Он распахнул дверцу шкафа с зеркалом на внутренней стороне, мельком взглянул на свое отражение и не спеша поправил узел галстука. Затем снова поднял глаза, но то, что он увидел в собственном взгляде, заставило его вздрогнуть. Лоренцо резко захлопнул дверцу.
13Цена, которую придется заплатить
Ноябрь 1959 года
– Подожди! – воскликнула Дориана, остановившись у витрины парфюмерного магазина.
Закутавшись в зеленое кашемировое пальто, она положила руки в перчатках на стекло и, сверкая глазами, залюбовалась элегантными флаконами духов, мылом в красивой упаковке и разнообразными туалетными принадлежностями.
– Хочешь зайти? – с улыбкой спросил Лоренцо.
– Только на минутку, – ответила она и проскользнула внутрь. Лоренцо последовал за ней, мельком взглянув на наручные часы. Времени еще хватало.
Они собрались на фильм «Большая война», который начинался всего через полчаса, но билеты он купил заранее: два места в верхнем ряду – он хорошо помнил, что Дориана терпеть не может сидеть слишком близко к экрану.
Девушка решила перепробовать массу духов, особенно французских, и нанесла на себя как минимум четыре разных аромата, щедро опрыскивая каждый доступный сантиметр кожи. У Лоренцо защипало в горле, он закашлялся. В магазине стало нечем дышать. Потирая глаза, он сказал Дориане, что выйдет проветриться. Он прислонился спиной к стене и, несмотря на одолевший кашель, закурил. Выпуская дым из уголка рта, он вспомнил единственный раз, когда подарил Анджеле духи, – на ее день рождения, несколько лет назад. Они тоже были французскими и обошлись ему в кругленькую сумму. Лоренцо отлично это помнил, потому что ему пришлось разбить свою детскую копилку, чтобы их купить.
Однако едва Анджела распаковала подарок и увидела изысканный флакон Miss Dior, на ее лице появилось разочарование. Она даже не понюхала их.
– Просто я не люблю духи, – объяснила она ему. – Я хочу, чтобы от меня пахло только мною.
От кожи Анджелы, подумал Лоренцо, и впрямь всегда исходил естественный сладчайший аромат.
Со дня их ссоры от нее ничего не было слышно. Наверняка она была в бешенстве… Он прогнал ее из-за пустяка, который они раздули до крайности. Лоренцо слишком хорошо ее знал и понимал, что она не станет искать с ним встречи. Если он захочет вернуть ее, ему придется приехать к ней самому: просить прощения, выдумывать новые обещания – в общем, следовать давно проверенному сценарию примирения.
Но в этот раз он осознал, что у него нет ни сил, ни желания что-либо предпринимать. Он чувствовал себя опустошенным, раненным обвинениями и подавленным ее требованиями.
После ссоры он погрузился в молчание, которое только усиливало пропасть между ними, делая трещину в их отношениях все более явной.
Он и представить себе не мог, что до этого дойдет. Никогда. Но впервые в жизни он ощущал острую потребность в пространстве, свободном от Анджелы, – месте, недосягаемом для ее влияния. В чистом, нетронутом уголке, где он смог бы начать все с нуля: строить свое будущее без необходимости перед кем-то отчитываться.
Он в последний раз затянулся сигаретой, бросил окурок на землю и вернулся в магазин.
– Никак не могу определиться, – жаловалась Дориана густо накрашенной женщине за прилавком. Она повернулась к Лоренцо:
– А тебе какой больше нравится? Этот? – спросила, подставляя ему запястье. – Или этот? – И протянула другую руку.
Лоренцо пожал плечами:
– Не знаю, тебе оба хороши.
Дориана снова повернулась к женщине.
– Тогда возьму и тот и другой! – воскликнула она.
Та кивнула.
– Записать на счет вашего отца?
– Да, спасибо, – ответила Дориана.
Лоренцо положил руку ей на спину.
– Если позволите, – продолжила женщина, раскрывая пакет морщинистыми, унизанными кольцами пальцами. – Я хотела бы показать вам новое мыло. Поверьте, оно восхитительное. Мы получили его только на прошлой неделе, но на него уже огромный спрос.
– С удовольствием, – ответила Дориана.
Женщина отошла, открыла витрину и вернулась с маленькой синей коробочкой, которую положила на стеклянный прилавок.
Когда Лоренцо увидел надпись «Нувель Марианн», у него перехватило дыхание. Розовые буквы, написанные курсивом. Внизу, по центру, красовался логотип «Ф. Колелла».
– Попробуйте, – продолжила женщина, обращаясь к Дориане. – У этого мыла божественный аромат.
Лоренцо, словно загипнотизированный, следил за тем, как ее руки медленно открывают коробочку и разворачивают упаковку.
– Вот, – сказала она, протягивая Дориане голубое мыло с выгравированной на нем буквой «М».
Дориана понюхала его.
– Вы правы, пахнет восхитительно! – воскликнула она восторженно. – Лоренцо, понюхай!
Аромат талька ударил ему в ноздри. Это была «Марианн», их «Марианн», и в то же время в ней было что-то еще. Что-то неуловимое, но глубокое, что задело его за душу и одновременно растрогало. Что именно? Тоска? Сожаление? Любовь? Раскаяние? Он не мог сформулировать точно.
