Над ребячьей походкой Сэди билась несколько дней, и результат получился ошеломляющий. Дитя, быстро-быстро перебирая крохотными ножками, семенило, оставляя на песке легкие птичьи следы. Это потрясало, но настоящий прорыв Сэди совершила, когда запрограммировала малютку слегка кособочиться при ходьбе и чуть-чуть заваливаться то влево, то вправо, невзирая на заданную игроком прямолинейную траекторию.
– Круто, – одобрительно сказал Сэм и покружил дитя на экране компьютера. – Постой… Да это же я! Это я так хожу!
– Ничего подобного, – возразила Сэди.
– По резвости мне с этим дитем не тягаться, но, когда я кидаюсь вперед, меня точно так же заносит в сторону. В старшей школе один дегенерат обозвал мою походку «аллюром Сэма».
– Ненавижу детей, – процедила Сэди. – Никогда их не заведу.
Забрав у Сэма клавиатуру, она заставила ребенка прогуляться туда-сюда по экрану.
– Ладно, – сдалась она, – незначительное сходство действительно есть. Но честное слово, когда я программировала движения персонажа, я о тебе и не вспоминала.
Внезапно за окном бабахнул взрыв.
– Что это? – вздрогнула Сэди и, пригнувшись, подкралась к окну. Сэм последовал за ней.
За окном, в отдалении, вспыхнул фейерверк. Надо же, они прозевали День независимости!
Когда Маркс объявился в городе, они показали ему демоверсию игры и заставили пройти первый уровень.
– Это наметки, – предупредила его Сэди. – Пока нет ни цвета, ни звука. Лишь общее впечатление и канва повествования. Но надеемся, ты поймешь, куда мы клоним и на что это в конце концов будет похоже. И да, шторм я даже не начинала.
Сэм протянул Марксу игровой пульт. На экране появился ребенок. Он барахтался в море среди обломков кораблекрушений и водорослей. Маркс, опытный игрок, и то не с первого раза приспособился к управлению персонажем, и ребенок его стараниями несколько раз шел ко дну.
– Черт, нужно время, чтобы наловчиться, – пожаловался он.
Первый уровень считался пройденным, если кроха, не потеряв ни совочка, ни лопатки, благополучно выбиралась на берег. Игра была не просто приключенческой, она требовала от игрока развитого чувства ритма: только ухватив ритм и поддавшись его размеренному чередованию, игрок мог, нажимая определенные кнопки, заставлять ребенка плыть в заданном направлении. Разработчики не пудрили мозг велеречивыми текстами – одна-две подсказки не в счет, – и игрок целиком и полностью погружался в придуманный ими мир. Когда ребенок наконец-то выбрался на сушу и заковылял по пляжу, Маркс ликующе расхохотался:
– Вылитый малютка Сэм!
– Прошу, не зови их так, – одернула его Сэди.
– Ну, что я тебе говорил? – хмыкнул Сэм.
Управляемое Марксом дитя пробежалось по пляжу.
– Второго уровня нет, – сказала Сэди.
– Знаю, просто хочу посмотреть, как малютка Сэм выглядит сзади.
– Маркс, пожалуйста, прекрати их так называть! – вышла из себя Сэди.
– А что означает двенадцатый номер на футболке малютки Сэма? – не унимался Маркс.
– Ничего, – пожал плечами Сэм. – Наверное, номер любимого игрока отца малютки или еще что. Мы пока не придумали.
– Дзю-ни, – вдруг произнес Маркс.
– Что такое «дзю-ни»? – оторопел Сэм.
– «Двенадцать» на японском. Ты сказал, у мальчика нет имени, верно? Его могут окрестить Дзю-ни по номеру на футболке.
– Интересная мысль…
– Во-первых, это не мальчик, – встряла Сэди, – а во-вторых, что это за «дзюни»? С души воротит! Нюни-слюни. Американская аудитория нас не поймет.
– А как тебе ити-ни? Это значит один-два. Если дитя умеет считать только до десяти, оно не знает слова «двенадцать», но вполне способно сказать «один-два», – предложил Маркс.
– Чуть лучше, – смягчилась Сэди, – но все равно не то. Итини – не тяни. Хотелось бы, чтобы имя было ярким, запоминающимся.
– Значит, один-два тебя не впечатляет? А как насчет один-пять, например? Ити-го? Представь ребенка с именем Итиго. Или игру с таким названием. Кстати, «итиго» на японском – это еще и «земляника».
– Итиго, – повторил Сэм, пробуя слово на язык. – Неплохо. И вполне динамично. Вперед, Итиго, вперед!
– «Спиди-гонщик» какой-то, – пренебрежительно фыркнула Сэди.
– Почему нет? «Спиди-гонщик» шикарен.
– Решать вам, ребята, – вздел руки Маркс. – Не я же дизайнер.
Сэди прикусила губу. Ей претило, что Маркс, которого она недолюбливала, подобрал название для их игры.
– Итиго, – медленно произнесла она.
«Черт! А ведь и вправду классно!»
– Ладно, – сдалась она. – Пусть будет «Итиго».
