– Зато теперь видно родинку… – продолжила она, проводя пальцем по маленькому пятнышку на его предплечье.
Он посмотрел, как ее палец дважды очерчивает контур родинки, поднял глаза и наградил ее нежной улыбкой.
– Знаешь, чем мы займемся сегодня вечером?
Аньезе покачала головой.
– Я поведу тебя на танцы! – воскликнул он, вставая со скамейки.
Аньезе слегка смутилась.
– Но я не умею танцевать.
– Ничего! Я тебя научу.
– Нет, правда, я совсем не умею…
– Никаких отговорок! – отмахнулся он, хватая ее за руку и помогая подняться.
Аньезе никогда раньше не была в танцевальном зале. Она слышала о нем от рабочих с фабрики, которые ходили туда каждый субботний вечер, а иногда и по воскресеньям. Рассказывали, что он находится в сером строении на набережной – здании Кооперативного клуба.
Джорджо за руку потащил ее за собой. Аньезе вошла, немного робея, и ее сразу же оглушила музыка: толпа молодежи безудержно танцевала под «Saint Tropez twist»[9]. Идя по залу и крепко держась за руку Джорджо, Аньезе зачарованно наблюдала за движениями, которые повторяли абсолютно все танцующие. Согнув ноги в коленях, они крутили ступнями, сначала вправо, потом влево, перенося вес тела с одной ноги на другую.
Джорджо рассмеялся.
– Пойдем, присядем и просто посмотрим, – сказал он, успокаивая ее, и повел к ряду стульев, стоявших вдоль стены.
– Что это за танец? – спросила она, перекрикивая музыку.
– Ты и правда не знаешь? Это же твист!
Аньезе уставилась на танцующих, вытягивая шею, стараясь разглядеть, нет ли среди них кого-нибудь с фабрики.
– А ты… ты уже танцевал его? – спросила она Джорджо.
Он положил руку на спинку ее стула.
– Да, и не раз. Хочешь попробовать?
Аньезе сцепила пальцы и быстро покачала головой.
– Спасибо, нет, – ответила она.
Они просидели так пару песен, Джорджо отстукивал ритм ногой и покачивался в такт музыке, время от времени подталкивая Аньезе локтем, как бы говоря: «Попробуй, только посмотри, как это весело!»
Но когда оркестр заиграл «Il tuo bacio è come un rock»[10], Джорджо резко вскочил, схватил Аньезе за руку и вытащил на танцпол.
– Под эту песню невозможно сидеть! – воскликнул он.
Застыв, Аньезе смотрела на Джорджо: он, как и все остальные, с легкостью крутился в ритме танца. «Все, кроме меня, умеют танцевать твист», – подумала она. Но затем он обнял ее за талию и повел в танце. Аньезе улыбнулась и, поддавшись его настроению, решила попробовать. И пока певец пел, что каждый ее поцелуй стоит трех, Аньезе сначала повторяла движения за Джорджо, а потом, захваченная музыкой, все же расслабилась и начала двигаться в собственном ритме.
– А еще говорила, что никогда не танцевала твист! – закричал ей на ухо Джорджо. – Посмотри, у тебя прекрасно получается!
Аньезе рассмеялась, и в тот момент, когда пошел припев, что этот поцелуй как рок, Джорджо стянул резинку с ее волос, отчего кудри Аньезе свободно рассыпались по плечам, обхватил ее лицо руками и, наконец, поцеловал ее.
Это был невероятный поцелуй. Музыка уже стихла, сменившись шумом голосов, смехом и звоном бокалов, а он все длился.
Когда теплые и мягкие губы Джорджо оторвались от ее губ и он прислонился лбом к ее лбу, у Аньезе закружилась голова, словно она только что сошла с бешено кружащейся карусели.
– Моя Кучеряшка, – прошептал он испачканными ее помадой губами.
Чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, Аньезе взглянула в его голубые глаза, глаза того, кому она только что подарила свой первый поцелуй, и подумала, что Лоренцо был прав. «Когда это случится, ты сама все поймешь».
Аньезе улыбнулась и прошептала:
– С тобой я чувствую себя невероятно счастливой.
– Не могу поверить, что ты опять не приедешь! – Анджела так сильно разозлилась, что ей захотелось швырнуть телефонную трубку о стену.
Она поняла, что кричит, только когда в баре вдруг все притихли и все взгляды устремились на нее. Смутившись, Анджела отвернулась и, уже тише, продолжила:
– Можно узнать почему?
– Я приглашен на прием и обязан пойти. Это важно, – ответил Лоренцо.
– А твой дядя не может пойти один? В конце концов, это его галерея, разве не так?
– Да, но я ведь работаю на него и не могу пропускать такие встречи.
Анджела вставила новый жетон.
– И почему же? Что это за «встречи» такие? – прошипела она.
– Встречи, на которые приходят богатейшие люди города, влиятельные люди, понимаешь? Те, с кем полезно завести знакомства… Они настолько богаты, что не знают, куда девать деньги.
Анджела умолкла.
– Анджела? Ты меня слушаешь? – спросил он.
– Да.
Лоренцо вздохнул.
– Поверь, я предпочел бы быть с тобой…
– Лжец!
– Да что с тобой такое? Ты мне не веришь?
– Не верю.
На другом конце провода повисла тишина, а потом раздался тяжелый вздох.
– Знаешь, что я тебе скажу, Лоренцо Риццо? – продолжила Анджела, вставляя еще один жетон. – Проведи свой единственный выходной с этой «влиятельной публикой», раз тебе так хочется. Сиди за столом с этими богачами, ешь до отвала их изысканную пищу. Ведь я, у которой нет ни гроша, больше ничего для тебя не значу!
