Когда я привела себя в порядок, превратившись из той, что была похожа на клоуна из «Макдоналдса», в Стасю Щербакову, Тамара Петровна протянула мне конверт. Простой белый конверт с моим именем на лицевой стороне. Я достала листок, сложенный вдвое, и начала читать:
«Милая Стася!
Наверное, это глупо, впрочем, кажется, что все, что я делаю, когда нахожусь рядом с тобой, глупо. И вот сейчас я делаю это.
Скарлетт предложила мне написать тебе письмо, а не отправлять бездушные сообщения в мессенджере. Наверное, ты злишься и думаешь: «Опять Скарлетт», но она не такая, как ты ее себе представляешь, поверь мне.
Итак, я хотел еще раз сказать «прости», потому что ты очень хороший человек, который не заслуживает всего того, что я сделал и наговорил. И именно поэтому я должен был встретиться с тобой и рассказать правду.
Желаю тебе счастья и всего хорошего вам с Томом. Надеюсь, он именно тот человек, который достоин быть с тобой рядом.
Натан, не милый, Коул».
– Да пошел ты! – вырвалось у меня.
Сложив конверт и листок вместе, я разорвала и выбросила их в мусорное ведро, надеясь лишь на то, что количество причиненной Коулом боли когда-нибудь начнет уменьшаться.
Кофе выпить из-за этого письма я не успела, а телефон включила только в метро, где градом посыпались эсэмэски, которые приходили еще вчера. Видимо, поэтому Глеб и отключил его. Или Тамара Петровна.
Всего их было двадцать или около того. Конечно, больше всех от Тома, который наверняка напридумывал себе все, что можно и что нельзя. Почему-то сейчас я улыбалась, думая о нем.
«Привет. Что делаешь?»
«Скучаю по тебе».
«Ау? Почему молчишь?»
«Хорошо бы было, если бы ты была рядом».
«Не молчи. Я волнуюсь».
«Ты где?»
Захотелось пошутить и отправить интересную рифму на этот вопрос. И все потому, что меня разозлили с самого утра, а теперь еще вот этот ворох сообщений.
«Ты все-таки пошла на премьеру?»
«Почему не отвечаешь на звонки?»
«Стася, я тебя люблю».
«Даже если ты пошла, я не буду злиться. Ответь»
От Лиззи тоже пришло несколько сообщений:
«Привет. Что у вас произошло?»
«Ты не хочешь говорить?»
«Что он тебе сказал?»
«Прости его, он иногда такой придурок».
«Ага, сейчас», – хотелось отправить ей, но я просто стала листать дальше.
Две эсэмэски были от Надюхи:
«Ты где?»
Тоже нарывалась на замысловатую рифму, но она мне сейчас как раз была необходима, чтобы расставить все точки над i, хотя следующее ее сообщение именно так и расставляло все по своим местам:
«Неужели ты смогла бы променять своего голубоглазого англичанина на этого придурка, который даже красиво поцеловаться на экране не может?»
Я невесело рассмеялась, выходя из вагона электрички, сливаясь с потоком спешащих на работу людей. Не это ли мне не хотелось менять? Привычность будней, устоявшийся мир на вереницу удивительных возможностей и крупицу счастья для себя. И ведь всего лишь надо было просто сделать шаг с обрыва.
Последнее было от Коула после нескольких неотвеченных звонков:
«Нет громче звука, чем молчание твоего телефона».
Наверное, что-то именно в тот день решило мою судьбу, решило за меня сделать шаг навстречу чему-то новому, что должно было составить только приятные моменты, о которых бы я вспоминала в старости. Я ведь не знала, что перед этим придется еще чуть-чуть помучиться.
Солнечное августовское утро начиналось с запахом поджаренного тоста и ароматного кофе, но я все равно закуталась с головой в одеяло, не желая вставать. Было здорово опять оказаться в Лондоне и узнать о городе чуточку больше, гуляя с Томом. Все было просто отлично, если бы не желающая меня срочно видеть Лиз или озабоченная моим приездом, но молчанием Клер. Я же, честно сказать, не хотела и не могла смотреть в глаза людям, которые наверняка все это время знали о том, в чем меня подозревал Коул. Хотя, кто его знает, с этим маниакальным желанием защитить свою семью от всего он мог никому и не рассказать о том, что он устроил в январе.
– Детка, пора вставать, – услышала я за спиной голос Тома. – Я приготовил завтрак.
От него пахло свежестью нового утра, гелем для душа и Томом. Все было не так плохо, как я рисовала себе в Москве перед отлетом и как рисовала мне Надя, пытаясь убедить, что я должна думать головой, а не вот этими вот эмоциями, которые делают из меня неуравновешенную психичку. На самом деле она очень переживала за меня и ждала звонков, чтобы убедиться в том, что я наслаждаюсь Лондоном и временем с Томом. Он ей нравился…
– М-м-м… – промычала я, не открывая глаз и еще туже закручиваясь в одеяло, нежно обнимающее меня мягким хлопком.
– Кофе остынет, – промурлыкал Страуд мне на ухо и поцеловал.
