– Знаешь что, иди-ка домой и оставь Лоренцо в покое, – сказала Анджела. – Ему потребовалось несколько недель, чтобы хотя бы немного прийти в себя. Я не позволю тебе снова причинить ему боль!
– Но я не хочу причинять ему боль… – прошептала Аньезе.
– Вот и правильно. Все равно, что бы ты ни сказала, это уже ничего не изменит. Слишком поздно.
Аньезе опустила глаза и направилась к выходу, но, взявшись за дверную ручку, резко обернулась.
– Можешь хотя бы передать ему, что я скучаю, пожалуйста? Только это, – прошептала она и вышла, не дожидаясь ответа.
– Вот ты где, ну наконец-то! – раздался звонкий голос Сальваторы, как только Аньезе переступила порог дома. – Мы уже заждались, где ты была? – спросила мать, выходя в прихожую. – Дядя с тетей давно уже здесь, – шепнула она с упреком. И, положив руку Аньезе на спину, чуть ли не втолкнула ее в гостиную.
Тетя Луиза сидела в зеленом кресле с бокалом красного вина, вид у нее был скучающий. Отец и дядя Доменико устроились на диване и, не отрываясь, смотрели телевизор: на экране какой-то мужчина в очках с толстыми стеклами показывал зрителям книгу и беседовал с нахмуренным человеком, который, по всей видимости, был ее автором.
– Аньезе! С днем рождения! – воскликнула тетя Луиза. Она поднялась с кресла, поставила бокал на столик, прямо на журнал Famiglia Cristiana, где тут же появился красный кружок, и кинулась обнимать Аньезе, окутав ее ароматом духов, пахнувших спиртом и увядшими цветами. Аньезе его терпеть не могла.
– Тетя, ты покрасилась в блондинку? – удивилась она.
Луиза, как кинодива, приложила руку к бедру.
– Мне идет, а? Я как Мэрилин Монро! Я даже родинку нарисовала, как у нее, вот тут, над губой, – показала она.
– Ну просто вылитая Мэрилин, дорогая, – усмехнулся Доменико. Он поднялся и расцеловал Аньезе в обе щеки, от прикосновения его бороды было немного щекотно.
– Пойдем, откроешь подарок! – позвала ее тетя. Она взяла со столика сверток и с улыбкой вручила его племяннице.
Аньезе села на диван рядом с отцом, сняла белую завитую ленту и серебристую бумагу и обнаружила небольшую позолоченную коробочку, внутри которой лежала помада клубничного цвета.
– Тебе нравится? – спросила Луиза. – Там еще кое-что. Доставай скорее.
Аньезе послушно открыла металлическую коробочку: внутри лежала щеточка и густая черная паста. Она повертела ее в руках.
– Что это? – растерялась она.
– Это тушь для ресниц, она делает их густыми и выразительными, – объяснила тетя. – Раз уж ты становишься женщиной, я подумала, что тебе пора начинать за собой ухаживать.
– Правильно, просто замечательный подарок, – вмешалась Сальватора. – Правда, дорогая?
Девушка промолчала. Она продолжала вертеть в руках тушь и помаду, не представляя, что с этим делать.
– Ты что? Застыла, как заколдованная! Поблагодари тетю, – настаивала Сальватора.
Тут в дверь постучали.
– Я открою, – сказал Джузеппе, с трудом поднимаясь с дивана.
– Должно быть, Тереза, – предположила Сальватора.
– Вот и замечательно, значит, сможем наконец сесть за стол. Я заметил, что в духовке томится твоя фирменная лазанья, – сказал Доменико, улыбнувшись сестре.
Тереза держала в руках подарок. Она обняла Аньезе, прильнув к ней пышной грудью, и вручила небольшой сверток.
– Спасибо, – пробормотала Аньезе, едва заметно улыбаясь.
Она раскрыла подарок и обнаружила внутри книгу: Эльза Моранте, «Остров Артуро».
– Это мой любимый роман, – пояснила Тереза.
– Я тоже его читал, – сказал Доменико, вынимая трубку из кармана пиджака. – Отличный выбор.
– Тебе понравится, – прошептала Тереза. – Это о взрослении, со всеми разочарованиями, которые с ним связаны. – Она посмотрела на Аньезе с многозначительным видом, словно говоря: «Эта история и о тебе».
– Что ж, прошу всех к столу! – хлопнула в ладоши Сальватора.
Все пошли в столовую, лишь Аньезе осталась сидеть на диване, разглядывая свои подарки. Она подумала, что все это не имеет к ней ни малейшего отношения: ее никогда не интересовал макияж, а чтение романов казалось ей скучнейшим занятием. Аньезе не увлекали книжные истории, и Тереза прекрасно об этом знала! Когда они были маленькими, подруга часто приносила на фабрику свои любимые сказки и пробовала читать ей вслух, но Аньезе всякий раз зевала от скуки.
«Почему бы нам не заняться чем-то другим? Давай возьмем обрезки мыла и поиграем в ученых!» – предлагала она, вынуждая Терезу прервать чтение и закрыть книгу. С глубоким чувством разочарования Аньезе осознала: никто не знает ее по-настоящему – ни родители, ни дядя с тетей, ни даже близкая подруга. Единственный человек, который понимал и видел ее такой, какая она есть на самом деле, был ее брат, который теперь не хотел иметь с ней ничего общего.
