– Сэди терпеть не может пасхалок, – поморщился Сэм.
Сэди считала, что пасхалки разрушают игровую реальность.
– Если я раскрою ее секрет, это не испортит вам впечатления от игры?
– Ни в коей мере.
На взгляд Сэма, ничто не могло испортить впечатления от игры. Игра – это процесс, в ней важно не то, что происходит, а то, как оно происходит; то, как игрок достигает желаемого. Сэм знал сюжет «Вторжения в Шотландию» от и до: актеры в Лондоне гибнут один за другим, и от игрока требуется сохранить театр и разоблачить таинственного убийцу.
– Тогда смотрите. – Шарлотта развернула к нему ноутбук. – В театре происходит бойня, и актера, игравшего Макбета, умерщвляют. Вы – директор театра и должны решить, снимать спектакль с репертуара или нет. На экране всплывает предупреждение, что публика вряд ли станет ломиться в театр после кровавого побоища, однако мы понимаем, что наиболее верное решение – играть спектакль, как и заявлено в афише, согласны? Шоу должно продолжаться. Вам предлагается три варианта: первый – взять на замену дублера Макбета, профессионального актера, играющего Банко; второй – пригласить на роль Ричарда Бёрбеджа, который, однако, требует немереную кучу денег и вдобавок, возможно, заразился чумой; третий – выбрать неизвестного актера из невесть откуда взявшейся бродячей труппы.
– Самым разумным кажется первый вариант, – сказал Сэм. – Дублер назубок знает пьесу, к тому же его не страшно выпускать на сцену, так как мало кто заявится на представление на следующий же вечер после резни. Однако наиболее интересны, конечно, два оставшихся варианта.
– Ну, я, как маньяк-игроман, проверила их все и обнаружила пасхалочку за третьей дверью. – Шарлотта щелкнула курсором мыши по нарисованной на экране двери. – Согласно игровому сценарию вы можете поглазеть на представление или пропустить представление, посчитав его незначительной вариацией уже виденного вами ранее. Но мы-то знаем, что игру разработала Сэди Грин, поэтому мы не отказываемся чуток понаблюдать за спектаклем, верно? И что же открывается нашим взорам?
Шарлотта пододвинула ноутбук Сэму, и тот уставился на экран.
На сцене – и это в эпоху елизаветинской Англии! – посреди белокожих актеров возвышался неотразимый, игравший Макбета азиат. Макбет, получивший весть о смерти жены, произносил свой известнейший монолог «Завтра, завтра – и все то же завтра».
Давным-давно, придумывая имя для своей компании, они поругались с Марксом, предложившим назвать ее «Игры завтра, завтра, завтра».
– Бред, – постановили Сэм и Сэди.
Маркс настырно убеждал их в обратном: мол, это вовсе не бред, а отсылка к его любимым шекспировским строкам.
– Господи, – страдальчески закатила глаза Сэди, – у тебя только Шекспир на уме!
Маркс, упорствуя, вскочил на табуретку и, чтобы придать своим словам больше веса, продекламировал наизусть монолог Макбета.
Завтра, завтра – и все то же завтра
Скользит невидимо со дня на день
И по складам отсчитывает время;
A все вчера глупцам лишь озаряли
Дорогу в гроб. Так догорай, огарок!
Что жизнь? – тень мимолетная, фигляр,
Неистово шумящий на помосте
И через час забытый всеми: сказка
В устах глупца, богатая словами
И звоном фраз, но нищая значеньем![12]
– Мрачняк, – резюмировала Сэди.
– Да уж, на фига тогда основывать игровую компанию? – хихикнул Сэм. – Давайте просто самоубьемся, и вся недолга.
– И вообще, – сощурилась Сэди, – какое отношение это имеет к играм?
– Разве не очевидно? – удивился Маркс.
«Не очевидно», – замотали головами Сэм и Сэди.
– Что есть игра, – воскликнул Маркс, – как не «Завтра, завтра – и все то же завтра»? Как не бесконечные возможности искупления и перерождения? Продолжай играть – и непременно победишь! Любые твои потери недолговечны, ибо в игре нет ничего постоянного и неизменного. Абсолютно ничего!
– Прогиб засчитан, красавчик, – цинично хмыкнула Сэди. – Следующий!
Сэм досмотрел сцену с представлением до конца, поблагодарил Шарлотту, вернулся в свой кабинет и плотно прикрыл дверь.
Стоило Сэму уйти, и Шарлотта порядком струхнула: не наломала ли она дров, показав пасхалку Мазеру? В ее намерении не было ничего дурного, она просто хотела разделить с ним горечь утраты Маркса. Конечно, их с Адамом скорбь не шла ни в какое сравнение с обуревавшей Мазера болью, однако лично для нее появление Маркса в игре служило некоторым утешением. С другой стороны, нельзя отрицать, что она явно выпендривалась перед новым начальником и похвалялась игровой эрудицией, стремясь доказать ему, что он не прогадал, доверив им создание «Дней бесконечности».
И о чем она только думала? Так опростоволоситься в первый рабочий день! Куда она сунулась, она же совсем не знает Мазера! Не зря Адам постоянно упрекал ее в излишней фамильярности.
В отчаянии Шарлотта уронила голову на клавиатуру и в такой позе предстала перед вернувшимся Адамом.
– Что с тобой? – изумился он.
– Я села в лужу, – застонала Шарлотта и быстро обрисовала ему ситуацию.
