Лоренцо засунул руки в карманы.
– Моя жена сделает ради меня все что угодно, а мой тесть верит в меня и в мои идеи.
Аньезе задумчиво посмотрела вдаль.
Внезапно эта затея перестала казаться ей такой уж абсурдной. Она знала, насколько жаден Колелла, и понимала, что он признавал единственный язык – язык денег.
– И… Колелла согласился?
– Пока что нет. Но он согласится, – ответил Лоренцо.
Аньезе опустила глаза.
«Не могу поверить, что все это происходит на самом деле… И именно сейчас, когда я должна уезжать…»
Лоренцо взял ее руки в свои. Она подняла голову и взволнованно посмотрела на него.
– Все снова может быть как раньше, – сказал он. – Если мы будем вместе, станем работать бок о бок… Я, ты и наша фабрика. Как это было всегда.
Аньезе была сбита с толку. Слова Лоренцо тронули ее до глубины души, но в то же время она чувствовала, что в этом есть что-то в корне неправильное. Она мягко высвободила руки.
– Ты не пришел на похороны папы, – сказала она.
Лоренцо тяжело вздохнул.
– Знаю…
– «Знаю»? И это все, что ты можешь сказать? – вспылила она.
– Что бы я ни сказал, это уже ничего не изменит. Если я скажу, что мне жаль, что я страдал из-за смерти папы, ты поверишь?
– Ты страдал? Правда? Почему же тогда ты ни разу не приехал? Ты хоть понимаешь, что чувствовала мама? А я? У меня сердце было разбито, вот что! А тебя не было рядом! Тебя никогда не было рядом! – Лоренцо попытался что-то возразить, но Аньезе уже было не остановить. – А теперь ты вдруг появляешься и говоришь, что все может быть как раньше? Ты вообще слышишь себя? Тебя не было столько времени, ты всякий раз отталкивал меня, когда я пыталась поговорить, ты проигнорировал похороны папы, женился и даже не пригласил нас на свадьбу – и при этом уверен, что найдешь меня там, где оставил, и все будет как прежде? Нет, Лоренцо, так не бывает.
Он выдержал паузу, прежде чем ответить.
– Я понимаю… У тебя есть все причины злиться. Но знаешь, я тоже долго злился… – пробормотал он, кусая губы.
Аньезе одновременно захотелось обнять его и оттолкнуть.
– Слишком поздно, Лоренцо… – с трудом произнесла она. Ее взгляд скользнул по оливковым деревьям. – Да и вообще… послезавтра я уезжаю.
Лоренцо нахмурился.
– Что значит «уезжаю»? Куда?
– В Савону. С человеком, которого люблю. Его зовут Джорджо. Ну да, откуда же тебе знать? Ты и это пропустил… – сказала она дрожащим голосом.
Брат смотрел на нее со слезами на глазах.
– Мама поедет с нами, – продолжила Аньезе. – По крайней мере, она не останется здесь одна. Без папы, – добавила она, едва сдерживая слезы. Затем она покачала головой, скрестила руки на груди и, не оборачиваясь, пошла на фабрику.
Прежде чем зайти в лабораторию, она услышала звук отъезжающего автомобиля.
На вокзале в Лечче царила суета. С матросским рюкзаком на плече Джорджо остановился и поднял глаза на табло.
– Вот он, наш поезд, – сказал он, показывая пальцем.
Аньезе прищурилась.
– Который?
– Вон тот, на Геную, в десять минут двенадцатого. В Генуе мы пересядем на другой, что идет до Савоны.
– Нет ли здесь скамейки? – проворчала Сальватора, озираясь по сторонам. – Тут так душно, что я вот-вот упаду в обморок, – добавила она, обмахиваясь шляпкой.
– Мама, мы скоро сядем на поезд, – успокоила ее Аньезе. Ей показалось, что мать слишком взволнована, если не сказать раздражена. Перед тем как выйти из дома, Сальватора несколько раз обошла все комнаты, чтобы убедиться, что все в порядке и ничего не забыто. Когда она наконец закрыла дверь на ключ, ее рука дрогнула и по щеке скатилась слеза. У Аньезе сжалось сердце. Должно быть, матери было нелегко покидать дом, где она прожила всю жизнь с мужем, где родились и выросли ее дети… Для нее это были серьезные перемены, и Аньезе была отнюдь не уверена в том, что Сальватора готова к новой жизни. Она надеялась, что мать быстро найдет общий язык с матерью Джорджо и обретет в ней подругу.
– Пойдем в кафе, мама выпьет воды и освежится, – предложил Джорджо, заботливо кладя руку на плечо Сальваторы. Она устало кивнула и вытерла пот со лба. Затем они направились в сторону вокзального кафе, таща за собой пять чемоданов. Три пришлось купить специально, потому что дома было только два: те, с которыми Джузеппе и Сальватора ездили в Неаполь в свадебное путешествие.
Они вошли в кафе и, оставив чемоданы в углу, подошли к кассе. Джорджо достал бумажник.
В этот момент из радиоприемника на стойке послышался неподражаемый голос Мины: «Когда ты здесь со мной, стены этой комнаты исчезают, превращаясь в бескрайний лес, лес бесконечных деревьев. Когда ты близко, потолка больше нет…»[20]
– Никогда не слышала эту песню. Наверное, новая, – пробормотала Аньезе.
Джорджо обернулся.
– Кажется, я тоже ее не слышал.
