Я в восторге от нашей игры.
– Тебе легко говорить, – возразила Сэди, – все думают, что это – моя игра, а ты всего лишь потворствовал моей глупости. Все думают, что твоя игра – изумительный «Итиго», а моя игра – никудышная дрянь.
– Это неправда.
– А может, ты действительно, как предположил тот обозреватель, считаешь, что с «По обе стороны» мы сели в лужу и поэтому отдал продвижение игры мне на откуп? Ведь если бы ты думал, что это хорошая игра, то не стал бы прятаться у меня за спиной.
– Что ты мелешь, Сэди?
– А то, – Сэди посмотрела на него в упор, – если бы ты считал, что мы и вправду написали отличную игру, ты заграбастал бы себе всю славу. Как обычно.
Сэм покачнулся, словно его ударили: он гордился новой игрой. Гордился проделанной им с Сэди работой. Он отстранился от рекламной деятельности только из-за больной ноги, которая, случись что в дороге, причинила бы ему немало хлопот. Он собрался уже объяснить это Сэди, но передумал. И вместо этого направился в кухню, распахнул дверцу холодильника и нацедил из диспенсера стакан воды.
– О, ни в чем себе не отказывай, – саркастично воскликнула Сэди и жестко усмехнулась. – Все мое – твое. Ну разумеется, кроме паршивых игр, которые никому не нравятся.
– Сэди, перестань. Ты сама вызвалась рекламировать «По обе стороны».
– Ничего я не вызывалась. Мне пришлось это сделать, потому что ты не желал этим заниматься. Знал бы ты, каких трудов мне это стоило! Я же не Сэм Мазер. Игроманы не стелются передо мной ковриками.
– Давай все проясним: итак, когда ты рекламируешь игру – это непосильный труд, а когда я – это дуракаваляние.
– Именно. Мне кажется, для тебя это – детская забава.
– Детская забава или работа, в которой я превосхожу тебя? Признайся честно: кое-что мне удается намного лучше, чем тебе, а?
– Значит, ты утверждаешь, что наша игра потерпела фиаско, потому что я плохо ее продвигала? – вскипела Сэди.
– Ничего подобного, Сэди, не передергивай. Просто согласись: когда я раскручивал «Итиго», я вкалывал, как каторжный, а не прохлаждался. И вообще, я всю душу вложил в Кленовый город. Ни в одну игру я не привносил столько от самого себя.
– Ври да не завирайся, Сэм! Когда ты что привносил, если на работе вообще не показывался?
– Да я жилы рвал ради этой игры! – обиделся Сэм. – У меня выдался такой тяжелый год, ты и представить себе не можешь! Сэди, да что стряслось-то?
– О чем ты?
– О том самом. Не юли, Сэди. Нас только двое. Скажи мне правду, что с тобой происходит. Ты дуешься на меня с тех пор, как мы переехали в Калифорнию.
– Ничего со мной не происходит, – нетерпеливо мотнула головой Сэди, упрямо сжав губы.
– То есть ты бесишься безо всяких причин?
– Пропади ты пропадом, Сэм!
– Сэди, откройся мне. Хуже нет, когда я не знаю, что с тобой творится.
– Меня не волнует, что для тебя хуже.
– Ты в своем репертуаре, – озлился Сэм. – Вечно замкнешься и сидишь как сыч, ни с кем слова не скажешь.
– От сыча слышу, – окрысилась Сэди.
Сэм хлопнул ладонью по журнальному столику.
– Сэди, хватит темнить. Это нечестно! Я понятия не имею, чем вызвал твой гнев. Хотя яснее ясного, что я чем-то перед тобой провинился.
– Ах, так ты и понятия не имеешь?
– Не имею.
Сэди выхватила из сумочки диск «Мертвого моря» и швырнула его в Сэма.
– Что это? – оторопел Сэм.
– Это ты мне скажи – что!
Сэм повертел в руках диск.
– Игра Дова. Ну и?
