Лоренцо и Дориана обнялись.
Затем Дориана подошла к отцу и обняла его за шею.
– Ты счастлива, моя девочка? – спросил он, целуя дочь в висок.
– Как никогда, – ответила она.
Услышав эти слова, Лоренцо улыбнулся и сел на бархатный диван рядом со своей будущей тещей, которая маленькими глотками потягивала шампанское из бокала.
Накануне Рождества он сделал предложение руки и сердца по всем правилам, предписанным высоким положением Дорианы. Она сама проинструктировала его, какой надеть костюм, как предстать перед отцом и даже какие именно слова следует произнести, чтобы попросить руки его единственной дочери. Лоренцо находил весь этот спектакль помпезным и устаревшим, даже нелепым, но держал свое мнение при себе.
Разговор между двумя мужчинами проходил строго наедине за закрытой дверью кабинета Гуарини. Как и предполагал Лоренцо (о чем заранее предупредила его Дориана), будущий тесть устроил ему настоящий допрос:
«Ты сможешь заботиться о ней?
Готов поставить ее превыше всего, даже превыше самого себя?
Ты понимаешь, что никогда и ни при каких обстоятельствах не должен ее огорчить? Иначе будешь иметь дело со мной».
На все вопросы Лоренцо отвечал: «Да, синьор».
Но когда Эудженио спросил, что он собирается делать дальше и продолжит ли работать в галерее или, может быть, планирует открыть собственную, еще более престижную, Лоренцо, прикусив губу, ответил:
– Возможно, почему бы и нет. Но я всегда считал, что в жизни нельзя довольствоваться малым. Искусство приносит определенный доход, особенно в таком городе, как Лечче, но все же это не мегаполис… – Он перевел дыхание. – Мы живем в эпоху больших перемен, будущее – за промышленностью. – Он помолчал. – Я мог бы возродить мыловаренную фабрику моего деда, превратить ее в современное предприятие, конкурентоспособное на национальном уровне.
– М-м-м… Жаль, жаль. С твоим-то образованием… – заметил Эудженио.
Лоренцо уже открыл рот, чтобы ответить, но Гуарини продолжил:
– В сущности, я тебя понимаю. Мир меняется, увы, а ты молодой и хочешь идти в ногу со временем. Это правильно. Люди вроде меня свое отжили. Мы больше не нужны.
– Не говорите так. Такие умные и образованные люди, как вы, всегда будут нужны. В любое время, – ответил Лоренцо.
Эудженио несколько секунд пристально смотрел на него, прищурив глаза, а затем позволил себе улыбнуться.
– Пусть так. Значит, у меня будет зять-промышленник, – сказал он.
Когда Эудженио поднялся с кресла и пожал Лоренцо руку, тот с облегчением вздохнул.
– Лоренцо, а ты что думаешь? – отвлекла его от мыслей Дориана.
Лоренцо растерялся.
– О чем? Простите, я задумался…
Дориана нежно улыбнулась.
– Мама предлагает устроить свадьбу в мае. Я думаю, это идеальное время. Только представь: прием в саду, арки, увитые розами… – мечтательно протянула она.
– В мае? Да, конечно… – согласился Лоренцо.
– Весна – лучшее время для свадьбы, – заметил дядя Доменико.
Джулия Гуарини удовлетворенно кивнула и принялась обсуждать с дочерью наряды, украшения и букет.
– Идите к нам, Луиза, – сказала она, – поучаствуйте. Это ведь женские дела.
Тетя подошла и села рядом с синьорой Гуарини, довольная, что ее привлекли к обсуждению.
Пока женщины оживленно беседовали, а Доменико и Эудженио говорили о винах, в частности о разнице между пьемонтскими и тосканскими, Лоренцо выпал из обеих бесед. Все пребывали в исключительном расположении духа, особенно Дориана: она вся светилась и не переставая улыбалась, словно с первого дня их знакомства только и мечтала об этом браке. Лоренцо смотрел на нее, слегка склонив голову: милая, добрая, воспитанная, но в то же время решительная и уверенная в себе. Без сомнения, она станет идеальной женой. Им будет о чем поговорить, ведь их объединяет любовь к искусству и кино. Вместе они могли бы жить приятной, обеспеченной, спокойной жизнью…
«Хватит ли этого, чтобы полюбить ее?» – думал он.
Лоренцо искренне надеялся, что рано или поздно сможет полюбить Дориану. Он постарается, чтобы это произошло как можно скорее.
Со временем он забудет Анджелу и ослепляющую страсть, что их связывала…
«В конце концов, что важнее для семейного счастья? Общие интересы или страсть?» – спрашивал он себя.
Тогда он не знал ответа на этот вопрос.
– Почти пришли, – сказал Никола.
Анджела улыбнулась.
С того вечера на выставке она стала своей в художественной среде Лечче, Никола водил ее повсюду. Она провела не один вечер в компании художников, скульпторов, фотографов и писателей за бокалом вина и ночными разговорами.
Чаще всего Анджела сидела молча и, поигрывая прядью волос, слушала, как окружающие цитировали книги, фильмы, обсуждали известных личностей, о которых она никогда не слышала. Но если разговор вдруг заходил о фильме, который она когда-то смотрела с Лоренцо, то она робко вступала в беседу, слово в слово повторяя то, что говорил ей Лоренцо, когда объяснял ей замысел режиссера или хотел обратить ее внимание на какие-то детали.
