– Вот, можешь сама посмотреть, что там есть, – сказал он.
Порывшись в сундуке, Аньезе нашла постер фильма, который когда-то был одним из любимых у Лоренцо. Они смотрели его вместе несколько лет назад. То была «Хроника одной любви» Микеланджело Антониони. Деталей сюжета Аньезе уже не помнила, но ей казалось, что фильм рассказывал о мужчине и женщине, безумно влюбленных друг в друга. Он был беден, а она – богата и замужем за состоятельным человеком.
– Смотри, это же Марилена! – воскликнула Сальватора, помахав рукой, чтобы привлечь внимание женщины.
Аньезе обернулась. Как всегда одетая во все черное, мать Анджелы с трудом брела в их сторону с холщовой сумкой, полной овощей.
– Как дела? Давно тебя не видела в церкви, – поздоровалась Сальватора.
Марилена ответила, что в последнее время редко покидает дом: из-за сильной боли в бедре ей трудно ходить и она предпочитает оставаться в тишине и покое. Затем ее взгляд остановился на Аньезе.
– Молодец, что пошла с мамой за покупками, – заметила она, и в ее глазах мелькнула едва уловимая грусть.
Аньезе лишь неловко улыбнулась в ответ.
– Анджела никогда со мной не ходит, – продолжила женщина с горькой улыбкой. – С тех пор как она уехала, я вижу ее все реже. В лучшем случае она навещает меня пару раз в месяц… Я постоянно одна. Хорошо хоть, что сегодня вечером и она, и Фернандо приедут на ужин. Он, кстати, привезет с собой свою невесту. Они уже в пути.
– Анджела уехала? И куда же? – удивилась Сальватора.
Марилена объяснила, что ее дочь теперь живет в Лечче. Она переехала туда, чтобы быть с Лоренцо. Вернее, это он нашел ей работу в городе. Хотя, добавила Марилена, она так толком и не поняла, чем именно теперь занимается дочка. Аньезе задумалась. Если Анджела не живет в Аралье, тогда какого черта тот парень делал здесь на «Ламбретте» Лоренцо? Не может быть, чтобы она одолжила ему мопед, как утверждал Джорджо. Нет, что-то здесь не так…
Сальватора со вздохом пробурчала, что нынешняя молодежь только и делает, что мечется туда-сюда.
– Они вечно всем недовольны, постоянно меняют города и работы, уезжают подальше от родителей и не спешат заводить семью, – проворчала она, бросив на дочь осуждающий взгляд.
Марилена оживленно кивала, всем своим видом выражая осуждение. Подавляя зевок, Аньезе равнодушно оглядела площадь и вдруг заметила Терезу. Та сидела на скамейке, погруженная в чтение.
С тех пор как она уехала учиться в Бари, от нее не было ни звонков, ни писем, ни даже открытки на пару строк. Это не слишком удивило Аньезе, но, если честно, ей все же было немного обидно.
– Мама, я пойду поздороваюсь с Терезой… – нерешительно сказала Аньезе. – Вон она, – пояснила девушка, указав на подругу.
Сальватора, продолжая беседу, отрывисто кивнула, словно давая разрешение, которого, по сути, у нее никто не просил.
Аньезе оставила женщин беседовать и направилась к скамейке. Подойдя к Терезе, она остановилась, заслоняя свет над страницами книги, и просто сказала:
– Привет.
Подруга подняла взгляд, закрыла книгу и прижала ее к себе. На обложке была нарисована стена, а на ней крупными черными буквами было написано «Жестокая жизнь» и красными – «Пазолини»[17].
– Привет, – ответила та.
Аньезе показалось, что стена на обложке похожа на ту, что разделяла их обеих.
Сдержанно улыбнувшись, Тереза похлопала по скамейке, приглашая ее сесть рядом.
– Ты приехала на Рождество? Надолго? – спросила Аньезе, садясь.
Тереза объяснила, что останется только до дня Святого Стефано: ей нужно учиться, а в маленькой студенческой комнатке в Бари делать это куда удобнее, чем здесь, в Аралье, потому что мать вечно просит ее сделать что-то по дому или отправляет по делам.
– Будь я парнем, ей бы и в голову не пришло просить меня о чем-то, она оставила бы меня в покое и дала спокойно учиться, – заявила она с раздражением. Аньезе ничего не ответила. Раньше она никогда об этом не задумывалась, но в тот момент вдруг поняла, что ее мать тоже всегда давала поручения ей, а не Лоренцо: накрыть на стол, снять высохшее белье, подмести пол…
– Тебе нравится в университете? – спросила она, сцепив руки.
Глаза Терезы заблестели.
– Очень! Это так вдохновляет. Профессора, студенты, сама атмосфера… Конечно, мне нелегко, потому что, помимо учебы, приходится еще и работать, чтобы за все платить. Но я справлюсь. Даже если придется учиться по ночам, клянусь тебе, что получу диплом с отличием!
Аньезе кивнула.
– Я в этом даже не сомневаюсь, – сказала она с улыбкой.
Лицо Терезы смягчилось.
– Я слышала о «Нувель Марианн». Папа мне все рассказал. Не представляю, как тебе удалось прогнуть под себя этого типа… Как там его? Ах, да, Колелла. В любом случае ты меня удивила. В хорошем смысле. У тебя хватило смелости пойти против хозяина, да еще и получить повышение. Так и надо!