Аньезе встала с дивана и уже собиралась присоединиться к гостям, как Сальватора снова появилась в гостиной:
– А, чуть не забыла! – Она открыла выдвижной ящик и достала из него коробку, перевязанную ленточкой. – Держи. Это сегодня принес почтальон. Без подписи. Только наш адрес и пометка: «Доставить 24 апреля».
– Это для меня? – спросила Аньезе, взяв посылку.
– А для кого? Имя-то здесь твое. Может, какой ухажер прислал, а? – подмигнула Сальватора и, посмеиваясь, пошла доставать из духовки лазанью, пока гости рассаживались за столом.
Аньезе отошла в сторону. Она открыла коробку и сразу же ощутила чудесный незнакомый аромат. Внутри лежал листок, исписанный мелким аккуратным почерком.
«С днем рождения, Кучеряшка! Надеюсь, почтальон выполнит мои инструкции и ты получишь посылку 24 апреля. Не раньше и не позже! А теперь на минутку отложи письмо и запусти руку в солому, там твой подарок».
Аньезе с широкой улыбкой вытащила из коробки солому и на самом дне обнаружила завернутый в бумагу кусок мыла. Она развернула его и понюхала, упиваясь необычным ароматом. Затем вернулась к записке.
«Это мыло с эссенциями пачулей и сандала. Я купил его здесь, в Индии. Конечно, оно не такое особенное, как "Марианн", но, надеюсь, тебе все равно понравится. Скоро вернусь. Джорджо».
Аньезе прижала записку и мыло к груди. Джорджо не забыл о ее дне рождения. Он думал о ней, находясь за тысячи и тысячи километров… И хотя он знал ее совсем недолго, именно он сделал тот самый подарок, который пришелся ей по сердцу. От одной только мысли, что через несколько дней она снова его увидит, Аньезе охватила волна чистой, незамутненной радости, той самой, которая достигает пика здесь и сейчас, а потом растворяется, как пена. Она испытывала это чувство всего несколько раз и один такой случай помнила очень хорошо: так было, когда она впервые создала собственный рецепт мыла, а дедушка стоял рядом и шаг за шагом помогал ей с дозировками, соотношениями и комбинациями ингредиентов.
– Кто это тебе прислал? – спросила Тереза, неожиданно появившись у нее за спиной.
Аньезе вздрогнула.
– Джорджо, – ответила она.
– Джорджо? Какой еще Джорджо?
– Моряк… – смущенно пояснила Аньезе. – Помнишь, мы виделись в лавке Кончетты?
– Надо же! – воскликнула Тереза, вытаращив глаза. – Я и не знала, что вы общаетесь. – И со слегка обиженным видом вернулась в столовую.
За ужином Аньезе не проронила ни слова: думала то о Джорджо, то о Лоренцо. Охваченная вихрем противоречивых эмоций, она то ощущала бесконечное тепло, от которого вспыхивали щеки, то снова погружалась в удушающее чувство опустошенности. Время от времени она ловила обрывки разговоров: Джузеппе рассказывал шурину о проекте, над которым работал, затем дядя Доменико, видимо, устав от разговора о лодках и судостроительных верфях, поинтересовался у Терезы, как идет учеба. Та объяснила, что после окончания лицея собирается поступать на юридический факультет и будет совмещать учебу с работой. Ее заявление вызвало целый хор восторженных возгласов: «Надо же, какая молодец!», «Поздравляем!». Сальватора предложила всем по второй порции лазаньи и продолжала игнорировать дочь ровно до тех пор, пока не подошло время подавать торт.
– Торт из кондитерской Капоне! – объявила она.
– Лучшей в Аралье, – уточнила тетя Луиза.
Аньезе посмотрела на завитки взбитых сливок, покрывавшие торт сверху донизу. В центре красовалась надпись «С днем рождения», сделанная шоколадной глазурью. Имени не было.
– А где же свечи? – спросила Аньезе, уставившись на мать.
Сальватора поднесла руку ко рту.
– Бог ты мой, свечи… – пробормотала она. – Прости, я забыла, их всегда покупал…
– Лоренцо, – закончила за нее Аньезе.
Повисло неловкое молчание. Дядя Доменико затянулся трубкой и закашлялся.
– Кто-нибудь хочет миндального ликера? – спросил Джузеппе с натянутой улыбкой. Все с облегчением повернулись к нему.
– Отличная идея! Я достану рюмки, – краснея, воскликнула Сальватора.
– Я помогу, – предложила Луиза, вставая из-за стола.
– А я возьму тарелки для торта, – сказал Джузеппе.
– Давайте я вам помогу, – добавила Тереза, тоже поднимаясь.
Аньезе с недоумением посмотрела на них.
Потом, вздохнув, подперла щеку рукой. Макнула палец в завиток взбитых сливок, облизнула и повторила снова.
7«Но ты уходишь, а ты останься»[7]
Конец апреля – май 1959 года
Лоренцо и Анджела все еще спорили, когда первые лучи солнца начали пробиваться сквозь ставни. Эту ночь они провели без сна, в комнате Фернандо, шепча друг другу обвинения и упреки.
Лоренцо сидел на кровати, обхватив голову руками, и нервно постукивал ногой по полу. Анджела стояла перед ним, скрестив руки на груди.
– Да что ты знаешь о работе в галерее? Ты ведь там никогда не работал!
– Я научусь, – резко ответил он.
– Нет, послушай, ты не поедешь, и точка, – повторила она в очередной раз.
Лоренцо злобно посмотрел на нее.
– Я не подчиняюсь чужим приказам, кто бы их ни отдавал, и ты это знаешь.