Пока Лоренцо надевал пальто, синьора Гуарини воскликнула:
– Ах, вы никогда не догадаетесь, что мы видели в ателье на улице Маттеотти! Фотографию той самой модели, как там ее зовут… – продолжила она, пренебрежительно махнув рукой. – Блондинки, что была на выставке у Санторо.
Лоренцо почувствовал, как его сердце забилось быстрее.
– Анджела Перроне, – пробормотал он. Краем глаза он заметил, что Дориана внимательно за ним наблюдает.
– Точно. Ну так вот, ее фотография висит прямо в витрине ателье. Уж не знаю, как можно было из музы такого талантливого художника, как Никола Санторо, опуститься до того, чтобы сниматься для рекламы?
Воцарилась короткая, но напряженная пауза.
«Значит, она все еще в Лечче, – подумал Лоренцо. – И, похоже, всерьез занялась модельной карьерой».
Он почувствовал укол ревности.
– Мама, да что тебе за дело до какой-то жалкой модели? – вмешалась Дориана. – Мне кажется, не стоит это даже обсуждать.
Она одарила Лоренцо одной из своих осторожных улыбок.
– Если дамы готовы, мы можем идти, – невозмутимо сказал он, открывая дверь и пропуская их вперед.
Однако слова, высокомерно брошенные Дорианой, – «жалкая модель» – задели его куда больше, чем он был готов признать.
Когда Джорджо подошел к дому Аньезе, первое, что он увидел, – это объявление в черной траурной рамке.
«Что это значит…?» – он ускорил шаг, и сердце его бешено забилось.
«ДЖУЗЕППЕ РИЦЦО», прочитал он, и чуть ниже: «ТРАГИЧЕСКИ УШЕЛ ИЗ ЖИЗНИ В ВОЗРАСТЕ 42 ЛЕТ, ОСТАВИВ СВОИХ БЛИЗКИХ. АРАЛЬЕ, 29 ФЕВРАЛЯ 1960 ГОДА».
«Нет, только не это…» – подумал он и провел рукой по лицу.
Он вошел в ворота, которые, как всегда, были распахнуты, и постучал в дверь.
Ему открыла озадаченная Сальватора.
– Добрый день, синьора Риццо. Я Джорджо, друг Аньезе, – представился он.
– Джорджо… Ну наконец-то, хоть узнала, как тебя зовут, – ответила она. – Ты тот самый молодой человек, что приходил с проигрывателем. Помню-помню.
– Я… я только что узнал… – пробормотал он. – Мне очень жаль. Примите мои соболезнования.
– Спасибо, – тихо ответила она. – Заходи. Аньезе наверху, в своей комнате.
Она проводила его по коридору в гостиную и попросила подождать.
Оставшись один, Джорджо сел на край охрового дивана и упер локти в колени, сцепив пальцы в замок.
В воздухе витал густой запах мясного соуса, который, очевидно, томился на плите. Он окинул взглядом комнату: журнальный столик, на котором лежал журнал Famiglia Cristiana, телевизор, камин с двумя зелеными креслами по бокам, на одном из которых лежал журнал с кроссвордами. На комоде у противоположной стены стояла фотография в рамке, а рядом с ней лампадка, крест и ваза с цветами.
Джорджо встал с дивана и подошел к комоду. Вглядевшись в черно-белый снимок Джузеппе, он заметил в округлой форме его лица сходство с Аньезе.
«Должно быть, она унаследовала от него и карие глаза», – подумал он. У матери Аньезе глаза были ярко-зеленые. Это он заметил сразу.
Джорджо уже собирался вернуться к дивану, но, проходя мимо камина, увидел несколько фотографий на каминной полке и невольно остановился. На одной из них были родители Аньезе, совсем молодые, в день свадьбы. На другой – маленькая Аньезе у моря. На третьей – она же под рождественской елкой. На более позднем снимке Аньезе стояла с Лоренцо у входа в мыловарню. Брат и сестра обнимались, счастливо улыбаясь.
– Джорджо! – воскликнула Аньезе, сбегая по лестнице. Он обернулся: Аньезе бежала босая, на ней был тот самый свитер, который он когда-то ей одолжил. Она подбежала и обхватила его за шею.
Джорджо крепко прижал ее к себе.
– Мне очень жаль… – прошептал он, поглаживая ее по спине.
Она обняла его крепче.
– Жаль, что меня не было с тобой, когда это случилось. Ты даже не представляешь насколько…
Аньезе посмотрела на него, собираясь что-то сказать, но тут в гостиную вошла Сальватора.
– Что будете, молодой человек? Хотите кофе?
Джорджо улыбнулся.
– Да, от кофе я не отказался бы. Благодарю вас, синьора.
Сальватора кивнула и направилась на кухню.
Аньезе и Джорджо сели на диван и, улыбаясь, держались за руки, не отрывая друг от друга глаз.
– Я так скучала… Не хочу больше чувствовать себя такой одинокой, – прошептала Аньезе.
Лицо Джорджо стало серьезным, он погладил ее по щеке.
– Знаю. Теперь я с тобой.
Сальватора вернулась с фарфоровыми чашками в мелкий розовый цветочек и серебряной сахарницей на подносе. Она аккуратно поставила его на столик и спросила у Джорджо, сколько сахара ему положить.
– Мне без сахара, спасибо, – ответил он, вставая, чтобы взять чашку у нее из рук.
– Молодец, я тоже пью без сахара, – заметила Сальватора. Затем положила в чашку Аньезе две ложечки сахара и тут же обрушилась на Джорджо с вопросами: откуда он, как и когда они познакомились, чем он зарабатывает на жизнь.
