– Я… У нас был разговор после того, как ты выбежала тогда из квартиры и бросила мне, что ненавидишь. Я так разозлился на самом деле. – Он взглянул на меня, и я почувствовала то, что он мог почувствовать тогда. Ведь тогда так много всего произошло: ангелочки, танцы в баре, поцелуй, его злость, ревность, обида. – Мама никак не могла понять причин моей злости. Она уговаривала меня побежать за тобой. А я просто сгорал от ревности и от непонимания себя. Я совсем не понимал того, что хочу и что мне нужно. Я был таким придурком.
Мне казалось, я так давно хотела услышать эти объяснения, что сейчас мне на самом деле было не важно, что и как получилось. Было важно только то, что он здесь, со мной, что он держит меня за руку и говорит, и я знаю, что любит. Но он продолжал. Он хотел, чтобы между нами не было недосказанности, чтобы мы говорили то, что чувствуем.
– Я отказывался бежать, злился на себя, злился на них, на тебя, на Тома. Я знал, что, если хоть кто-то из нас побежит за тобой, ты ни за что не вернешься.
– Вообще-то, из тебя плохой психолог, – пригубив вино, возразила я.
– Что ты имеешь в виду? – не понимал он, морща лоб, облизывая губы и ожидая ответа.
Я прочистила горло.
– Знаешь… – Я посмотрела на него и, усмехнувшись самой себе, продолжила: – Я сидела там, на ступеньке у соседней двери, минут десять и все ждала, что за мной кто-нибудь выйдет, обнимет и скажет, что я глупышка, которая все неправильно поняла. Я думала, что ты не так сильно на меня разозлился за то, что я обозвала тебя придурком. И я видела раскаянье в твоих глазах за все, что ты сказал. И я ждала, что ты сейчас что-то скажешь такое, но ты промолчал и сделал вид, что я во всем права, и…
Коул прошелся рукой по волосам, потом посмотрел на меня, словно раскаиваясь в каком-то преступлении, и сложил руки на груди.
– Настя. Я идиот. – Он действительно переживал. Я придвинулась ближе и обняла его, положив ему на плечо голову. Он вытер ладони, проводя ими по коленям. – Я тогда хотел все выдать тебе, рассказать, что сам не знаю, что со мной происходит. Что ты мне нравишься, что меня грызет червяк ревности из-за вас с Томом, но я не мог, я ничего не мог тебе предложить и не мог поверить в то, что я могу быть тебе небезразличен на самом деле. Не как актер и цель для сенсации, как мимолетное приключение, потому что это не стало бы для нас мимолетным. Но я видел отношение к тебе Тома. Я видел, что между тобой и ним что-то происходило, и меня это ужасно бесило и раздражало. И первое время я не мог понять, почему меня это так мучает, почему меня так колбасит и торкает рядом с тобой. Почему мне все время хочется смотреть на тебя, ловить каждый твой взгляд, касаться тебя легко и незаметно, слышать твой голос. А ты…
– А я не помнила даже поцелуя, – выдохнула я.
– Я думал, что ты специально играла с нами, с Томом и со мной, проводила отлично время в компании парней, которым нравишься. Изучала нас, не знаю, я сейчас опять наговорю глупостей.
Он опять выругался, отвернувшись. Оказывается, Коул был менее сдержан, чем в своих интервью.
– Я думал, ты специально это сделала, не знаю, может, чтобы узнать, что я за человек.
– Это ты у нас всех проверяешь, Джонатан, – немного с обидой сказала я.
– Прости. Я не ожидал, что ты меня поцелуешь. Думал, все останется на грани флирта, легкого и ни к чему не обязывающего. Я даже испугался…
Я подняла голову, и Натан повернулся ко мне, наши носы коснулись друг друга, а глаза смотрели в самую глубину. Он был таким смущенным сейчас, словно его заставили признаться в том, что он стащил самую красивую в мире машинку в магазине игрушек и ни за что не хотел ее возвращать.
– Чего ты испугался? – нежно спросила я и прикоснулась к его губам своими.
Он ответил на поцелуй и снова опустил взгляд на стол. А я смотрела на его профиль, и сердце трепыхалось в груди, мне хотелось просто прижаться к нему и не слушать никаких объяснений.
– Испугался самого себя. Того, что ты можешь причинить мне боль, того, что все это не может принести ничего хорошего.
– Джонатан… – Он повернулся на мой голос и коснулся губами моих, обхватил мои плечи, и мы, кажется, начинали опять терять контроль над реальностью, заставляя поверить друг друга в то, что все это не так важно сейчас.
– У кого-то звонит телефон! – крикнула Клер из кухни.
Натан не отпустил меня, но поцелуй мы прервали.
– Это наверняка мой, – прошептала я ему в губы. – Постоянно звонит.
– Я принесу, – досадливо сказал он и, поцеловав в щеку, поднялся с дивана.
Я проводила его спину и уставилась на экран телевизора, размышляя о том, как он открывался для меня и продолжает это делать сейчас. Мне тоже хотелось рассказать о том, как я переживала, что не нравлюсь, что я недостойна и не могу понравиться ему. О том, как мучилась, пытаясь все забыть, как меня грели его сообщения и мучили одновременно. Мне хотелось разделить с ним все, что я чувствовала. Хотелось тысячу раз повторять, что я люблю, и видеть, и слышать это в ответ. А ведь еще утром…
Я услышала шаги, и в кресло присела Клер с пустым бокалом в руках.
