. В центре верфи, на кильблоках, стояла четырехвесельная лодка, из тех, что обычно используют для ночной рыбалки. Пока он ее разглядывал, из подсобки вышел Луиджи, вытирая руки потрепанным полотенцем. Он всегда был симпатичным парнем, вокруг него вилось немало женщин, но он так и не женился. «Интересно почему», – часто задавался вопросом Джузеппе.
– Видел? Насквозь прогнила, – сказал Луиджи, кивая в сторону лодки.
Джузеппе с трудом опустился на колени, чтобы получше рассмотреть обшивку киля.
– Да, ее и впрямь потрепало, – ответил он с улыбкой.
– Послушай, я подумал над твоим предложением. – Луиджи не привык ходить вокруг да около.
– И что решил?
– Вот что я тебе скажу: можно попробовать, но есть три условия. Первое, – Луиджи загнул палец, – верфь и дальше будет носить мое имя, Маццотта, и только. Второе: я буду главным партнером. И, наконец, третье: если эта идея с прогулочными катерами провалится, мы ликвидируем компанию и останемся друзьями, как прежде. Если тебя это устраивает, можем прямо сейчас ударить по рукам.
Джузеппе замешкался: ему казалось несправедливым, что он вложит свои деньги в общий бизнес, а имя Риццо в нем так и не появится. Но колебался он недолго: на данный момент этот совместный проект был для него единственным вариантом.
– Договорились, – воскликнул он.
Нет, он не мог дальше откладывать новую жизнь.
Луиджи предложил досадно мало, но с чего-то надо было начинать.
И они ударили по рукам.
Аньезе прибежала домой, с трудом переводя дыхание: до встречи с Джорджо оставалось меньше часа. Колелла задержал ее на мыловарне по какому-то пустяковому поводу, и она ушла оттуда позже, чем рассчитывала. Можно было догадаться, что он не оставит так просто ее минутное отсутствие. «Вот же гадкий тип», – подумала она. С тех пор как он появился на мыловарне, атмосфера на фабрике изменилась до неузнаваемости.
С рабочими Колелла вел себя высокомерно: повышал голос, никогда не говорил «пожалуйста» и уж тем более «спасибо». Работники его не выносили и одновременно очень боялись. Тем не менее в первые недели никто не решался уйти. «Ну конечно, он же повысил всем зарплату, чтобы удержать их и заставить молчать. Именно поэтому он считает, что может обращаться с нами как ему вздумается», – размышляла Аньезе.
Она вернулась домой потная и растрепанная.
– Черт, уже поздно, – пробормотала она, вставляя ключ в замочную скважину.
– Ну наконец-то, пришла. Где ты была так долго? – спросила мать из гостиной. Сальватора и Джузеппе сидели в обнимку на охровом диване и смотрели телевикторину.
– Где-где… на мыловарне, конечно, – ответила Аньезе. – Колелла не отпускал меня, разозлился, потому что…
– Я знаю! Четвертого июля тысяча семьсот семьдесят шестого! – воскликнул Джузеппе, не отрывая взгляд от экрана.
– Браво, Джузеппе. Ты и впрямь все знаешь, – похвалила мужа Сальватора, похлопав его по колену.
«Неужели мои дела им совсем не интересны?» – подумала Аньезе, раздраженно вздыхая. Каждый раз, когда она пыталась рассказать родителям о том, как прошел день на фабрике, или просто упоминала Колеллу, те сразу же переводили разговор на другую тему или просто делали вид, что не слышат. «Ведут себя так, словно дедовой фабрики никогда и не было…»
– Ладно, я пойду переоденусь. У меня сегодня встреча, – сказала она.
Сальватора тут же оживилась.
– Да? И с кем же ты встречаешься, с Терезой? Куда пойдете?
– С ней и… с другими приятелями, – соврала Аньезе.
Мать просияла.
– А нет ли среди этих приятелей кого-то «особенного»? Претендента в женихи?
– Мама, прекрати, – ответила она и направилась к лестнице.
– Может, хоть на этот раз сложится… – пробормотала Сальватора.
Аньезе сразу же открыла кран в ванной, сняла одежду и быстро помылась мылом «Марианн». Затем, все еще с полотенцем в руках, распахнула шкаф: «Эта, по крайней мере, скрывает икры», – подумала она, доставая длинную расклешенную юбку в складку. К ней она надела белую блузку, а на ноги – черные лакированные лодочки на маленьком каблуке: сначала правую, потом левую.
«Жаль, что не успела вымыть голову, – подумала она, стоя перед овальным зеркалом и заправляя блузку. – Ну ладно, ему мои волосы и так нравятся. Боже, надеюсь, они хотя бы не воняют потом?» Аньезе вытянула прядь, поднесла ее к носу и, убедившись, что никаких неприятных запахов нет, посмотрела на часы: без десяти минут семь.
«Вот черт!» – воскликнула Аньезе. Достала из ящика тумбочки два брикета «Марианн» и сунула их в сумочку.
– Я ухожу! – крикнула она, молнией пролетая по коридору.