Из вещей у Тома на плече висел только рюкзак, он опустил его на пол рядом с креслом и стал раздеваться, я тоже избавилась от верхней одежды и стояла рядом, не зная, что сказать или сделать.
– Проведешь мне экскурсию? – подмигнул мне Страуд.
Я рассмеялась. Какая экскурсия? Из прихожей было только четыре двери. Две из них – перед нами – вели в комнаты. Моя слева, а Тамары Петровны справа, правее была кухня, а напротив двери в комнату Злыдни – ванна и туалет. Вот и вся экскурсия.
– Может, завтра? – предложила я. – Сейчас хочется есть и спать.
– О’кей, – усмехнувшись, согласился он. – Значит, завтра.
Пока Том рассматривал фотографии на стенах в моей комнате, я пыталась приготовить нам что-нибудь на ужин. Что-то вроде пасты с соусом. На деле же это были простые макароны спиралью с поджаренными сосисками, сверху я все полила кетчупом и посыпала тертым сыром. Паста а-ля «шедевры русской студенческой жизни» на вкус оказалась неплоха.
«Да и что мне теперь, не щи же варить в восьмом часу вечера?»
Мы расположились на полу, сообразив стол из кухонной табуретки, а стулья – из подушек с дивана. Вина у меня не было, поэтому пили вишневый компот из красных кружек в белый горошек. У Злыдни Петровны вообще с посудой были проблемы, так что кружки к обстановке подходили как нельзя лучше.
– Как ты долетел? – нарушила неловкое и размеренно чавкающее молчание я.
– Нормально, – улыбнулся Том, выдыхая, словно ожидая, когда я заговорю.
– Как твои первые впечатления о Москве?
– Очень шумно и… людно. Хотя я ведь не был в центре. Мне сказали, что все самое красивое в сердце города.
– Да. Мы можем завтра встретиться и прогуляться. Где ты остановился? – забеспокоилась я.
«И почему я раньше об этом не подумала?»
– Вообще-то я нигде еще не остановился. Я сразу к тебе прилетел. Надеюсь, ты меня не выставишь? – с мольбой в глазах произнес он, поигрывая бровями.
– Том, я… У меня даже спать негде. Только диван.
– Я займу его самый дальний угол и обещаю, что не притронусь к тебе даже пальцем, – заверил он.
Почему-то мне захотелось ему поверить, захотелось вдруг просто, чтобы кто-то остался здесь со мной, чтобы не чувствовалось это злое и колючее одиночество.
– Ты стала меньше улыбаться, – вдруг сказал Том, вырывая меня из паутины нерадостных мыслей.
– С чего ты взял? – улыбнулась я.
– Вот. Так-то лучше. – Он тоже улыбался. – Знаешь? Джонатан просил передать тебе свои извинения.
При звуке его имени у меня внутри все перевернулось, и вилка невольно издала шкрябающий звук, задевая тарелку. Слышать его имя все еще было больно.
И все же я решила, что собираюсь забыть его, и мне почти это удавалось в последнее время. Иногда только я вспоминала про поцелуй, но все больше склонялась к логическому объяснению Нади. Коул подарил мне его просто из жалости, это такая щедрость для влюбленной фанатки. Иногда я все еще видела сон, в котором он звал меня, тогда я просыпалась и плакала, а потом долго не могла заснуть. Но с каждой выпавшей слезинкой я понимала, что боль угасает или просто прячется глубоко, каждый раз забираясь все глубже, чтобы мне было легче приспособиться к реальности.
– Я уже давно его простила, – стараясь взять себя в руки, ответила я, решительно встречаясь взглядом с мужчиной напротив.
Я даже попыталась с легкостью и иронией вспомнить о поцелуе.
– Кстати, я вспомнила, что целовалась с Натаном. Глупо, почему я об этом забыла.
Теперь я следила за реакцией Тома. Он взял кружку с компотом и сделал глоток. Выражение лица было серьезное и сосредоточенное. Он решал, что сказать.
– Ты жалеешь, что узнала об этом так поздно? – наконец спросил он.
– Нет, – уверенно сказала я, снова встречаясь с ним взглядом. – Все равно это бы ничего не изменило.
– Да, наверное. Джонатан просто не решился тебе отказать. А потом переживал, что совершил глупость, – глаза Тома только раз встретились с моими. Остальное время он глядел в тарелку. – Парень немного запутался в своих отношениях. Но теперь у него все хорошо. Она прилетела к нему на съемки в свой день рождения…
Она, конечно, была Скарлетт…
Мне хотелось дать Тому в глаз или просто сделать ему больно. Я даже представила себе, как беру огромную биту и стучу ему по голове. Зачем? Зачем он все это мне рассказывал сейчас?
– Кстати, именно Натан посоветовал мне прилететь к тебе, – продолжал Том. – Я долго думал, что мне делать. Ведь ты не дала однозначного ответа. И я никак не мог решиться, будучи неуверенным в тебе. Но с каждым днем я думал о тебе и себе все больше… И… В Нью-Йорке мы с Натаном обсуждали твой поступок и то, что ты мне сказала. И он подтвердил твои слова. Если нам суждено быть вместе, то судьба столкнет нас. И… в общем, он посоветовал мне быть судьбой.