– Ну и? – набросилась на него Сэди. – Ты знал, что Дов был моим парнем, и поэтому послал меня к нему! А делал вид, что ничего не знаешь!
– Хорошо, даже если бы я все знал, что с того? «Улисс» идеально подошел «Итиго». Сэди, не делай из мухи слона.
– Ага, попался!
– Сэди, не глупи!
– Не смей называть меня глупой! Я думала, ты мой друг, а ты…
– Сэди, я и есть твой друг. А ты – мой лучший друг. По крайней мере, я был твоим другом, пока два года назад ты не вообразила себе невесть что.
– Я думала, ты мой друг, а ты – лжец и манипулятор.
– Неправда.
– Еще какая правда! Ты заставил всех думать, что ты один создал «Итиго».
– Неправда! Я не в ответе за то, что пишут журналисты! Я всем говорю, что ты – мой напарник. Я всем говорю, какая ты гениальная.
– Ты вынудил нас заключить договор с «Опусом», потому что так было лучше для тебя!
– Тебе ли не знать, почему мы заключили договор с «Опусом»! Мы сто раз это проходили.
– Но я ваяла это чертово продолжение! Я корячилась над этой работой, пока ты вкушал плоды славы.
– Ничего подобного!
– Но самое мерзкое – ты отправил меня к Дову клянчить «Улисса».
– Никуда я тебя не отправлял.
– Я сама создала бы движок, если бы ты дал мне чуть больше времени! Если бы ты не толкнул меня назад к Дову, я не потеряла бы три года жизни! Ты хоть представляешь, какую власть он имел надо мной? Представляешь, каково мне было уйти от него?
– Не сваливай с больной головы на здоровую, Сэди. Не упрекай меня в том, как вы там с Довом друг друга третировали. Я тут ни при чем! Хотя ты, как я погляжу, склонна обвинять меня во всех смертных грехах.
– Сознайся, Сэм, ты хотел заполучить «Улисса» и ни капли не заботился обо мне.
– Сэди, да я только о тебе всегда и заботился! Но я ни разу не пожалел, что попросил тебя достать нам «Улисса». Я ни разу не пожалел, что мы разбогатели и тем самым обрели возможность творить, что нам заблагорассудится, – даже такую претенциозную и плохо продуманную элитарную игру, как «По обе стороны». И да, Сэди, если бы нам снова потребовался «Улисс», я бы, не задумываясь, отправил тебя к Дову, чтобы добыть его.
– Ты думаешь, «По обе стороны» – претенциозная и плохо продуманная игра?
– Я думаю, с самого начала было видно, что она никогда не сравнится с «Итиго», но ты загорелась ее написать, и я решил не вставлять тебе палки в колеса.
– То есть провал игры – это моя вина?
– Нет, я просто хочу сказать, что идея игры пришла скорее в твою голову, а не в мою.
– Идея «Итиго» тоже пришла в мою голову! Идеи ВСЕХ наших игр приходили именно в мою голову!
– Рад за тебя. Что ж, если ты так считаешь и намерена сделать меня козлом отпущения – вперед и с песней. Но если бы я не отвесил тебе волшебный пинок, засадив за «Итиго», где бы ты сейчас была, а? Ишачила бы среди сотни прочих в какой-нибудь конторе, выпускающей игры, и ваяла бы футбольный симулятор! И то, если бы тебе повезло. Сама знаешь, девушек в нашей области – раз-два и обчелся. Или ты предпочла бы пахать на Дова? Чтобы он приковал тебя наручниками к рабочему столу?
Сэди вытаращила на него глаза. Она никогда не упоминала при нем о наручниках.
– Откуда ты про них знаешь?
– Бог мой, Сэди, тоже мне – секрет фирмы. Все и так было ясно. Все те два года. Стоило только взглянуть на рубцы вокруг твоего запястья. Маркс и я, бывало…
– Подонок! Как же я порой тебя ненавижу!
