– Да я с огромным удовольствием оставил бы тебя в покое, если бы мне не нужно было управлять нашей компанией!
– На кой черт? – Сэди засунула руки в рукава свитера. – На кой черт она нам сдалась?
– Господи боже, Сэди! Это же наша компания! – Сэм вскочил и едва не упал: пульсирующая фантомная боль тупой иглой пронзила его тело. Но он не сел, не пожаловался на самочувствие – наоборот, он позволил боли и недосыпу проникнуть в каждую клеточку его тела и разжечь тлеющие в нем угольки ярости. – Черт, как же ты меня достала! Ты всерьез думаешь, что одна так страдаешь? Всерьез полагаешь, что мои переживания – ничто по сравнению с твоими? Ты не первая, кто ожидает ребенка. Не первая, кто потерял любимого человека. И ты, дьявол тебя забери, не первопроходец, который первым из всех людей на земле ступил на стезю тоски и отчаяния!
Сэди рванулась к нему, и Сэм понял, что их спор достиг точки кипения. Сэди задрожала, гневные слова вот-вот готовы были сорваться с ее губ, но так и не сорвались. Она обмякла, отшатнулась и неожиданно разрыдалась.
Сэм не кинулся ее утешать. И только смотрел на нее застывшим взглядом.
– Завязывай с этим, Сэди, – произнес он. – Возвращайся в офис. Работа – лучшее лекарство от боли. Так давай приступим к работе. Заглушим нашу боль работой и создадим доселе невиданные игры. Но ты должна приложить к этому руку, Сэди. Говори со мной. Участвуй в делах нашей компании. Не порывай с нашим прошлым. Маркс мертв, но жизнь продолжается.
– Я не могу вернуться в офис, Сэм.
– Значит, ты слабее, чем я думал.
Солнце садилось, и в воздухе резко, как случается в прибрежных городах наподобие Лос-Анджелеса, похолодало.
– По правде говоря, – прошептала Сэди, – ты всегда слишком хорошо обо мне думал.
Сэм направился к двери.
– Возвращайся в офис, – бросил он через плечо. – Или не возвращайся. Мне плевать. Главное – закончи работу над «Церемом». Помнишь, как ты хотела написать эту игру? Ради нее ты едва не пожертвовала нашей дружбой. Не ставь крест на всем, что было до прошлого декабря. Ты должна написать дополнение. Ради Маркса. Ради себя. Ради твоей игры, Сэди.
– Сэм, – тихо позвала она, когда он вышел за порог, – прошу тебя, не приходи больше.
Она так и не признала его правоту. Отказалась общаться с ним напрямую и ограничилась отправкой сухих и обрывистых текстовых сообщений. Она так и не вернулась в офис, но попросила привезти ей домой рабочий компьютер. Она постоянно говорила с Мори, и Мори докладывал Сэму о ее великолепно проделанной работе. Так или иначе, а «Церемониймейстер: вторжение в Шотландию» был написан за неделю до того, как Сэди разрешилась от бремени. Дополнение вышло вовремя.
Сэм слышал, что игра превосходна, но долгие месяцы не мог заставить себя сесть за нее и сыграть.
Наоми Ватанабэ-Грин появилась на свет в июле. Точно в срок, как и игра, над которой работала ее мама.
Сэм не навестил Сэди. Он не был уверен, что она захочет его видеть, а туда, куда его не приглашали, он не имел привычки заглядывать в гости. Кроме того, он не желал видеть младенца. Он вообще сторонился детей: их чистота и невинность вселяли в него леденящий страх, а этот ребенок и вовсе нагонял на него мистический ужас. Сэм боялся, что девочка унаследовала черты Маркса.
«Сходи познакомься с малышкой, – наставлял его вымышленный Маркс. – Все будет хорошо, поверь мне».
Но Сэм ему не поверил.
В остальном же он, как мог, поддерживал Сэди. Ходил на работу, даже когда ему претило на нее идти, даже когда его нога разрывалась от боли. Звонил Алисе, которую на дух не переносил, и справлялся о здоровье Сэди. Ездил мимо ее дома, проверяя, горит ли в ее комнатах свет. И не докучал ей. Потому что именно об этом она его и просила. Не так уж и много, наверное, но он, по крайней мере, старался.
Закончив отладку «Дублей старшей школы: двенадцатый класс», Саймон наведался в кабинет Сэма.
– А не забабахать ли нам по такому случаю вечеринку? – спросил он.
– Вечеринку? – Сэм озадаченно почесал затылок. – Ты серьезно, Саймон? Господи, как же мне не хватает Маркса… Подумать только – вечеринка… Ну не знаю… Мы закончили игру. Пережили этот год. Не сломались, хотя нас пытались убить и пустить по миру. Черт, а нам есть что праздновать!
Однако Сэм понятия не имел, как проводить вечеринки. Подобными вопросами всегда занимался Маркс.
«Боже, Сэм, – прозвучал в его голове голос Маркса, – не обязательно все делать самому, найми компанию по организации праздников».
Менеджер-организатор, вдохновленный финальными сценами «Дублей», где герои кружились в вихре школьного бала, предложил устроить в офисе «Нечестных» шутливый выпускной. Обрядить всех в костюмы и квадратные академические шапочки. Переделать кладовку в тайную комнату с алкоголем и пуншем. Поставить фотобудку и столик с выпускным альбомом для подписей.
– Какое ребячество, – передернуло Сэма.