У меня перехватило дыхание, поэтому я взяла кружку с компотом и сделала большой глоток, чтобы хоть как-то успокоиться. Хотя в который раз я просто напоминала себе то, что поступила правильно, оставив этот город и те чувства, которые я там испытывала рядом с Коулом. Наверное, в каждой сказке когда-то приходит момент осознания, что сказка и реальность слишком отличаются друг от друга, даже если тебе хочется верить, что место сказке в жизни все равно есть.
«Натан посоветовал быть судьбой» – стучали в голове слова Тома. Как он мог так сказать? Я для него совершенно пустое место? Как они могли вообще обсуждать это? Или парни, они именно такие, их не заботит то, как себя будет чувствовать девушка, им надо разделить права собственности.
Я кивала в знак согласия и боролась со злыми слезами, которые все же могли неожиданно политься из глаз. Мне не хотелось выдавать моей боли, которая сейчас в нужный момент выбралась из своего укромного уголка и больно давила в районе грудной клетки. Страуд говорил что-то еще про Коула, но я не слышала уже ничего. Что-то во мне вдруг дернулось, оборвалось и похолодело.
Том помог мне разложить моего монстра и постелить постель. И я надеялась, что мой старый диван «Чебурашка» выдержит двоих, а еще надеялась, что спать с малознакомым мужчиной в одной кровати не так странно, как мне кажется. Хотя я помнила наши посиделки в поселке, когда кто-то оставался ночевать, и тогда мама говорила брату, чтобы он ложился со мной. Мы обычно запихивали между собой плюшевого медведя, фукали, называя это все пошлостью, болтали полночи, а потом просыпались все равно в обнимку. Но спать с братом – это не то, что спать с другом. И друг ли мне Страуд?
– Я обещаю, что не дотронусь до тебя, – повторил Том, присаживаясь на край дивана.
Усмешка растянула мои губы, и, закрыв глаза, я помотала головой, не веря во все это.
Попросив его отвернуться к окну, я, переодевшись в пижаму и абсолютно избегая каких-либо мыслей, расположилась на правом краю узкого ложа, давая возможность и Тому переодеться во что-то более удобное или раздеться совсем, но я отбрасывала эти мысли, хотя где-то в солнечном сплетении что-то тянуло и дребезжало, что казалось совершенно глупым и бессмысленным. Я ощущала себя отсутствующей в этой комнате, отсутствующей в себе, смотрящей со стороны на то, что происходит.
Том прошлепал по полу голыми ступнями к выключателю, и я увидела его стройные волосатые ноги. Я зажмурила глаза, а он выключил свет.
– Я тебя пугаю? – вдруг неуверенно спросил он, подходя. Его очертания в темной комнате можно было еле-еле различить. – Прости, что не подумал о гостинице. Завтра я что-нибудь придумаю.
Я не ответила, только вновь зажмурилась, когда почувствовала, как Страуд укладывается рядом. А потом я незаметно для себя провалилась в сон.
Мне снился Лондон. Его сочная зелень радовала, но чувство тревоги и ожидания заслоняло собой радость от пребывания в этом городе. Я кружилась под невероятных размеров кроной одного из вековых деревьев, рассматривая рваные куски неба между листьями и ветками одного из гигантских дубов, пока не почувствовала его руки у себя на талии. Это был Том, с которым мы повалились на сочный ковер зеленой травы. Он не отпускал меня, улыбался и все время говорил:
– Я не обижу тебя, а сделаю самым счастливым человеком на свете. Я хочу, чтобы твои глаза светились только счастьем. Позволь мне…
– Я не уверена, – отвечала я.
– Я знаю, но я обещаю, что моих чувств хватит на нас двоих. Только согласись быть со мной. Ты увидишь, как все вокруг заиграет новыми красками. Просто попробуй…
Послышался грохот, я вздрогнула, и картинка сна испарилась, растаяв в туманной дымке предрассветного света. Я попыталась дотронуться до Тома, который спал на другом краю, и не нашла его. Место рядом со мной пустовало. Я вскочила с дивана и увидела свернувшегося в позу эмбриона Страуда на полу.
– Том? – Я наклонилась и потрепала его рукой за плечо. – Что случилось?
Он открыл глаза и сел напротив меня, подтягивая к себе ноги. В комнате была темнота, и сквозь тусклый свет, проходящий с улицы через плотные шторы, я смогла разглядеть только яркие белки его глаз.
В стену постучала Злыдня Петровна.
– Прости, – шептал Том. – Я, видимо, во сне старался не дотронуться до тебя и скатился на пол.
Я улыбнулась и уже собралась вернуться на свое место на диване, когда он заговорил дальше.
– Знаешь, я хочу кое-что сказать… – Я опустилась рядом с ним и прислонилась спиной к дивану, а плечом к его плечу.
– Говори, – попросила я.
– Понимаешь, раньше я думал, что раз мой ключик открывает так много дверей… Хм… замков… Ну… В общем, ты понимаешь, значит, у меня самый хороший ключик в мире. И я радовался этому.
Я слушала, но пока не совсем понимала, о чем он говорит.
– А сейчас. Да, сейчас я не хочу больше открывать другие двери… Понимаешь? Я хочу, чтобы мой ключик подходил только к одной двери и открывал только ее!
– Том, Том… Подожди. Тебе не кажется, что это все слишком как-то …