Аньезе смутилась. Впервые Тереза гордилась ею, тем, что она сделала… Поддавшись внезапному порыву, Аньезе схватила ее за руку.
– Мне нужно с кем-то поговорить, иначе я просто взорвусь! – выпалила она.
Тереза нахмурилась, но ничего не ответила. Тогда Аньезе рассказала ей все: о Джорджо и о том чувстве, что вспыхнуло между ними, о ночи на фабрике, которую она назвала самой прекрасной в жизни, о его предложении и о своих терзаниях при мысли о том, что ей придется сделать выбор.
– Я хочу быть с ним! Я это знаю, чувствую это прямо здесь, – воскликнула она, коснувшись груди. – Но вместе с тем я хочу остаться на мыловарне, хочу продолжать свою работу. А если я уйду и заберу формулу, «Марианн» просто исчезнет.
Аньезе тяжело вздохнула.
– В следующем месяце он вернется, и я должна буду что-то ответить. Что же мне делать? – спросила она, умоляюще глядя на подругу.
Тереза медленно покачала головой и сжала руку Аньезе.
– Почему? Почему всегда именно нас, женщин, ставят перед выбором? И нам приходится отказываться от части себя. От мужчин такого никто не требует. Тебе не кажется, что это несправедливо?
Аньезе не знала, что ответить. Она никогда не задумывалась об этом в таком ключе. «Теперь я чувствую себя еще более растерянно, чем прежде», – подумала она.
Несколько часов спустя, помогая Сальваторе расставлять на столе праздничный сервиз, который доставали из буфета лишь по особым случаям, Аньезе вновь вспомнила слова подруги. Она мимоходом бросила взгляд на мать: та была в кухонном фартуке, но с золотыми серьгами, которые надевала только в праздники.
«Мама тоже отказалась от себя? Неужели все и правда так, как говорит Тереза?» – задумалась она.
Уперев руки в бока, Сальватора окинула взглядом сервированный узорчатыми фарфоровыми тарелками и хрустальными бокалами стол с серебряными приборами на вышитых салфетках.
– Идеально! – сказала она. – Джузеппе, посмотри, какая красота! – крикнула она в сторону гостиной, где муж смотрел телевизор.
Аньезе улыбнулась матери и бросила быстрый взгляд на место, которое после долгого времени вновь было сервировано для Лоренцо. Сердце сжалось от волнения. Она всей душой надеялась, что он придет, что примет этот жест примирения от родителей.
Затем Аньезе направилась в гостиную, аккуратно положила под елку плакат, завернутый в красную бумагу и перевязанный бантом, и на мгновение замерла. Подойдя к окну, она отодвинула штору и выглянула на улицу. Спустя несколько минут фары автомобиля дяди Доменико осветили дорогу.
– Они приехали! – радостно воскликнула она.
Аньезе с замиранием сердца бросилась к двери, Сальватора и Джузеппе последовали за ней. Когда фары погасли, вновь погрузив двор в полумрак, двери автомобиля открылись, и из него вышли дядя Доменико и тетя Луиза.
«Он не приехал», – подумала Аньезе, мрачнея. Родители, стоявшие у нее за спиной, не сказали ни слова.
Дядя и тетя, улыбаясь, вошли в дом с охапками подарков.
Когда все уселись за стол, Сальватора молча убрала тарелку, приборы и бокал с места Лоренцо. Аньезе взглянула на пустой стул брата и тяжело вздохнула. Время от времени, подавая блюда или убирая со стола, мать бросала на это пустое место угрюмый взгляд. Разговор не клеился, лица у всех были мрачными, а шутки дяди не вызвали ни единой улыбки. Этот пустующий стул и первое Рождество без Лоренцо омрачили вечер и тяжелым грузом легли на сердце каждого из них.
– Он уже был приглашен к Гуарини, – сказал в какой-то момент дядя, отвечая на вопрос, который никто так и не осмелился задать. – И согласился задолго до того, как получил ваше приглашение.
– Просто он не мог отказаться в последний момент, – добавила тетя Луиза. – Дориана расстроилась бы…
– Дориана? Кто это? – спросила Сальватора, подперев щеку ладонью.
Дядя с тетей переглянулись.
– Девушка, с которой он встречается, – тихо проговорила Луиза.
Все уставились на нее.
– В каком смысле – встречается? – переспросила Сальватора, выпрямляясь на стуле.
– В том смысле, что они нравятся друг другу и часто видятся… – пояснил дядя Доменико, поглаживая свою длинную бороду. – Дориана – дочь герцога. Девушка из прекрасной семьи, лучшей партии нашему Лоренцо и не сыскать. Видели бы вы их вместе. Они великолепная пара.
Аньезе остолбенела:
– А как же Анджела?
– Я тоже хотела бы это знать, – вмешалась Сальватора. – Ее мать сказала нам, что сейчас она в Лечче, нашла работу благодаря Лоренцо… Мы видели Марилену сегодня утром! Правда, Аньезе?
Девушка кивнула.
– Ну и фантазия… – усмехнулся дядя. Он достал из кармана пиджака трубку и закурил. Луиза пожала плечами с таким выражением лица, будто понятия не имеет, о чем говорит ее золовка.
Сальватора громко вздохнула, и Джузеппе с грустной миной взял ее за руку.
– Подадим десерт в гостиную? – предложила тетя Луиза.
– Конечно, – сразу ответил дядя Доменико, поднимаясь со стула. – У тебя еще остался тот замечательный миндальный ликер? – спросил он сестру.