Почему же он такой добрый и такой любящий? Почему не злится на меня? Мы даже поругаться с ним не можем, потому что нет повода. Хотя, конечно, повод есть, но никто не вспоминает те дни, когда мы пытались все выяснить. Сейчас между нами царила идиллия, наверное. Том аккуратно перелез через меня и лег рядом, смотря мне в глаза, которые я приоткрыла буквально на миллиметр.
– Вставай. – Он провел пальцем по овалу лица и заправил прядь волос мне за ухо.
Я открыла глаза и посмотрела на него, разглядывая идеального манекенщика с влюбленными глазами: влажные волосы волной сбивались на одну сторону, высокий лоб, острые скулы, мягкие губы, большие васильковые глаза, сильные руки и шарм, английский шарм, будь он неладен, перед которым я не могла устоять.
– Стася, у тебя собеседование в девять. Пора вставать, – настаивал он.
Солнце светило, пробиваясь сквозь тонкую полоску ночных штор, слегка подрагивая, будто боясь спугнуть эту милую картинку, которая от этой мимишности казалась совершенно нереальной. Пора было вставать. У меня действительно запланировано собеседование в одной туристической компании, которую нашел мне Том. Он все еще мечтал, чтобы я жила здесь с ним.
Для меня же все это казалось призрачным. Я не уволилась в Москве, просто взяла отпуск, меня отпустили на месяц, но присылали на почту файлы, если появлялось что-то срочное и нужна была помощь. Я могла жить в Лондоне шесть месяцев, на столько оформили новую визу, но Том делал все, чтобы потом я смогла оформить рабочую и остаться здесь с ним. Все развивалось по идеальному сценарию, который писал кто-то за меня. И даже ссора из-за премьеры вышла у нас какая-то маленькая, ничего не значащая, как будто он и не доставал меня по телефону своей ревностью.
Том был в Москве на следующий день после моего разговора с Натаном и встречал уставший и небритый, но с цветами возле офиса. Я в первую секунду, признаться, просто остолбенела, а потом подлетела и поцеловала его, потому что действительно обрадовалась, увидев, как светятся его васильки. Он был моим спасательным кругом, который вытащил меня из той пучины, где я бесполезно барахталась, пытаясь прийти в себя. Он просто приехал и был со мной какие-то два дня, но этого было достаточно. Достаточно для него, чтобы понять, что все по-прежнему, и достаточно для меня, чтобы понять, чего я хочу.
Том нежно прикоснулся к моим губам своими и прошептал в них:
– Вставай, тебя ждет еще один сюрприз.
Ох уж эти сюрпризы. Ох уж это небо Лондона…
Наверное, если думать все время о том, что все у тебя складывается хорошо и о лучшем мечтать и не стоит, то так оно и будет. Я думала о том, что должна благодарить Вселенную за то, что у меня есть симпатичный парень, который меня любит, я нахожусь в Лондоне, а не в своем поселке, в котором родилась, где одна главная дорога и ни одного светофора, за то, что я здорова, жива и практически счастлива. И за все это я могла бы сказать спасибо кому-то там сверху, а не хотеть чего-то, что есть у других. Мама всегда говорила, что стоит радоваться меньшему.
«А что, если вдруг меньшее перестанет радовать?»
И вот тут, на этом вопросе, я обычно пыталась переключить свое внимание на что-нибудь другое, менее опасное для моих скромных мозгов. Например, на собеседование, которое прошло хорошо, а это значило, что я могу оставаться здесь и пока работать по туристической визе, а потом съездить в Москву и оформить рабочую, прихватив от фирмы приглашение и рекомендации. Или на того, ради кого я смогла бы оставить свою родину и жить в стране с другими правилами и левосторонним движением. Но, может быть, я все еще думала о ком-то другом, кто мог все изменить за минуту, может быть, я думала о том, кто написал мне сегодня утром, что знает, что я в Лондоне?
Мысль замкнулась, поэтому я не стала ее развивать, а зашла в Теско купить креветки и вино, чтобы отпраздновать с Томом мое удачное собеседование на должность, которая вроде как понижала меня в карьерной лестнице, но спасала от американских горок в жизни?
Квартира Тома тоже находилась в районе Ноттинг-Хилл, довольно-таки всем известном по одноименному фильму. Здесь жила в основном творческая элита Лондона: актеры, писатели, музыканты, драматурги, художники, танцоры. Квартал напоминал маленькие европейские городки с узкими улочками, разноцветными домами и цветами в кадках возле входа. Том жил в одном из таких домов, в современно обставленной квартире, захламленной всякими сувенирами, привезенными из разных стран, отлично сочетающимися с разными цветами отделки. Черная кухня, желтая ванная комната, красная спальня, плавно переходящая в гостиную ядовитого зеленого цвета. Здесь сочеталось несочетаемое, но мне казалось, что я приходилась здесь кстати.
Осторожно открыв дверь ключом, я на цыпочках зашла внутрь и, поставив пакет с покупками на пол, прикрыла ее аккуратно за собой. Мне хотелось влететь в кухню с бутылкой вина, напугав Тома, и крикнуть «Ура!», но там слышались голоса. Я сбросила туфли и повесила на крючок тренч рядом с темной курткой, которая принадлежала тому, с кем разговаривал Том.