«И над нами только небо… Мы остаемся здесь совсем одни, как будто больше нет ничего, ничего в этом мире…»
Они посмотрели друг на друга и обменялись улыбками, словно в песне пелось о них.
Незадолго до одиннадцати все трое вышли на вторую платформу. Сальватора внимательно посмотрела на локомотив и нахмурилась.
– Когда я ездила на поезде, много лет назад – твой брат тогда еще не родился, – он был совсем другим…
– Ах, времена паровозов! – пошутил Джорджо, загружая чемоданы.
– А этот что, не паровоз? – спросила она.
Джорджо звонко рассмеялся. В этот момент мужской голос объявил по громкоговорителю, что поезд на Геную отправляется с платформы номер два через несколько минут.
Они поспешили погрузить последний чемодан и, поднявшись в вагон, пошли искать свободное купе. Наконец, в одном нашлось три свободных места, на четвертом сидела молодая женщина с младенцем на руках.
– Свободно? – спросил Джорджо, заглянув внутрь. Женщина кивнула. Он улыбнулся и принялся укладывать чемоданы на верхние полки.
Аньезе села у окна напротив пассажирки. «На вид ей столько же лет, сколько и мне», – подумала она. Аньезе улыбнулась, но та отвела взгляд, оставив улыбку без ответа.
Через несколько мгновений поезд медленно тронулся.
– Ну, вот и поехали! – воскликнул Джорджо, сидевший рядом с Аньезе. Он протянул ей руку, и она вложила свою ладонь в его. Сидевшая напротив Сальватора, откинула голову на подголовник и бросила на них бесконечно нежный и одновременно тоскливый взгляд.
Не выпуская руки Джорджо, Аньезе повернулась к окну и вгляделась в раскинувшиеся вдоль путей оливковые рощи и бескрайние поля. Ей вспомнилось, как однажды летним утром на пляже, когда все еще казалось целым и нерушимым, она сказала Фернандо: «Нет в мире такого человека, с которым я была бы счастливее, чем на мыловарне. Это невозможно».
Теперь она почувствовала нежность к той далекой себе, к девушке, которая еще ничего не знала о любви… Она обернулась к Джорджо и увидела, что он уснул. Аньезе пристально посмотрела на него, отметив, что он красив даже в профиль.
Затем ее взгляд упал на мать, которая увлеченно читала журнал Famiglia Cristiana. И снова ее глаза устремились за окно. В это время на проселочной дороге, вдоль которой тянулись поля, она увидела улыбающуюся женщину: она шла, держа за руки детей – мальчика и девочку.
«Наверняка брат и сестра», – подумала Аньезе. Вздохнув, она подперла щеку рукой и вспомнила слова Лоренцо:
«Если мы будем вместе, станем работать бок о бок, в команде… Я, ты и наша фабрика. Как это было всегда».
Лоренцо сдержал обещание: он сделал то, что всем, а особенно ей, казалось невозможным. Ее брат находился в шаге от возвращения фабрики. Благодаря Лоренцо их дом, «Дом Риццо», продолжит свое существование. «А меня там не будет…» – подумала Аньезе, и в груди кольнула внезапная грусть. Все еще глядя в окно, она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Одна скатилась по щеке. Никто этого не заметил, кроме молодой женщины, которая все это время наблюдала за ней.
«Черт побери, кажется, мне еще никогда в жизни не было так жарко», – думал Лоренцо, захлопывая дверцу автомобиля. Было всего полдевятого утра, но июльское солнце уже палило вовсю. Он снял пиджак и, оставшись в рубашке и галстуке, направился к фабрике. По пути он поднял взгляд на вывеску и улыбнулся. Ему пообещали, что к сентябрю будет готова новая: «ДОМ РИЦЦО. Мыловаренная фабрика, открыта с 1920 года».
Прежде чем войти, он остановился и глубоко вдохнул. Как только он переступил порог фабрики, группа рабочих, собравшихся у входа, встретила его овациями и радостными улыбками. Лоренцо удивился: это были те самые сотрудники «Дома Риццо», которых нанимал еще его дед Ренато. Все это время, сами того не осознавая, они ждали его возвращения.
Марио подошел и положил руку ему на плечо:
– Добро пожаловать домой, – сказал он.
Лоренцо был тронут до глубины души. «Да, так и есть. Я действительно дома», – подумал он.
Он открыл дверь кабинета и замер на пороге, осматриваясь. Дедово кресло все еще стояло на своем месте, как и его письменный стол. На стенах ничего не висело, и Лоренцо тут же подумал, что ему не терпится снова заполнить их памятью о будущем, которое начиналось уже сегодня.
Он подошел к креслу, медленно отодвинул его, сел за стол и положил руки на подлокотники. Внезапно у него перехватило дыхание.
Он протянул руку к галстуку и ослабил узел, а потом и совсем развязал. Но этого было мало. Тогда он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и попытался поглубже вдохнуть. Откинувшись на спинку кресла, он запрокинул голову и закрыл глаза. Неожиданно перед его мысленным взором возникло воспоминание: он вспомнил себя ребенком в школьной форме, как он подглядывал в замочную скважину за третьеклашками, надеясь увидеть Анджелу – девочку, о которой думал уже тогда день и ночь.
Он распахнул глаза и выпрямился.
Застегнул пуговицу на рубашке и, потрясенный воспоминанием, поднял телефонную трубку стоявшего на столе аппарата.