Что бы то ни было, Лоренцо встряхнул головой и отогнал это чувство прочь, а ему на смену пришла ослепляющая ярость утраты. Она завладела его сердцем и выжгла все остальное дотла.
Он задумчиво наблюдал, как Дориана берет пакет с дорогими духами и «Нувель Марианн» и благодарит продавщицу вежливой улыбкой.
В этот самый момент, стоя перед прилавком в роскошном парфюмерном магазине, Лоренцо сделал выбор. Его взгляд сделался твердым. И он решил, что если единственный способ достать деньги – это завоевать Дориану, то так он и поступит. И если за это придется заплатить высокую цену, то он ее заплатит. «Любой ценой, – напомнил он себе. – Любой ценой».
С сияющими от радости глазами Аньезе смотрела на коробки с «Нувель Марианн», которые уже во второй раз за день покидали стены фабрики в небольшом грузовичке. На мгновение ей показалось, что она вернулась в те времена, когда фабрикой управлял ее дед и когда «Марианн» было самым популярным мылом, которое «Дом Риццо» каждую неделю продавал в огромных количествах.
Как только «Нувель Марианн» появилось на рынке, его успех оказался невероятным и мгновенным. «ВСЕ ХОТЯТ ГОЛУБОЕ МЫЛО» – гласил придуманный Рыжим слоган, мелькающий в газетах и журналах. В магазинах мыло раскупили за считаные дни, и на него тут же поступили новые заказы – сначала из ближайших городков, а потом уже со всей Апулии и даже из некоторых городов за ее пределами.
Аньезе с самого начала знала, что это мыло не такое, как остальные. Она чувствовала, что «Нувель Марианн» – нечто действительно особенное. Даже такому упрямцу, как Колелла, пришлось это признать.
И хотя поначалу она прижала его к стенке откровенным шантажом и бросила ему вызов, он отреагировал на это не так, как она ожидала: в тот день он не накричал на нее, не выгнал и даже не показал, что обижен. Наоборот, он как будто остался приятно впечатлен ее дерзостью. Аньезе поняла это по его самодовольной улыбке и по тем словам, что он произнес, откинувшись в кресле:
– Видишь, Риццо? В конце концов, ты не так уж сильно от меня отличаешься, даже если тебе и хотелось бы думать иначе.
И хотя Аньезе и считала это замечание несправедливым и почти оскорбительным, она не стала возражать.
Когда Колелла увидел, какие обороты набирают продажи «Нувель Марианн», он вцепился в него, точно акула. Ему был понятен лишь один язык – язык денег, думала Аньезе. Теперь он вел себя так, словно это он решил запустить в производство новое мыло, и давал всем понять, что, хотя формулу и придумала Аньезе, основная заслуга принадлежала его предпринимательскому чутью, которое, как всегда, его не подвело.
Только Марио знал, что Аньезе была единственной, кто владел точной формулой, и что она поставила Колелле единственное, но неоспоримое условие: пропорции ароматических эссенций для всех должны остаться секретом. Даже для него.
Когда пришло время обеденного перерыва, Аньезе сняла шапочку и направилась к выходу, но вдруг вздрогнула: путь ей преградил вышедший из кабинета Колелла.
– Пройдемся, Риццо, – предложил он, затянувшись сигарой.
– Ладно, – немного смущенно пробормотала Аньезе и последовала за ним.
Они прошли мимо группы рабочих: одни жевали сытные бутерброды, другие курили. Колелла свернул на грунтовую дорогу.
Шли молча, Аньезе – на шаг позади.
«Чего он хочет? Почему молчит?» – думала она.
Наконец Колелла остановился и, откашлявшись, сказал:
– Перейду сразу к делу, Риццо. Я решил создать отдел, который будет заниматься исключительно разработкой новых продуктов. Лабораторию, если угодно. Чтобы не отставать от конкурентов, – усмехнулся он. – В общем, я подумал перевести тебя туда и назначить руководителем. Дам тебе в распоряжение двух специалистов. Опыта им не занимать – до вчерашнего дня они работали на моих братьев.
– Новый отдел? И я буду им руководить? – переспросила Аньезе немного растерянно.
– Под моим присмотром, разумеется, – уточнил Колелла.
– Но… значит, я больше не смогу работать с наполнителями?
Колелла посмотрел на нее, приподняв бровь.
– Риццо, ты вообще понимаешь, что я тебе говорю? Я предлагаю тебе важную и хорошо оплачиваемую должность, а ты мне тут что-то лепечешь про наполнители? Твою текущую работу поручат другому. Этот человек тоже раньше работал у моих братьев. Его зовут Гаэтано, скоро ты с ним познакомишься.
«Он заменил меня, даже не предупредив», – подумала она с раздражением.
– Но как же «Нувель Марианн»? – пробормотала Аньезе.
– Этим мылом и только им одним ты продолжишь заниматься сама, – резко перебил он, тяжело вздыхая. – Я помню о нашем договоре. Если его можно так назвать. Но предупреждаю, это исключение, и оно касается только «Нувель Марианн». Все остальные продукты, которые выйдут из твоей лаборатории, будут принадлежать моему бренду.
Он посмотрел на нее с видом победителя: в его алчном и самодовольном взгляде ясно читались слова: «Да, я проиграл сражение, но выиграл битву». Все, что ни создала бы Аньезе с этого момента, будет принадлежать только ему.