– Аньезе! – закричала Сальватора, влетая в комнату. Она сдернула простыню и уставилась на дочь, словно проверяя, жива та или нет.
– Мам, да что случилось? – спросила Аньезе.
– Сколько раз я тебя просила, не накрывайся с головой? Стоит на секунду забыться и задохнешься во сне, – выдохнула мать, садясь на кровать и прижимая руку к сердцу. Глубоко вдохнула пару раз и немного успокоилась. – Мы с отцом собираемся на пляж на весь день. Пойдешь с нами?
– Нет, что-то не хочется…
– И что ты будешь делать? Снова просидишь дома весь день? Сегодня же Феррагосто, доченька, развейся немного.
– Может, я присоединюсь к вам позже, ладно?
Сальватора с тревогой посмотрела на нее.
– Почему бы тебе не зайти за Терезой и не пойти с ней?
Аньезе села на кровати.
– Мама, я не видела Терезу уже несколько недель. Мы больше не подруги, как раньше. Даже не знаю, подруги ли мы вообще…
– Да что за глупости! – возразила Сальватора, вставая. – Дружба так просто не заканчивается. Иногда люди отдаляются друг от друга, но потом снова сходятся. – Она подняла с пола платье дочери и повесила его на спинку стула.
– А ты откуда знаешь? У тебя же нет подруг, – пробормотала Аньезе.
Мать обиженно посмотрела на нее.
– Смотри-ка, какая ты у нас стала умная, а! Пререкаешься с матерью, дерзишь… И за что мне такое наказание, – проворчала она, выходя из спальни.
Аньезе снова улеглась и оглядела комнату. Черно-белая фотография бабушки с дедушкой – та самая, что она забрала с мыловарни, – теперь стояла у нее на комоде. Диплом Ренато и рекламные плакаты Лоренцо она повесила на стену. «Они такие красивые, в тысячу раз лучше тех, что у этого Рыжего», – подумала она. Аньезе перевела взгляд на грамоты, полученные за мыло «Марианн», висевшие на противоположной стене, и ей снова стало грустно. Аньезе никак не могла понять: почему вдруг люди разлюбили это мыло? Что с ним не так? Но, как ни старалась, не находила ответа. В одном она была уверена точно: «Марианн» нельзя просто так взять и вычеркнуть, будто его никогда и не существовало, она этого не позволит. Ради бабушки с дедушкой, ради себя… и ради Лоренцо. Должен быть какой-то выход, но какой? Аньезе все утро пролежала, ломая голову, как уговорить Колеллу снова запустить «Марианн» в производство. Наконец, чувство голода взяло верх, и она спустилась на кухню.
Завтрак уже ждал на столе: два ломтика хлеба и баночка лимонного джема, того самого, что Сальватора сварила из собственных лимонов. Намазывая на хлеб этот ароматный джем и снова напевая «Бонго, ча-ча-ча», Аньезе вдруг вспомнила о задумке с цитрусовым мылом, которую так и не успела воплотить. «Как жаль, – подумала она, – это было бы действительно замечательное мыло». И вдруг ее осенило: «Ну конечно! Вот что можно сделать с "Марианн"! Надо изменить его состав!»
Как дедушка когда-то создал «Марианн» для бабушки, так и она возьмет за основу их любовь и добавит к ней свою – ту, что испытывает к прекрасному моряку с голубыми глазами. И создаст свое мыло – «Нувель Марианн», новую «Марианн».
«Да, так оно и будет называться», – решила Аньезе и, широко улыбаясь, откусила кусок хлеба.
Лоренцо подъехал к летней резиденции Гуарини и сразу понял, что дома никого нет. Вокруг не слышалось ни звука, кроме бормотания моря, которое в тот день было немного беспокойным. Лоренцо постучал, но никто не открыл. Тогда он немного побродил в тени портика, потом вернулся, нажал на ручку двери, и она неожиданно открылась.
– Есть кто-нибудь? – позвал он.
Появилась горничная, держа серебряный поднос, полный тарталеток.
– Кто вы такой?
– Меня зовут Лоренцо Риццо, я гость Гуарини…
– Они на пляже, – перебила женщина.
– Хорошо, спасибо, – пробормотал он, собравшись уходить, но в последний момент обернулся. – Извините, а на каком именно пляже?
– На пляже Гуарини… Спуститесь по лестнице в саду, – бросила горничная, быстро удаляясь, словно это короткое общение и так уже отняло у нее драгоценное время.
«Вот это да! У них еще и собственный пляж есть!» – подумал Лоренцо, увидев полоску песка в конце длинной лестницы. Он сразу заметил Дориану, лежавшую на полотенце в белом раздельном купальнике, красиво подчеркивающем ее изящную фигуру. Он кашлянул, чтобы обозначить свое присутствие, и Дориана, подняв голову, тут же одарила его широкой улыбкой – той самой, от которой у нее появлялись ямочки на щеках.
– Вы приехали первым! Мы не ждали вас так рано! – сказала она, садясь. – Мама и папа плавают, вон они, – добавила она, показав в сторону моря.
Лоренцо сел на песок рядом с ней.
– Дориана, я должен попросить вас о чем-то очень важном, – произнес он с серьезным видом.
Девушка удивленно посмотрела на него, словно испугавшись тона, каким это было сказано.
– Можем ли мы перейти на «ты»? Прошу вас, – закончил он с улыбкой.
Она засмеялась, а затем просто ответила:
– Конечно, можем.