– Люди любят ребячиться, – возразил менеджер.
Сэм пригласил на вечеринку Сэди, но Сэди, как он и предвидел, ответила «нет». Алиса извинилась за сестру, объяснив, что та «очень подавлена».
– Помимо обычной депрессии, – посетовала Алиса, – у нее, насколько я понимаю, еще и депрессия послеродовая.
Сэм, не задумываясь, пожертвовал бы всем и каждый день заходил бы проведать Сэди, как заходил к ней когда-то в Кембридже, но со времен Кембриджа многое изменилось. Сэди повзрослела, и теперь у нее на руках был маленький ребенок. Сэм тоже повзрослел, и теперь у него на руках была компания, которой он управлял практически в одиночку.
Улетную вечеринку в честь выхода «Дублей старшей школы: двенадцатый класс» закатили в офисе «Нечестных» спустя четыреста тринадцать дней после смерти Маркса.
Саймон, форсивший васильковым костюмом и такого же цвета конфедераткой, немного перебрал, пустил, по устоявшейся традиции, хмельную слезу и, приведя себя в чувство понюшкой кокаина, ударился в воспоминания.
– Это Маркс нас открыл, – патетично воскликнул он. – Мы ведь, в сущности, ничего собой не представляли. Подумаешь – студентики-третьекурсники с тупейшей демкой, невнятным сценарием на двухстах страницах да парочкой карандашных набросков.
– И названием, – напомнил Ант, наряженный в светло-голубой смокинг. Через плечо Анта была перекинута лента с надписью «Король бала».
– О да, названием, которое Сэм немедленно забраковал, – Саймон насупился и пригрозил Сэму пальцем.
– Не так уж и немедленно, – осадил его Сэм, облаченный в обшитый позолотой пурпурный костюм и шапочку. Организатор вечеринки отлавливал у входа всех неподобающе одетых гостей и подводил их к стойке с костюмами. – Как вы считаете, почему Маркс заинтересовался игрой под кодовым названием «Любовь доппельгангеров»?
– Без понятия, – пьяно икнул Саймон. – На его месте я бы и цента на эту игру не поставил.
– Но Маркс ведь не прогадал, верно? Господи, да это же наша самая успешная игровая серия. Что он сказал вам? Что в вас увидел? Если б я только знал…
Саймон задумался.
– Маркс сказал, – медленно начал он, – что наши материалы его заинтриговали. А затем… Затем, как сейчас помню, он произнес: «А теперь обрисуйте мне ваше видение этой игры».
Следующие несколько часов Сэм общался с пришедшими на праздник людьми, словно общение являлось его основной рабочей обязанностью (чем, собственно, оно и являлось). К полуночи он валился с ног от усталости и мечтал спрятаться ото всех и отдохнуть. Однако нечего было и думать, чтобы укрыться в своем кабинете или кабинете Маркса: для этого пришлось бы снова пройти сквозь плотный строй журналистов, игроманов, коллег и знакомых из других игровых компаний, поэтому Сэм выбрал находившийся в отдалении от суеты и веселья кабинет Сэди. Но его опередили. И в кабинете Сэди за ее столом сидел Ант.
– Что тут забыл король бала?
– Король устал, – мрачно ответил Ант. – А Саймон, когда нанюхается кокаина, просто несносен.
И Ант смущенно объяснил, что частенько скрывается в кабинете Сэди, когда Саймон, его сосед по просторному кабинету на втором этаже, выводит его из себя. Сэм понимающе кивнул: впрочем, сам он не наведывался в кабинет Сэди со дня перестрелки.
Ант рассеянно пролистал лежавшую на столе папку с эскизами.
– Вы над этим сейчас с Сэди работаете? – спросил он, указывая на папку.
– Нет, – отозвался Сэм. – Впервые вижу эти работы.
– По-моему, довольно оригинально.
Сэм подтащил стул и вместе с Антом принялся рассматривать выполненные карандашом и акварелью рисунки – эскизы и раскадровки постапокалиптического плато американского юго-запада.
Внимание Сэма привлекла первая страница: полевые цветы пробивались сквозь высеченные на раскрошившихся камнях буквы, которые складывались в слова «Дни бесконечности».
Название показалось ему знакомым, но он не мог припомнить, где его слышал.
Ант принялся вслух зачитывать сценарий.
«Дни с 1-го по 109-й. Засуха. Уже год не было дождя. Озера пересохли. Море обмелело. Пресной воды не хватает. В Соединенных Штатах свирепствует чума, уничтожая флору и фауну и унося жизни: четверо из пяти человек погибают. Болезнь и обезвоживание приводят к изменению химических механизмов деятельности мозга, и большинство выживших обращаются в пустынных вампиров. Одни вампиры, Сухостои, безжалостны. Другие, Миляги, безобидны, но у них короткая память. В любой момент Миляга может превратиться в Сухостоя, и наоборот».
– Ну еще бы! – хохотнул Сэм.
Ант перевернул страницу и уставился на тщательно проработанный акварельный рисунок женщины-вампира за трапезой: женщина набрасывается на мужчину и засовывает ему в ноздрю длинный, напоминающий хобот, язык. Ант прочел описание: «Тело человека почти на 60 % состоит из воды. Сердце и мозг – на 73 %, легкие – на 83 %, кожа – на 74 %, кости – на 31 %. Пустынные вампиры питаются не человеческой кровью, а человеческой водой».