– Вполне возможно, ты совершила глупость, но он ведь тебя поблагодарил, так?
– Ну, поблагодарил – это громко сказано. «Спасибо» бросил, и все. Наверняка чисто из вежливости.
– Мне кажется, – задумчиво произнес Адам, – Мазер не из тех, кто говорит что-то из вежливости.
А у себя в кабинете Сэм сидел за столом и размышлял, какие чувства вызвал в нем Маркс в образе актера из игры Сэди. Не то чтобы грусть или тоску, радость или печаль, страстную ностальгию по прошлому или любовь… Не вид Маркса тронул его до слез, а чистый и сильный голос Сэди, долетевший до него сквозь эту игру, сквозь пространство и время. Образ Маркса Сэди создала для таких, как Шарлотта Уэрт. Для Сэма же, для него одного, она приберегла свой голос. Наконец после затяжного молчания она снова заговорила с ним, заронив в его сердце надежду.
Из стоявшей на полу открытой коробки выглядывали диски с любимыми играми Сэди, которые она всегда хранила под рукой на полках. В самом верху лежал диск с перевыпущенной в девяностых годах «Тропой Орегона». Сэм потянулся к нему и засунул его в дисковод.
И сразу увяз в заботах и треволнениях переселенцев Дикого Запада. Из чего сделать фургон? Сколько комплектов одежды взять? Переплыть реку на плоту или подождать, когда вода спадет? Пристрелить бизона, чтобы поесть, хотя его мясо может оказаться с гнильцой? Сколько времени займет выздоровление от укуса гремучей змеи? Что случится, когда доберешься до Орегона?
Он вспомнил, почему эта игрушка так увлекала их в детстве. Почему они дни напролет, лежа бок о бок в его больничной кровати, играли за одного персонажа и вместе продумывали каждое его действие, передавая из рук в руки семикилограммовый ноут.
«Все только выиграли бы, будь “Тропа Орегона” многопользовательской», – озарило Сэма.
– Слышишь, Сэди, – вслух обратился он к пустой комнате, – как ты смотришь на то, чтобы сделать из «Тропы Орегона» ММОРПГ с открытым миром?
«Я бы в такую сыграла, – отозвалась в его воображении Сэди. – Но ты и вправду хочешь воссоздать “Тропу Орегона” или думаешь взять “Симсов”, или “Энимал Кроссинг”, или “Эверквест” и замутить стимпанк в антураже Дикого Запада?»
Сэм кивнул – именно.
«Простенько, но со вкусом, – одобрила Сэди. – Тебе всегда удаются подобные вещи. Это я люблю навороченные и заумные игры. Можешь использовать движки, написанные мной для “Кленбурга”, пока они окончательно не устарели. Почему нет? Одну-две игры они еще потянут».
– Попридержи коней, Сэди, – взмолился Сэм. – Мне надо все записать.
Вот уже два года Сэм находился в творческом тупике. Он не мог создавать игр без Сэди. Не мог работать без Сэди, хотя она ясно дала понять, что больше не нуждается в его помощи.
Заперев дверь кабинета, Сэм достал альбом для рисования и заточил карандаш.
– С чего начать? – спросил он, унимая дрожь пальцев, отвыкших рисовать на бумаге.
«С прибытия поезда», – подсказала Сэди.
– Об этом я как-то не подумал, – восхитился Сэм.
«Пассажиры сходят с поезда. Земля подернута инеем, и снег скрипит под ногами. Но что это? Росток травы, пробивающийся сквозь снег? Или белый цветок крокуса? В воздухе явно пахнет весной. На экране появляется надпись: “Добро пожаловать, Незнакомка”».
IX. «Первопроходцы»
Незнакомка прибыла в город ранней весной, когда подтаявший снег напоминал кристаллики кремния. Издалека она казалась необычайно элегантной в темном вельветовом пальто с иголочки, изящно скрывавшем ее беременность. Ее чернильно-черные волосы были уложены в косы, и только круглые серебряные очки немного портили впечатление: похоже, она выбирала их впопыхах, так как они абсолютно не шли ей.
Редактору «Зерцала Дружноземья» Незнакомка представилась как Эмили Б. Маркс. Редактор, житель города, где все пользовались псевдонимами, безошибочно определил, что это имя Незнакомка получила при рождении.
Обменявшись с Эмили рукопожатием, он многозначительно покосился на ее живот и спросил:
– Когда ожидается прибытие вашего супруга, миссис Маркс?
– Я – мисс Маркс, – осадила его Эмили, – я одна и намереваюсь оставаться одинокой и впредь.
– Я бы на вашем месте не зарекался. В наших краях прелестной молодой особе, как вы, одиночество не грозит, – улыбнулся редактор. – Жизнь тяжела. Здесь даже самые закоренелые холостяки предпочитают обзаводиться парами. Не сочтите меня назойливым, но позвольте поинтересоваться, где вы обосновались?
Эмили ответила, что выбрала клочок земли на северо-западной окраине Дружноземья.
– Как мне обещали, рядом с морем на высоком утесе.
– Неужто Верхнетуманье? – ахнул редактор. – Надеюсь, вы любите камни! Насколько помню, там сроду никто не селился. Ни одной живой души вокруг, кроме… – редактор порылся в памяти, – …кроме, пожалуй, Алебастра Брауна. Алебастр торгует вином и, сочетаясь браком в двенадцатый раз…