– А потом? Что будем делать? – спросил он.
– Пойдем наверх, резать и формовать. Это не займет много времени, блок маленький. На этом, пожалуй, и все. На оттиски времени уже не хватит, но ничего страшного.
В половине пятого утра первые образцы «Нувель Марианн», овальные, голубого цвета, вышли из выпускного отверстия автоматического пресса.
Аньезе с замиранием сердца взяла в руки кусок мыла и едва не прослезилась. Какой насыщенный аромат! В нем отчетливо различался тальк, но в то же время чувствовались нотки ванили и черники, а также совсем легкие оттенки лимона и мандарина. «Да, все именно так, как я хотела», – довольно подумала она. Аньезе задумалась, испытывал ли дед то же счастье, что чувствует сейчас она, когда создал «Марианн». Наверное, да. В одном она была абсолютно уверена: с ней рядом сейчас тоже был любимый человек.
– Ты справилась, Кучеряшка… – прошептал Джорджо, стоя позади нее и обнимая ее за плечи. – Я горжусь тобой.
Он уткнулся подбородком в изгиб ее плеча.
– Мы справились, – поправила его Аньезе. Она отвела руку назад и взъерошила ему волосы.
12Последняя остановка
Октябрь 1959 года
Аньезе разбудили громкие голоса, доносившиеся с первого этажа. Сонная и растрепанная, она приподнялась в кровати и бросила взгляд на будильник: не было и семи.
– Что за шум, – пробормотала она, потирая глаза. – Я могла бы поспать еще целых полчаса.
Она снова легла и накрылась одеялом с головой, но уснуть не получалось.
– Пойду посмотрю, что там происходит. Куда подевались тапочки? – проворчала она, присаживаясь на корточки и заглядывая под кровать.
Тапки нашлись за коробкой с образцами «Нувель Марианн».
Аньезе надела правый тапок, потом левый и спустилась на кухню.
– Могу я узнать, что на тебя нашло? Раньше ты никогда не жаловалась, – говорил Джузеппе, сидя за столом в пижаме с чашкой кофе в руках.
– Я устала! – вспылила Сальватора.
Она стояла у раковины в ночной сорочке и терла губкой блюдце.
– Из-за чего крики? – спросила Аньезе, садясь за стол.
Джузеппе вздохнул.
– Твоя мать хочет стиральную машинку, – сказал он и глотнул кофе.
– А твой отец не хочет ее покупать, – пожаловалась Сальватора.
Она поставила блюдце на сушилку и вытерла руки полотенцем.
– Неправда. Я же сказал тебе: куплю, как только появится возможность…
– И когда? Когда она появится? – перебила Сальватора, уперев руки в бока. – Раньше у нас, по крайней мере, не было таких проблем. Телевизор ты мне сразу купил или нет?
Джузеппе сплел пальцы.
– Ты же знаешь, что нам пришлось немного затянуть пояса. Я вложил почти все деньги… Вот закончу с лодкой, и увидишь, сколько таких мы продадим. Потом я тебе не только стиральную машинку куплю, но и холодильник!
– Лодка то, лодка се… Больше тебя ничего не волнует, – возмутилась мать.
Аньезе следила за их спором, переводя взгляд с одного на другого.
– А ты что, сегодня решила не завтракать? – поинтересовалась Сальватора резким тоном и, не дожидаясь ответа, налила дочери молоко и поставила перед ней банку с печеньем.
Аньезе подняла крышку и достала шесть печений, отсчитывая по две штуки.
– А сколько стоит стиральная машина? – неожиданно вмешалась она.
Сальватора облокотилась на буфет и скрестила руки на груди.
– Такая, как у тети Луизы, стоит сто тридцать девять тысяч лир. И я хочу такую же, – ответила она, отводя взгляд.
– Но, дорогая… – попытался образумить ее Джузеппе. – Ты всегда стирала вручную. Можешь еще немного потерпеть…
– Конечно! – с обидой воскликнула Сальватора. – Кому какое дело до того, что у меня болит спина, и мучает радикулит, и руки напрочь испорчены…
Голос ее задрожал, и на глазах выступили слезы.
«Бедная мама, – подумала Аньезе, насупившись. – Сто тридцать девять тысяч лир… Это почти четыре мои зарплаты. Конечно, это много. Но так жаль видеть ее в таком состоянии. Интересно, сколько у меня на сберегательной книжке?»
Она быстро прикинула в уме, сложив деньги, которые отдал ей отец после продажи мыловарни, с теми, что она откладывала ежемесячно, с тех пор как начала работать у Колеллы.
– Мама, я куплю тебе машинку, – объявила она и надкусила печенье.
Джузеппе и Сальватора повернулись и с удивлением посмотрели на нее.
– Нет, дорогая, – сказала мать, смягчая тон. – Это не твоя забота, это обязанность отца.
– Я серьезно, мама. У меня есть немного денег. Я коплю…
– Давай-давай, иди, собирайся, а то опоздаешь на работу, – прервал ее Джузеппе.
Аньезе кивнула и, тяжело вздохнув, поднялась и вышла из кухни.
Поднимаясь по лестнице, она услышала, как Сальватора пробормотала:
– Вот уж действительно хорошая девочка, не то что этот…
Несмотря на мягкую погоду раннего октября, Джузеппе взмок, пока дошел до верфи. Перед тем как войти, он глубоко вздохнул и вытер затылок платком. И хотя в последние месяцы он много ходил пешком и строго придерживался диеты, ему удалось сбросить всего три килограмма.