Гости прибывали группами, и через пару часов их стало так много, что Лоренцо сбился со счета, но Дориана сопровождала его, представляя каждому: «Синьор Лоренцо Риццо, из галереи "Ингроссо"». Время от времени Лоренцо спрашивал у кого-нибудь, который час, тихо, чтобы Дориана не услышала. Анджела и Фернандо ждали его в Аралье, и ему казалось, что он уже и так задержался дольше, чем планировал. Когда один из гостей ответил ему, что уже без четверти двенадцать, он забеспокоился: он обещал Анджеле приехать к полудню. «Мне нужно уходить», – подумал он. Лоренцо поискал взглядом Дориану, которая ушла за напитками, и, когда наконец нашел ее, беседующую с двумя девушками, вежливо отвел ее в сторону и сказал, что ему очень жаль, но он должен идти.
– Как? – воскликнула она, нахмурившись. – Ты уже уходишь? Останься хотя бы на обед…
– Мне очень хотелось бы, но я не могу. Правда. – Он взял ее руку и легонько коснулся поцелуем. – До свидания… Вернее, пока, – попрощался он с улыбкой.
Как он и опасался, в Аралье он приехал, опоздав на час с лишним. «Анджела будет в ярости», – думал он, паркуя машину на набережной и торопясь на пляж.
Наконец в толпе Лоренцо заметил Анджелу и поспешил к ней, но, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, она отстранилась и даже не взглянула на него.
– Ты не представляешь, какие были пробки, это не моя вина, – вздохнул Лоренцо, присаживаясь на полотенце.
– Мог бы выехать пораньше, – ответила Анджела, все так же не глядя на него.
Лоренцо фыркнул и лег, скрестив руки за головой.
– Я мчался сюда, как сумасшедший, чтобы приехать как можно скорее, – пробормотал он. – Если бы знал, что меня ждет такой прием, мог бы и не рисковать своей жизнью.
Анджела повернулась к нему.
– Как ты мог мчаться, если на дороге были пробки? – спросила она, приподняв бровь.
В этот момент к ним подошел Фернандо. Он только вышел из моря, блестя от воды, и блаженно улыбался. Лоренцо тут же поднялся.
– Ну, здоро́во, – сказал он, крепко обнимая друга.
Анджела встала, подошла к воде и, зайдя поглубже, нырнула с головой.
– Злится, а? – шутливо спросил Фернандо и сел на песок.
– Опоздал, и теперь меня за это распинают, – с иронией ответил Лоренцо, садясь рядом с другом и закуривая сигарету.
– Как дела в Лечче? Ты в порядке?
Лоренцо выдохнул дым и прилег на бок.
– Да, можно сказать, что в порядке. Осваиваюсь потихоньку. Если бы еще твоя сестра не ставила мне палки в колеса… – Он замялся. – Извини, мне не стоило этого говорить, забудь.
Фернандо положил руку ему на плечо.
– Не извиняйся. Я знаю, через что тебе пришлось пройти. И прекрасно понимаю, почему ты уехал и чего ищешь. На твоем месте я, скорее всего, поступил бы так же. Но…
– Я так и знал, что будет «но», – пробормотал Лоренцо.
Друг посмотрел ему в глаза и еще крепче сжал его плечо.
– Ты мой друг, и если ты счастлив, то и я счастлив. Но я должен сказать тебе то, что думаю, как делал всегда, иначе мы не дружили бы двадцать лет, верно?
Лоренцо кивнул и потушил сигарету в песке.
– Я знаю, что тебе было больно, Лоренцо, – продолжил Фернандо, – и знаю, что ты до сих пор страдаешь из-за фабрики. Когда Анджела мне все рассказала, я просто не мог в это поверить. «Дом Риццо» – это и есть ты, а точнее, вы с Аньезе. Вы всегда были душой мыловарни. И я понимаю твою злость, твое желание вернуть все, как было. Знаю, что ради этого ты пойдешь на все. Но послушай, не отказывайся от тех, кто по-настоящему тебя любит. Кем бы ты ни стал и чего бы ни добился. Я сейчас говорю об Анджеле, Аньезе и о твоих родителях…
Лоренцо дернулся, не скрывая раздражения.
– Я только хочу сказать: не позволяй ярости, гордости и жажде отыграться утянуть тебя на дно, иначе ты рискуешь потерять кое-что поважнее фабрики – родных людей. А их, дружище, терять куда больнее. Постарайся это осознать, пока еще не поздно.
Лоренцо глубоко вздохнул и взглянул на друга. Затем медленно кивнул и закрыл глаза.
– Глянь-ка! Это же твой сын, – сказала Сальватора дрожащим голосом, указывая мужу на Лоренцо, стоявшего всего в нескольких метрах от них.
– Где? – удивился Джузеппе, вытягивая шею и всматриваясь в море зонтиков.
– Вон там, у берега, рядом с бело-синим зонтом. Разговаривает с Фернандо. И Анджела с ними, – добавила Сальватора, откидывая назад мокрые волосы.
– А, теперь вижу…
Сальватора сурово посмотрела в сторону сына, дрожа от злости.
– Ты смотри-ка, стоит там и ухом не ведет, будто и нет у него никакой семьи. И это мне такое «спасибо» за то, что я на него жизнь положила? Испарился – и нет его. Хорошо еще, что у меня есть брат, он мне хоть что-то о нем рассказывает. А то я и вовсе ничего не знала бы… И эта туда же, – бросила она, имея в виду Анджелу, – исчезла с концами. Сколько лет за нашим столом сидела! Хоть бы раз пришла нас навестить. А ведь у нее на пальце кольцо твоей матери… Просто не верится. – Она покачала головой.