Впервые в жизни выгоды долгосрочных перспектив Сэма не вдохновляли.
Он вышел в коридор, направился к своему кабинету и содрогнулся: разгром, учиненный мемориалу Итиго, напомнил ему «Гернику» Пикассо. Пол усыпали оторванные, стриженные под горшок головы, пухлые ручки и ножки, круглые детские глазки, волны, лодки и тела в футболках. Сэм поднял отбитую керамическую головку, некогда украшавшую тело-копилку, рекламный сувенир, приуроченный к выходу игры в Дании, вгляделся в нее и задрожал. Налетчики хотели убить его, Сэма, а вместо этого разнесли полки с игрушечными Итиго и застрелили Маркса.
Он прикрыл глаза и очутился в палате Маркса. Сэди, как фурия, налетает на него и надрывно кричит: «Им нужен был ты! Ты! Ты!» Она дубасит его кулаками в грудь, но он не шевелится. «Сильнее, – молит он про себя, – сделай милость – сильнее». Проходит день, неделя, а может месяц, и она извиняется, но ее извинения, в отличие от нападения, жалки и неубедительны.
Сэм зашвырнул голову Итиго в мусорку, выбрался из кабинета и запер дверь. У него не было никакого желания разбираться с разоренным паноптикумом. Возможно, у него пропало всякое желание устраивать паноптикумы в кабинете. На что ему сдались коллекции памятных побрякушек? Кто-то создает игры, а кто-то их продвигает, наживаясь на никому не нужных дешевых безделках.
«7 – барахло в кабинете Мазера» – отметил он в блокноте и вернулся в кабинет Маркса. В кармане запел мобильный. Звонила Сэди. Голос ее звучал сдавленно и глухо.
– Ты в офисе? Как там? Ад и преисподняя?
– Да не сказал бы.
– Опиши мне его.
– Я… да тут и описывать-то особо нечего.
– Не увиливай! Выкладывай без утайки. Не надо меня щадить.
– Офис как офис. Только в моем кабинете хаос, как в первый день творения, так что плакала моя датская копилка с Итиго. М-да… Вдобавок дырка в колонне и пол немного пострадал.
Сэди на секунду затихла.
– Не темни, Сэм. Что значит «пол немного пострадал»?
– Это значит, что на нем пятно крови, и кровь впиталась в бетон.
– Пятно большое?
– Не знаю. Полметра в диаметре или чуть больше.
– То есть пятно – на том самом месте, где Маркс умер, истекая кровью? Я правильно тебя поняла?
– Наверное, да.
На Сэма навалилась смертельная усталость. Въедливый голос в его мозгу свербил, что Маркс умер в больнице спустя два с половиной месяца после того, как его ранили и он упал на пол, истекая кровью, но Сэм слишком вымотался, чтобы опускаться до бессмысленного словопрения с Сэди.
– Я связался с ремонтниками, они отшлифуют и отполируют бетон заново.
– А может, я не желаю, чтобы его заново полировали! – возмутилась Сэди.
– То есть ты хочешь оставить все как есть?
– Нет! Но возможно, пятно не стоит стирать. Не стоит стирать память о Марксе.
– Господи, Сэди, при чем тут Маркс? Пятно – это просто…
– …Место, где он умер! – перебила его Сэди.
– Это просто…
– …Место, где его убили!
– Боюсь, людям будет тяжело работать, постоянно натыкаясь на огромное кровавое пятно.
– А никто и не говорил, что будет легко, – огрызнулась Сэди.
– Может, прикроем его большим старинным ковром? Марксу нравились декоративные коврики ручной работы. Те же килимы.
– Не нахожу в этом ничего смешного.
– Прости, Сэди. Я не собирался изощряться в остроумии. Я замучился как собака. Честное слово, Сэди, неужели ты не хочешь, чтобы люди вернулись к работе?
– Не знаю.
– Может, придешь и сама на все взглянешь? – с надеждой спросил он. – Потолкуем вместе и все решим. Давай я за тобой заеду?
– Нет, Сэм, я не желаю на это смотреть. Не желаю, мать твою так! Ты меня понял?
– Понял.
– Просто позаботься обо всем сам.
– Что я и делаю, Сэди.
Они помолчали. Сэди хрипло дышала в трубку.
– Господи, Сэм, это же просто кошмар, – с отчаянием в голосе произнесла она наконец. – Может… Может, нам лучше переехать в другое здание? Даже если мы отмоем пол, думаешь, кто-нибудь захочет работать в этом офисе?
– Боюсь, переезд для нас – это непозволительная роскошь, – промямлил Сэм. – Работа буксует, мы ничего не успеваем, третий месяц впустую платим людям зарплату. Саймону и Анту надо закончить ДСШ – 4, причем немедля. А в декабре кровь из носу должно выйти дополнение к «Церемониймейстеру».
– Ант хочет вернуться? – удивилась Сэди.
– Да. Так сказал Саймон.
– Какой храбрец, – зло процедила Сэди, и Сэм понял, что она распаляет в себе гнев. – Значит, по-твоему, мы переехать не можем? И почему, собственно? Не потому ли, что тебе влом переезжать? Или по какой-то более серьезной причине?
– Сэди, я тебя не обманываю. Причина более чем серьезная. Я только что беседовал с нашим бухгалтером. Перезвони ему, если не веришь.
– Ты, как всегда, искажаешь реальность в угоду собственным желаниям.
– Каким желаниям, Сэди? У меня только одно желание – вернуть людей на работу.