Дрожащей рукой она повесила трубку и громко всхлипнула. Ну уж нет, она не станет плакать, подумала Анджела и, выходя из бара с мрачным лицом, пообещала себе, что ни завтра, ни послезавтра, ни на следующий день, ни потом звонить ему не будет. Она будет хранить молчание до тех пор, пока он сам не прибежит к ней, умоляя простить.
Джорджо наблюдал с палубы корабля, как день сменяет ночь, – он не сомкнул глаз и, закутавшись в теплое одеяло, всю ночь смотрел на спящий город. Через несколько минут корабль покинет порт…
Сидя под звездным небом, в ночной тишине, он с грустью вспоминал дни, проведенные в Аралье, особенно миг, когда они прощались перед посадкой на борт. В порту, точнее, на том самом камне, ставшем теперь «их» камнем, Джорджо сказал ей, что не стоит грустить, потому что он обязательно вернется, ведь он хочет быть только с ней одной. Он даже поклялся ей в этом собственными братьями. Аньезе улыбнулась и, пожав плечами, ответила: «Я буду тебя ждать», а затем достала из сумочки две пачки «Марианн». «Должно хватить», – добавила она и сунула ему в карман. Тогда он взял ее за руку, увел за камень, спрятавшись от посторонних глаз, и снова поцеловал. Это был поцелуй, полный страсти и тоски, которая, как понимали оба, подстерегала их в разлуке.
– Все по местам! Готовьсь! – громко скомандовал старпом, пока матросы неспешно поднимались на палубу.
Пора. Джорджо выдохнул, отбросил одеяло и занял свое место. Тут же подоспел Бачичча и, протирая опухшие от сна глаза, встал рядом.
– Отдать швартовы! – крикнул старпом.
Джорджо повернулся к другу.
– Только не сломай мне вторую руку.
– Ты, гляжу, был бы совсем не против, – сонно подмигнул ему Бачичча.
10«Нувель Марианн»
Август 1959 года
В первые дни августа температура в Аралье достигла сорока градусов. На фабрике работали котлы, а от кипящей мыльной массы поднимались облака пара – дышать внутри становилось нечем. Аньезе тяжело вздохнула и, проведя рукой по лбу, смахнула пот.
– Ты такая красная, выпей немного воды, – посоветовал Вито.
Она кивнула и, двигаясь с заметным трудом, пошла налить стакан воды. Сделав несколько жадных глотков, она взглянула на новый смеситель, который установил Колелла. На глаз он был больше, чем два других вместе взятые, прикинула она.
– Ну что, готовы? Сегодня мы запускаем это чудище, – объявил Марио. Так они прозвали огромный котел на шестьдесят тысяч литров, ради которого и установили такой гигантский смеситель.
– Ты что, уже принял на грудь, что такой развеселый? – воскликнул один из рабочих.
– Дай-ка и мне глоток! – вклинился другой.
Все остальные загоготали, а Марио лишь развел руки.
– Увы, выпил все до капли, иначе непременно поделился бы, – отшутился он. – На самом деле я просто рад за дочь: она получила высший балл на выпускных экзаменах.
– Поздравляем!
– А она точно твоя дочь?
Все снова загоготали, и Марио вместе с ними. Аньезе подошла к нему.
– Передай Терезе мои поздравления, – только и сказала она.
Марио смущенно кивнул, и Аньезе показалось, что он понимает, что у них с Терезой все уже не так, как прежде. Времена, когда они играли вместе на мыловарне, пока взрослые работали, давно остались в прошлом. «Что нас связывало все эти годы? – с грустью думала Аньезе. – Воспоминания детства – и больше ничего. У нас не было общих интересов, мы даже не могли поговорить о том, что волновало каждую из нас». Для Терезы это были книги и политика, для Аньезе – все, что касалось мыла. Но она понимала, что дело не только в этом. В тот раз, в лавке Кончетты, Тереза разоткровенничалась и сказала: «Я ненавижу всех промышленников». «Она все еще видит во мне начальницу, хозяйку фабрики, даже теперь, когда у меня ничего не осталось…» – огорчилась Аньезе.
Когда смех затих, Марио объяснил, что им предстоит сварить партию нового продукта, который Колелла очень хочет выпустить на рынок: нейтральный порошок для текстильной промышленности.
Аньезе вздрогнула. Она хорошо помнила, как во время их первой встречи Колелла сказал, что собирается сделать ставку на производство чистящих средств для промышленного использования. «На этом можно заработать настоящие деньги», – сказал он тогда. Но неужели он хочет…
– Марио, я на минутку отлучусь, мне надо заглянуть на склад, – вдруг сказала она и, не дожидаясь ответа, поспешила к выходу.
Аньезе пересекла двор и вошла в соседнее здание. Прошла между стеллажей, где хранились большие запасы твердого и порошкового «Снега», «Лиссе», а теперь еще и «Инес», и направилась к самой маленькой полке – полке с «Марианн». Последний раз, когда она была здесь и тайком взяла две пачки мыла для Джорджо и еще четыре для себя, она пересчитала оставшиеся упаковки: их было сто четыре. Она решила пересчитать их снова, как всегда считая по две. «Девяносто шесть», – разочарованно пробормотала она. Остальные, скорее всего, ушли на продажу в лавку Кончетты, и как минимум половина из них наверняка досталась маленькой Виттории.