Новая жизнь казалась Анджеле удивительной. Сколько времени она потеряла, горбатясь на Оронцо в керамической лавке, сколько возможностей упустила, сколько интересных встреч прошло мимо нее… Позирование приносило ей приличный доход и почти не требовало усилий. Если бы не ревность Лоренцо, возможно, она нашла бы подобную работу гораздо раньше.
Никола был совсем другим: он поощрял ее, подталкивал, выводил в люди, а не держал на коротком поводке.
К тому же он был добрым и щедрым, настоящим другом – первым, который у нее появился. Никола предложил ей жить в его студии и после вернисажа и чуть не обиделся, когда Анджела сказала, что собирается искать комнату.
Единственное, что ей было неприятно, это намеки на их отношения. Однажды друг Никола, другой художник, весь вечер донимал его вопросами.
– Вы встречаетесь? Ну же, признайся! – бормотал он спьяну.
Никола качал головой, улыбался, но ничего не отвечал.
Анджелу это вполне устраивало: если бы он вдруг признался ей в чувствах, ей пришлось бы его отвергнуть, а это означало бы в одночасье потерять все.
Анджела понимала, что не готова к новым отношениям. Как она могла их начать, если, несмотря на провал своего грандиозного плана, только и думала что о Лоренцо? Он вернулся к ней, но лишь ненадолго: с яростью овладел ею в каком-то убогом чулане и больше не искал встречи. «Это все временно, он вернется», – успокаивала себя Анджела. В конце концов, она до сих пор носила на пальце кольцо бабушки Марианны, и, раз он не просил его обратно, это, несомненно, означало, что между ними еще ничего не кончено.
– Познакомься, это Франко Капоне, лучший известный мне фотограф, – сказал Никола, когда они подошли к кафе неподалеку от базилики Санта-Кроче.
Элегантно одетый и довольно симпатичный мужчина с бородкой и выразительными чертами лица поднялся со стула, снял солнечные очки и, завороженно глядя на Анджелу, протянул ей руку.
«Что ж, кажется, я произвела на него впечатление», – удовлетворенно подумала она.
Они сели и сделали заказ. Франко засы́пал ее вопросами. Сколько ей лет? Где она выросла? Как давно работает моделью? Есть ли у нее опыт в модной индустрии?
– Никола тебе все объяснил? – спросил он.
Анджела покачала головой:
– Нет, я ничего не знаю.
– Я только сказал, что тебе нужна новая модель, – уточнил Никола.
Тогда Франко наклонился над столиком и рассказал, что получил заказ на съемку весенней коллекции от ателье на улице Маттеотти.
– Знаешь такое? Прямо здесь, за углом, в первом переулке налево, – добавил он, указывая на перекресток. – Съемки займут около месяца. Ты будешь демонстрировать дизайнерские наряды, и, конечно, тебе дадут в распоряжение парикмахера и визажиста…
Анджела завороженно слушала. Подумать только, она никогда в жизни не могла позволить себе даже единственного дорогого платья… А теперь… Она повернулась к Николе, и они обменялись заговорщицкими улыбками.
После этого мужчины принялись обсуждать свои проекты. В конце месяца выставка в галерее «Ингроссо» закрывалась, и Никола сказал, что уже обдумывает новую серию работ, на этот раз абстрактных. Франко же возвращался домой, в Рим.
– Буду работать на съемочной площадке у весьма известного режиссера. Правда, мне пришлось поклясться, что я никому не скажу, у кого именно, – ухмыльнулся он. – Но в начале мая вернусь сюда. Меня угораздило взять заказ на съемку свадьбы, – вздохнул он.
– Как так? – воскликнул Никола. – Ты же всегда говорил: «Что угодно, только не свадьбы!»
– Говорил, – ответил Франко. – Но меня мать попросила. Она буквально умоляла, потому что ее попросила об этом сама синьора Гуарини. Речь о ее дочери.
Анджела чуть не подскочила на месте.
– О Дориане?
– Да. Похоже, юная герцогиня выходит замуж.
– Гуарини… Представляешь, ее отец купил шесть картин на выставке. Всю серию «Она», – добавил Никола.
– Ничего себе! Удачная сделка! – заметил фотограф.
– За кого же она выходит? – перебила Анджела. Ее пересохшие губы едва шевелились, сердце бешено билось.
«Только не за него, это невозможно…» – думала она.
– За Лоренцо Риццо, что работает в галерее, – ответил Франко.
– Не может быть! – выкрикнула Анджела, вскакивая из-за стола.
Франко смотрел на нее, сбитый с толку, а Никола хотел было что-то сказать, но не успел: Анджела, не теряя ни минуты, выскочила из кафе.
Она явилась в галерею в слезах, едва переводя дыхание.
– Лоренцо! Ты где? – крикнула она.
Лоренцо вышел из бокового зала с тревожным видом.
– Анджела? – удивился он. – Что случилось? Ты меня напугала!
– Это правда? Ты женишься на Дориане?
Он молча смотрел на нее несколько мучительных секунд, не находя слов.
– Не плачь, прошу, – наконец произнес он.
Она подошла и посмотрела ему в глаза.