– Не знаю, не знаю, Сэм. Наверняка тебе хочется чего-нибудь еще, верно?
– Да, мне хочется, чтобы наша компания осталась на плаву. Вот и все. Маркс хотел бы того же.
– Маркс больше ничего не хочет, – отрезала Сэди. – Знаешь что, Сэм? Делай, что хочешь. Тебе не привыкать.
– Да что с тобой, Сэди?
– А ты будто не знаешь?
Сэди бросила трубку.
«8 – Сэди…» – размашисто вывел Сэм.
Что ж, делать нечего – придется ему заниматься делами компании в одиночку и ждать, когда Сэди оправится от потери и приступит к работе.
Утро тянулось бесконечно. Сэм взглянул на часы – одиннадцать. Мастер по ремонту и укладке полов появится только часа через два. Сэм лег на жесткий оранжевый диван, стоявший в кабинете Маркса, и закрыл глаза. Но вздремнуть ему не дали.
На столе затрезвонил телефон, и Сэм рассеянно, не задумываясь, кто это может быть и есть ли у него право отвечать на адресованные Марксу звонки, поднял трубку.
– Ура! – зазвенел женский голос. – Кто-то ответил! Автоответчик забит под завязку. Я отправила несколько писем на электронную почту Маркса, другой у меня нет, и…
– Мазер слушает. С кем я говорю? – нетерпеливо перебил ее Сэм.
– Мазер? Ух ты, какая честь! Ужасна рада вас слышать!
– С кем я говорю? – повторил Сэм.
– Ой, простите. Меня зовут Шарлотта Уэрт. Мы с мужем общались с Марксом по поводу нашей игры, когда… когда… Одним словом, Маркс заинтересовался и обещал нам сотрудничество. Может, он упоминал о нашей игре? Там про апокалипсис и выживших после него маму и дочку. У матери амнезия, а дочь – малышка возраста Итиго. Вокруг рыщут вампиры, точнее не то чтобы вампиры, это сложно объяснить по телефону…
– Впервые слышу, – сухо оборвал ее Сэм.
– Да-да, я понимаю, вам совершенно не до того, но мы отдали Марксу эскизы наших «Дней бесконечности», так мы назвали игру, оставили их в папке в его кабинете, и нам бы очень хотелось их вернуть, по возможности.
– Ничего об этом не знаю, – раздраженно отозвался Сэм.
– Но если вдруг вы их увидите… Или попросите кого-нибудь их поискать… Они в черной папке с вензелем «АУ». «А» – от имени Адам. Так зовут моего мужа…
– Господи, да вы в своем уме? – застонал Сэм. – Маркс мертв! А у меня нет ни времени, ни желания разыскивать папку вашего мужа или выслушивать славословия вашей дебильной игре!
– Простите, простите, – жалобно всхлипнула Шарлотта, окончательно разъярив и без того взбешенного Сэма. Даже Сэди, доведшая его до белого каления, не плакала. Так какого черта эта незнакомка ревет в три ручья?
– Я понимаю, прекрасно понимаю, что сейчас неподходящее время, но нам нужны эскизы. Прошу вас, будьте добры…
Сэм прервал разговор.
Осенью 1993 года режиссер, ставивший «Макбета» в объединенном драматическом театре Гарварда и Рэдклиффа, решил не выпускать Маркса на сцену в образе привидения Банко. Актеру, исполнявшему роль Макбета, надлежало таращиться на пустой стул, стоявший во главе длинного пиршественного стола, и при появлении призрака, которого мог видеть только Макбет, бомбардировать его сдобными булочками, похищенными накануне вечером из обеденной залы «Адамс Хауса».
– Меня заменили булочками, Сэм! – стенал Маркс. – Какой позор! Какое унижение!
Впрочем, накануне премьеры Маркс приободрился.
– Знаешь, Сэм, – задумчиво сказал он, – если до того, как меня убьют, я сумею произвести на зрителей неизгладимое впечатление, я не зря выйду на сцену.
Снова затрезвонил мобильный. Мастер по ремонту полов явился раньше оговоренного часа. Сэм спустился и открыл ему дверь.
Указал на пятно, и мастер, весело напевая, приступил к работе.
– Помню, я вам эти полы и укладывал лет пять или шесть назад, – улыбнулся он. – Какое пространство. Сколько света. Красота. Только дверь мне тогда открывала бледная девушка с рыжими волосами. Забыл, чем вы тут занимаетесь? Программированием?
– Компьютерными играми, – поправил его Сэм.
– О, круто должно быть.
Сэм ничего не ответил.
– А что у вас тут произошло? – спросил неуемный рабочий.
– Простите, – извинился Сэм и, притворившись, что у него зазвонил мобильный, отошел в сторону, приложив к уху трубку. – Да, Мазер на проводе. Я в офисе вместе с мастером по ремонту полов, – неловко забубнил он. – Да, да.
Не отрываясь от мобильного, он уставился на отверстие, проделанное пулей в деревянной колонне. Назавтра он вызвал плотника, но чем дольше он глядел на дыру, тем меньше ему хотелось ее заделывать. «Может, оставить ее незалеченным шрамом? – подумал он. – Это же не кровавое, растекшееся по полу пятно, а идеально круглое, чистенькое и симметричное отверстие». Каким-то чудом пуля не расщепила дерево, и темный глазок дыры, слегка обугленной по краям, казался пятнышком, оставленным росшим когда-то на дереве корявым сучком. На взгляд постороннего – всего лишь колонна, а не место убийства.
Всего лишь дыра.