«Плохо, синьор Риццо. Очень плохо, – сказал ему врач на последнем осмотре. – Вы тащите какую-то ношу, от которой не можете избавиться. Поймите, что это за груз, и вы потеряете свои килограммы», – заключил он с видом человека, который знает больше, чем говорит.
– Вот ты где! – воскликнул Луиджи. – Иди, подмени меня, мне надо помочь Микеле.
Он указал на рыбацкий катер, который Микеле обивал деревянными рейками.
Джузеппе снял пиджак, украдкой бросив взгляд на мужчин. Луиджи, вероятно, что-то заметил, потому что однажды спросил:
– Джузе, все в порядке? Ты в последнее время какой-то странный. Тебя что-то беспокоит?
Джузеппе промямлил, что переживает за катер. Он и правда боялся, что они не успеют закончить к апрельскому салону, ему казалось, что работа идет слишком медленно.
– Не волнуйся. Если я сказал, что мы справимся, значит, справимся, – заверил его друг, положив ему руку на плечо. От этого прикосновения Джузеппе вздрогнул.
Он сел на табурет и принялся шлифовать наждачной бумагой деревянную поверхность лодки с того места, где остановился Луиджи.
– Нужно выбрать цвет краски. И название тоже. Ты уже думал над этим? – спросил Луиджи, закрепляя рейку несколькими гвоздями.
– Название еще не придумал, – ответил Джузеппе, оборачиваясь. – А вот насчет цветов… Мне хотелось бы, чтобы лодка была черной с бордовым.
Луиджи замер.
– Черной с бордовым? – повторил он.
– Ну, это, конечно, элегантно, – заметил Микеле.
Джузеппе натянуто улыбнулся, затем отвернулся от них и снова принялся шлифовать деревянный борт лодки и так молча провел за работой все утро.
Когда Джузеппе возвращался домой, он вдруг почувствовал странную слабость, как будто вот-вот потеряет сознание. Рука ныла. Еле передвигая ноги, он оперся о стену и сполз вниз. Перед глазами все расплылось, и он внезапно забыл, где он и куда направляется.
В этот момент возле него остановился голубой «Фиат–500».
– Синьор Риццо, вам плохо? – спросил молодой человек.
Он поставил машину на ручник, вышел и поспешил подхватить Джузеппе под руки.
– А ты кто? – пробормотал Джузеппе с отсутствующим выражением лица.
Молодой человек нахмурился и пристально посмотрел на него.
– Как это кто? Антонио, сын Марии. Мы с вами живем на одной улице, вы разве не помните? Вот там. – Он указал на дом с зелеными воротами.
Джузеппе понадобилось несколько секунд, чтобы сосредоточиться и вспомнить.
– Антонио… да, – наконец пробормотал он и попробовал встать, но ноги тут же подкосились.
– Не напрягайтесь, – предупредил его Антонио и закинул руку Джузеппе себе на плечо. – Вот так, опирайтесь на меня. Я доведу вас до дома. Вы же туда направлялись, верно?
Джузеппе посмотрел на него, и на мгновение ему показалось, что он говорит с Лоренцо.
– Да, домой. Я шел домой.
Аньезе переживала все утро: мысль о двух кусках голубого мыла, которые лежали в раздевалке в ее сумочке, не давала покоя. Она пришла на мыловарню, полная решимости показать Колелле «Нувель Марианн», но тот сразу же закрылся у себя в кабинете с Рыжим и, перед тем как запереть дверь на ключ, приказал его не беспокоить. Они провели там уже несколько часов. Интересно, о чем таком важном они говорят?
За несколько минут до обеденного перерыва дверь кабинета наконец открылась, и оттуда вышел Рыжий с большой папкой под мышкой. Он ушел, как всегда ни на кого не глядя.
«Пора!» – сказала себе Аньезе.
Она бросилась в раздевалку и вернулась с мылом, завернутым в коричневую упаковочную бумагу.
Дверь кабинета была открыта, но она все равно постучала.
Колелла сидел, склонившись над бумагами. Услышав стук в дверь, он поднял голову и с раздражением посмотрел на нее.
– Чего тебе, Риццо?
Аньезе вошла и закрыла за собой дверь. Положила сверток на стол и осталась стоять, сцепив руки.
– Это еще что? – спросил он, недовольно вздохнув, но все же развернул упаковку. – Голубое мыло?
Она кивнула.
– Я улучшила рецепт «Марианн». И вот что получилось.
Колелла смотрел на нее с непроницаемым выражением лица. Аньезе не могла понять, что он будет делать: наорет или рассмеется ей в лицо.
– Вы сами говорили, что «Марианн» больше не покупают, – продолжила она. – Я сделала обновленную версию, более современную, и назвала ее «Нувель Марианн». Понюхайте. В основе аромата та же тальковая база, но…
– Нет, постой, – перебил он, поднимая руку, – дай-ка понять. Я плачу тебе за работу, а ты используешь мою фабрику и мое оборудование для своих экспериментов?
Сердце Аньезе забилось чаще.
– Я сделала его не здесь! – воскликнула она. – Я работала над ним дома, оборудовала маленькую лабораторию, – солгала она.
Колелла встал, уперся кулаками в стол и устало вздохнул.
– Послушай, Риццо, – начал он. – Мне надоело слушать об этом мыле. Честно, надоело. Лучше смирись и…