Узнав, что он моряк, Сальватора, казалось, осталась разочарована.
– Вот как… – только и сказала она.
– Это ненадолго, – поспешил уточнить Джорджо, переглянувшись с Аньезе. – В мае у меня последний рейс. Потом я вернусь домой, в Савону.
Он рассказал о компании по морским перевозкам, которую собирается открыть, и упомянул, что уже арендовал помещение недалеко от порта. Сальватора приободрилась, но вскоре ее лицо вновь напряглось.
– Если ты возвращаешься в Савону, – сказала она ледяным тоном, – то какие у тебя могут быть планы на мою дочь? Как вы собираетесь встречаться, если ты будешь там, а она здесь?
– Нет, мама, – тут же вмешалась Аньезе, положив руку на руку Джорджо. – Мы не будем встречаться. Я поеду с ним. Мы поженимся.
Сердце Джорджо ухнуло в пятки. Аньезе повернулась к нему и улыбнулась, смущенно прикрывая рот рукой.
Он смотрел на нее, переполненный чувствами.
«Можно ли любить человека так сильно, чтобы это трогало до слез?» – пронеслось у него в голове, и он уже знал ответ.
17«Феникс»
Апрель–май 1960 года
Новость о свадьбе Аньезе, казалось, немного приободрила Сальватору.
– Ты выйдешь замуж ровно в двадцать лет. Это к удаче! – сказала она и, вздыхая, добавила: – Все, чего я всегда хотела, – это чтобы ты устроила свою жизнь, встретила хорошего парня.
Впервые после смерти Джузеппе Сальватора улыбалась. Но вместе с тем мать никак не могла смириться с мыслью о том, что Аньезе переедет на север.
– Почему бы ему не открыть компанию здесь? У нас тоже есть порт… Какая разница, тут или там? – сказала она как-то утром за завтраком.
– Разница есть, мама, и большая, – ответила Аньезе, отставляя чашку с молоком. – Его младшие братья живут в Савоне, и он открывает компанию в том числе и для них, чтобы у них была работа.
– М-м-м… – не слишком уверенно протянула Сальватора и, допив кофе, поставила чашку в раковину. – Понятно. Значит, я останусь совсем одна…
Аньезе посмотрела на мать: та стояла к ней спиной, обеими руками опершись на раковину. На ней была белая ночная сорочка из легкого хлопка, которая подчеркивала бледность ее кожи.
– Вовсе необязательно, мама, – возразила Аньезе. – Ты могла бы поехать с нами.
Сальватора обернулась. За последние недели скорбь словно выточила впадины на ее щеках.
– Я? В Савону? Что ты такое говоришь, дочка…
Аньезе пожала плечами:
– А почему нет? Что тебя здесь держит?
– Чтобы я уехала и бросила дом? – воскликнула мать, прижимая руки к груди. – Нет, об этом и речи быть не может.
– Ты его вовсе не бросишь! – продолжила Аньезе. – Мы можем кому-то оставить ключи, чтобы за домом присматривали, если тебе так спокойнее. Марио, например! А ты будешь со своей семьей… Со мной.
Мать поджала губы, словно обдумывая ее предложение.
– Даже если и так, – немного помолчав, произнесла она, – на что я буду жить? Бедному Джорджо придется содержать еще и меня. Нет, я буду только обузой.
Аньезе нахмурилась:
– Почему он должен тебя содержать?
– Вот я и говорю! – отозвалась мать.
– Нет, ты не поняла, – фыркнула Аньезе. – Я имела в виду: почему тебя должен содержать он, если у тебя есть я? Я ведь не собираюсь бросать работу, мама. Джорджо сказал, что в Савоне тоже есть мыловарни. Я продолжу заниматься тем, что умею. Пока однажды… – она улыбнулась.
– Что однажды? – спросила мать, приподнимая бровь.
Аньезе наклонилась вперед, скрестила руки на столе и посмотрела матери прямо в глаза.
– Однажды я открою свою мыловарню. Новый «Дом Риццо».
Сальватора удивленно уставилась на нее, а затем медленно прищурилась.
– Вот, значит, на что ты откладываешь деньги?
Аньезе выпрямилась.
– А ты откуда знаешь, что я откладываю?
Мать закатила глаза.
– Ты сама говорила. Ты ведь хотела купить мне стиральную машинку, помнишь?
«Значит, они все-таки слушали, что я говорю…» – подумала Аньезе.
Сальватора снова села за стол.
– И все же часть этих денег тебе придется потратить на свадьбу. От твоего отца не так уж и много осталось. Он все говорил, что поправит дела, когда построит лодку, – произнесла она, и ее глаза наполнились слезами.
Аньезе потянулась к ней и сжала ее руку.
– Мы отпразднуем в кругу семьи. Я, Джорджо, ты, его мать и братья.
Сальватора откинулась на спинку стула.
– Делайте как хотите. Только поженитесь… – сказала она. Затем ее взгляд упал на айвовый пирог. – Больше не будешь?
Аньезе покачала головой.
– На тебя не похоже. А как же второй кусок?
– Какая разница? – Аньезе пожала плечами. – Один кусок съесть или два – беды все равно случаются, – пробормотала она.
Мать с недоумением посмотрела на нее.
– Я так и не поняла, ты все-таки едешь в Савону или нет? – настойчиво спросила Аньезе, резко меняя тему.
Сальватора отвела глаза.
– Только если вы поторопитесь подарить мне внука, о котором я смогу заботиться, – сказала она со слабой улыбкой.