– Сэди, прости, мне не стоило об этом упоминать, – понурился Сэм, сообразив, что пересолил. – А помнишь, как однажды у тебя на квартире – той самой, где ты жила, пока училась в МТУ, – мы пообещали всегда прощать друг дружке все-все совершенные нами глупости?
– Знала бы я тогда, к чему это приведет, – проворчала Сэди. – Господи, как же я была тупа и наивна.
– Уж кем-кем, а тупой ты никогда не была.
Сэди тряхнула головой.
– Ты ни разу не задавался вопросом, из-за чего я впала в депрессию?
– Я… Я думал, из-за того, что ты порвала с парнем. Кажется, так сказала твоя соседка. Но я не знал, что она имела в виду Дова.
– Да, пока не знал. И да, она имела в виду Дова. Но сорвалась я не из-за него.
Сэди схватилась за голову, уткнулась лицом в колени и зарылась лицом в волосы.
– Все думают, «Итиго» – про тебя, но на самом деле «Итиго» и про меня тоже.
– Ч-что?
– «Итиго» не только о малыше, затерянном в море, но и о матери, потерявшей дитя. У меня не было ребенка, но… но ведь он мог у меня быть!
Сэди отвернулась. Она никому не рассказывала про аборт. Ни Дову. Ни Алисе. Ни Фреде. И сейчас, исповедуясь перед Сэмом, она с трудом выталкивала из себя слова.
Иногда все произошедшее тем снежным январским днем казалось ей полусном-полуявью. До больницы в районе Бэк-Бэй она доехала на метро. Ей предлагали взять с собой подругу, но она отказалась. Все про все заняло у нее не более часа, а сама процедура – всего десять минут. Медсестра пугала ее болью, но она ничего не почувствовала. Даже крови вытекло меньше, чем при месячных. Домой она также добралась на метро и тем же вечером отправилась с соседкой в бар. Она заказала коктейль «Белый русский», ром с кока-колой и любимый напиток девочек-студенток – липкий и тягучий коктейль «Семь на семь». Затем вернулась домой, зарылась в одеяла и больше из-под них не вылезала. Поначалу соседка не беспокоилась, думая, что у нее похмелье, но, когда Сэди провалялась в постели целую неделю, спросила напрямик:
– Эй, что за дела?
– Я порвала с Довом, – соврала Сэди.
– Давно пора!
На одиннадцатые сутки ее постельного отшельничества на пороге ее комнаты возник Сэм, жаждавший поговорить о «Тебе решать».
– Мне было безумно стыдно, – прошептала Сэди. – Возможно, поэтому я и позволила ему делать со мной все, что ему хочется.
– Сэди… – с нежностью и беззаветной любовью проговорил Сэм. – Почему ты так долго об этом молчала?
– Потому что мы с тобой отгораживаемся от реальной жизни. Мы играем в игры, обсуждаем игры, беседуем о том, как создавать игры, и совсем не интересуемся друг дружкой. И ничего друг о друге не знаем.
Он хотел возмутиться – какой бред! – хотел возразить ей, что их судьбы сплетены неразрывно и что, если уж она ничего не знает о нем, значит, о нем вообще никто ничего не знает и, значит, его, вполне вероятно, просто не существует. Но в это мгновение на него обрушилась фантомная боль. Она не докучала ему вот уже несколько месяцев, и он не желал, чтобы она поразила его прямо здесь, на глазах у Сэди. Сэди и без того его ненавидит, решил он, не хватало еще предстать перед ней слабым и беззащитным. Он безошибочно научился распознавать симптомы надвигающихся мучений: вначале у него сводило челюсть и набухали на лбу вены, затем обострялось обоняние (он уже чувствовал запах океана, крема для рук Сэди, фруктов, гниющих в выставленной за дверью корзинке), к горлу подкатывала тошнота, стучало в висках, по спине бежала нервная дрожь, а ампутированную конечность кололо, будто иголками. Сэм дернул на рюкзаке молнию, выхватил сигарету с марихуаной, прикури