– Стася, не нальешь мне вина?
– Да, конечно, – ответила я и опустила глаза, чувствуя себя неловко под ее пристальным взглядом. Наверное, она все знала, видела со стороны. Я думала о том, как же она, наверное, ненавидела меня.
– Настя? – позвала она, и я несмело подняла глаза, наполняя бокал. – Я не держу зла на тебя. Наоборот, я должна благодарить тебя за то, что… Знаешь, Натан впервые за ту неделю, что он здесь, улыбается и не сидит с гитарой в своей комнате, и мы обе знаем почему.
– Клер, я… – Сейчас я не знала, что сказать и ответить. Мне просто хотелось верить, что я на самом деле делаю его счастливым, но я должна была спросить.
– Мне неловко, ведь вы знаете про Тома…
– Дорогая, – она была так добра ко мне. – Я думаю, вы справитесь с этим.
– Надеюсь.
– Настя, вот твоя сумка. – Джонатан вернулся, напряженно всматриваясь в свою мать. – Мама.
– Я решила выпить с вами вина, и только.
– Хорошо, – ответил он, присаживаясь рядом со мной на диван.
Он тревожился за меня, ища в моем лице хоть какую-то подсказку того, что тут происходит. Но я просто улыбнулась, давая понять, что все хорошо.
– Пойду посмотрю, как там на кухне. – Клер заметила гримасы своего сына. Она была милой и напоминала мою маму.
– Мам? – окликнул ее Джонатан. – Настя останется сегодня у нас.
Я поперхнулась вином, вытирая капли с лица, и точно покраснела, чувствуя жар на щеках и шее. Это звучало как вызов, как констатация факта и отчасти как защита.
– Хорошо, – донеслось из кухни.
– Ты приготовишь для нее кровать в гостевой комнате?
Я немного расслабилась, стараясь отвлечься и найти в дебрях сумки телефон.
– Да, – ответила Клер, – конечно.
Натан повернулся ко мне и настороженно спросил, заглядывая в телефон:
– Кто звонил?
– Джонатан Коул, – остановила его я, пряча экран, на что он прищурился, стараясь выглядеть устрашающе, как Отелло.
– Это Лиззи. Надо ей перезвонить, она, наверное, тоже волнуется.
После разговора с Лиз, ее долгих разъяснений, что мы полные придурки, которые так долго мучили друг друга, нам оставалось только поужинать в компании родителей Джонатана, хотя у меня от смущения кусок в горло не проталкивался, и быстро убежать наверх, чтобы прийти в себя, от того, что привнес этот длинный день в мою жизнь.
Я сидела на кровати после душа в гостевой комнате и переваривала все события сегодняшнего дня, слушая, как шумит вода в ванной. И никак не могла поверить, что «гребаный британец до мозга костей» сказал, что любит меня.
«Я весь твой», – сказал он.
И большего не надо, потому что и я, кажется, была его вся давно. И стоило ему только взять меня за руку и повести за собой хоть на край света, я бы пошла, ни о чем не думая.
Дотронувшись до губ, я вспомнила его поцелуи и руки, прижимающие к себе, заставляющие быть ближе, раствориться друг в друге, в нашем желании и страсти. Каждый из нас хотел утолить свой голод.
В дверь постучали, и я вздрогнула, приходя в себя.
– Это я, – услышала я голос Джонатана за дверью и улыбнулась сама себе.
Поправив футболку, которую он дал мне для сна, я произнесла:
– Входи.
Ручка повернулась, и я увидела смущенного мужчину моей мечты с сырыми волосами и той самой улыбкой, которая сводит с ума.
– Я пришел поцеловать тебя на ночь, – сказал он и прикрыл дверь, словно пробирался в святая святых какой-нибудь монашки.
– Я чувствую себя маленькой девочкой, которой папа пришел пожелать доброй ночи и прочесть сказочку.
Он широко улыбнулся, строя рожицы, а потом, облизав губы, стал играть кого-то другого.
– Иди ко мне, моя маленькая девочка, папочка расскажет тебе сказочку…
– Фу, пошляк, – выдала я и бросила в него подушкой, которая попалась под руку. Однако он тут же ее поймал, и она полетела назад, мне в лицо.
– Ах ты…
Я подскочила и, схватив его за футболку, потянула на кровать. Он навис надо мной сверху, и наши носы соприкоснулись точно так же, как тогда, возле дома в сугробе. Только теперь я вовсе не хотела отталкивать его от себя, а хотела быть ближе, как можно ближе. Чертенок внутри меня злобно хохотал.
– Ты позволишь мне тебя поцеловать? – спросил Натан, вот глупец.
Я закивала.
– В последний раз, когда ты ко мне сюда приходил, ты был более решительным.
Он ухмыльнулся, целуя меня в нос.
– В последний раз, когда я приходил, я не был еще влюбленным по уши придурком. – Он лег рядом и уставился в потолок. – И ты тогда смотрела на меня совсем другими глазами.
– Словно мышка на кусочек сыра.
Он фыркнул.
– Помнишь этот мультик?
– Угу.
– Подожди, что ты тогда сказал мне? – Я повернулась на бок и уперлась локтем в матрас.
– Что? – Он повернул голову, и наши глаза встретились, его обещали все и даже больше.