Только по прошествии нескольких лет Сэди признается Сэму, что без Маркса они в ту пору просто пропали бы. Да, Маркс не был игровым дизайнером или продвинутым программистом, как Сэди, и не владел карандашом, как Сэм. Однако во всем остальном он затыкал их за пояс. Он ходил по магазинам и заодно подкидывал им идеи и захватывающие сюжетные ходы. Он организовал их работу, и каждый знал, что ему делать и чем занят его товарищ. Он отдал им на откуп кредитную карту и удовлетворял любые их нужды, составляя длиннющие списки необходимых им комплектующих. Им постоянно не хватало памяти и дискового пространства, они вечно сжигали видеокарты, и Маркс зачастил в огромный компьютерный магазин на Центральной площади и заглядывал туда чуть ли не ежедневно. Он открыл счет в банке и зарегистрировал на Сэди и Сэма компанию с ограниченной ответственностью «Вперед, Итиго, вперед». Он уплатил за них налоги, что в краткосрочной перспективе позволило им совершать не облагаемые налогами коммерческие операции и тем самым экономить деньги. Он убеждал их, что, если вскоре им понадобится нанять людей, в чем Маркс ни капли не сомневался, он им непременно поможет. Он следил, чтобы они ели, пили и спали хотя бы время от времени, и разгребал завалы на их рабочих столах. На правах опытного игрока он тестировал новые уровни и великолепно отлавливал баги. А еще он отличался отменным вкусом и богатым воображением. Прирожденный выдумщик, он предложил им ввести в игру знаменитую впоследствии Землю мертвецов, аргументируя, что «Итиго должен опуститься как можно ниже». Именно он познакомил их с творчеством Такаси Мураками и Цугухару Фудзиты. Именно он, не мыслящий жизни без авангардной инструментальной музыки, крутил им диски с записями Брайана Ино, Джона Кейджа, Терри Райли, Майлза Дэвиса и Филипа Гласса. Именно он предложил им перечитать «Одиссею», «Зов предков» и «Отважного» и заставил пролистать исследование о структуре мифологического сюжета «Путь героя» и научно-популярную книгу «Язык как инстинкт» о развитии речи. Он хотел, чтобы дитя Итиго, только-только осваивающее азы речевого общения, выглядело как живое. Он не желал упускать ни одной мало-мальски значимой детали. В блужданиях ребенка, ищущего дом, Марксу виделась не только сказка странствий, но и лингвистическая шарада: как нам общаться, если мы не владеем речью? Отчасти этот вопрос занимал его из-за матери, которая так и не научилась безукоризненно говорить на японском и потому, полагал он, обрекла себя на жизнь в одиночестве и неизбывной тоске. И именно Маркс первым начал задумываться о том, как выгодно продать их еще не написанную игру. Ибо одно дело – создать великолепную игру, и совсем другое – доходчиво объяснить народным массам, почему эта игра столь великолепна, что народные массы непременно должны на нее раскошелиться.
К середине августа, в основном благодаря стараниям Маркса, Сэди и Сэм написали черновую версию шести из пятнадцати задуманных ими уровней. Маркс полностью освоился с ролью директора и находил ее мало чем отличающейся от роли квартирного соседа Сэма. Не привлекая к себе внимания, он облегчал товарищам жизнь и был всегда на подхвате. Предугадывал их желания, устранял препятствия до того, как те возникали, и, в общем и целом, как и положено директору, руководил и организовывал, потому что по натуре был несравненным руководителем и организатором.
Но главное, он безоговорочно верил в них. Обожал Итиго. Восхищался Сэмом и потихоньку влюблялся в Сэди.
– Колись, что между тобой и Сэди? – спросил он Сэма знойным августовским вечером.
Кондиционер сломался, и тепло, выделяемое компьютерами и прочей техникой, превратило их квартиру в настоящую сауну. Чтобы охладиться, Маркс и Сэм разделись до трусов и прикладывали ко лбам ледяные банки с пивом. Их троица редко разлучалась в последнее время, но сегодня в город проездом заскочила школьная подруга Сэди, и Сэди убежала на встречу с ней. Возможно, только ради того, чтобы глотнуть свежего воздуха.
– Сэди – мой лучший друг, – ответил Сэм.
– Это понятно, но я спрашиваю о другом… Ты только не удивляйся… Конечно, мой вопрос прозвучит странно, но… В ваших отношениях присутствует романтика? Или, может, присутствовала когда-то?
– Нет, – рассмеялся Сэм, – никогда. Что такое романтика по сравнению с дружбой? Плюнуть да растереть. Кому она сдалась?
– Ну, некоторым, знаешь ли, сдалась, – замялся Маркс. – Я почему спрашиваю… хм… ты не станешь возражать, если я приглашу Сэди на свидание?
Сэм согнулся пополам от смеха.
– Ты? Пригласишь Сэди Грин на свидание? Вперед на мины! Да она пошлет тебя куда подальше.
– Почему? – оторопел Маркс.
– Потому…
«Потому, – мелькнуло у него в голове, – что она считает тебя круглым идиотом и еле-еле выносит твое присутствие». Вслух, однако, он этого не сказал.
– Ну, потому, что она не любит парней, которые назначают свидания всем подряд, – выкрутился он.
– Откуда она знает, что я назначаю свидания всем подряд?
– Тоже мне – секрет Полишинеля. Вокруг тебя постоянно ошиваются разные девчонки да парни. – Сэм помолчал. – По-моему, я ни разу не видел, чтобы ты встречался с кем-нибудь более двух недель. И знаешь, мне кажется, это не самая лучшая мысль – приударить за Сэди. Не потому, что я неровно дышу к ней, а потому, что мы коллеги, верно? И если вы с ней не поладите, это самым плачевным образом отразится на