– Я потеряла свой телефон, – попыталась я еще раз.
– Правду! – настаивал он, и в его голосе чувствовалась сталь.
– Том, кое-что случилось, ты прав. – Я перевела дыхание. – Но я хочу поговорить с тобой лично.
В стену постучали, кажется, я разбудила Тамару Петровну, которая меня и не ждала уже, наверное, хотя я обещала вернуться.
– Что случилось? – тут же спросил Страуд.
– Я разбудила Злыдню, – зашипела я. – Скажу все, когда вернусь.
– Когда? – В его голосе слышалась тревога.
А у меня внутри слышалась толпа кричащих, которая скандировала массу ругательств в мой адрес. Не знаю, откуда во мне проснулась совесть, ведь кажется, что давно ее променяла на ластик, но вот же она долбила в черепушке, не давая сказать все сейчас же.
– Я вернусь через две или три недели, как все решу с визой. Я сообщу номер рейса и время прибытия.
– Я надеюсь, – недовольно бросил он и тут же сменил свой тон: – Без тебя одиноко.
– Прости, – сказала я, потому что действительно хотелось за все извиниться. – Устала после перелета. Прости. Мне нужно отдохнуть…
– Конечно, – сухо отозвался он. – Пока.
– Пока.
В комнате воцарилась тишина, порывшись в сумке, я нашла башенку, которую мне когда-то подписал Коул, и поцеловала ее.
«Я такая же маньячка, как и ты», – подумала и расплакалась.
Зазвонил второй телефон, который Натан уговорил меня оставить для связи. Я схватила его и чуть не уронила, улыбаясь и стирая дорожки со щек. В темноте светилось на дисплее «Гребаный британец».
– Алло, – наконец выдавила я.
– Это я, – прохрипел он, – уже соскучился.
– Я звонила только час назад, когда приземлилась, – почему-то хотелось говорить все равно что, только бы говорить и слышать его.
Но на том конце повисла пауза, а потом:
– Ты сейчас говорила с Томом?
Закусив губу, я ответила так, как есть.
– Да. Он звонил тебе?
– Спросил, проводили ли мы тебя, потому что твой сотовый отключен несколько дней.
Он опять замолчал.
– И все?
– Все, – отрешенно бросил Коул. – Я чувствую себя отвратительно, скрывая правду. Лучше все рассказать, и пусть бы он меня поколотил.
– Что ты такое говоришь? – Мне тоже было плохо от того, что я вру. Но я врала и раньше. Только теперь почему-то чувствую себя хуже всего. Том действительно не заслужил ножа в спину от девушки и его лучшего друга.
Он немного помолчал, и я тоже, думая, что сказать, чтобы уйти от темы. Сидя в темной комнате, освещаемой только светом с улицы, который пытался проникнуть через зашторенные окна, я различала мебель в комнате и пустоту, которую хотела навсегда оставить в Москве.
– Настя, через неделю я улечу в Лос-Анджелес, – он гулко вздохнул. – И я не смогу быть с тобой, когда ты решишь рассказать все Тому. Это неправильно. Ты не такая сильная.
– И что ты предлагаешь? Жить с ним, спать с ним как ни в чем не бывало?! Пока ты не вернешься в Лондон?! – Я начинала заводиться.
– Прошу тебя, не заводись. – Он переживал, но боялся меня огорчить. – Просто подумай…
Да, мы так деликатно избегали этих тем, пока были вместе, что теперь все проблемы разом навалились на нас, но никто не знал, как их решать и в какой последовательности.
– Я все обдумала, Натан, – твердо повторила я. – Вернусь и все ему скажу. Потом соберу вещи и поживу немного у Лиз или твоей мамы, пока не найду квартиру.
– А работа? – внезапно спросил он.
– Что – работа? – не поняла я.
– Ты попала на нее по протекции Тома.
– Я не думаю, что они откажут только потому, что я уйду от него. – Я была поражена предположениями Джонатана. – Я получаю визу. Они дали мне приглашение.
– Стейси…
– Что? – Я улыбнулась.
– Что мне без тебя делать? – выдохнул он, и я закрыла глаза, представляя его в своей комнате в доме родителей. Он сейчас, наверное, тоже лежал в темноте один.
– Смотреть Animal Planet вместе с папой.
Коул захохотал.
– Буду вспоминать бегемотов и черепашек.
– Джонатан…
– А? – автоматом отозвался он и продолжил: – Я бы сейчас поцеловал твою ямочку за ухом и родинку над попкой.
– Хватит, – остановила его я, чувствуя, как краска приливает к щекам, и понимая, что этого мне будет так же не хватать, как и ему.
– Я позвоню тебе днем, – грустно сказал он.
– Буду ждать. Целую.
– И я целую…
Не знаю, как я прожила эти две с половиной недели без рук и поцелуев Джонатана, как проживу еще столько же, пока буду дожидаться его в Лондоне.
Раньше я думала, что мне непросто забыть его. Теперь я не хотела забывать ничего, вспоминая каждую секунду его глаза, руки, губы – все, что могло меня взволновать, заставить вспоминать, плакать. Так я чувствовала, так я жила. Мне не хватало его присутствия, не хватало прикосновений, стука его сердца, шуток, серьезных гримас, актерских выходок, пафосных реплик и чувства защищенности, которое испытывала только рядом с ним. Не знаю, откуда в нем это было, может быть, впиталось с генами, но благородство и уважение, которые сквозили в его поступках, заставляли доверять и отдаваться.
Наши ежедневные разговоры по телефону рвали душу на части. Джонатан старался быть веселым, шутил и подбадривал меня, хотя я понимала, что и ему невесело. Я все еще открывала тот сайт и смотрела на фото, где его хмурый и замученный вид говорил сам за себя. На связи же он скрывал истинного Натана, со мной веселился красавчик Коул. Но стоило ему отключиться, я отключалась сама, чувствуя себя героиней фильма «Вам и не снилось»… Мне ничего не хотелось, если я не слышала его и не могла видеть. Единственным отвлечением для меня были работа и сборы. Приглашение от компании и документы я отнесла в визовый центр в ближайшие дни, на которые только можно было записаться, потом сортировала и выбрасывала какие-то вещи, отдавала что-то Наде и Злыдне. Звонила маме и брату, объясняла, что меня не продадут в рабство и я не буду танцевать в Турции в стриптиз-клубе забесплатно. Мама очень переживала, но она видела Тома и думала, что парень сможет меня уберечь от глупостей. И конечно, она сказала о том, что я могу всегда вернуться домой, если что. И тут я почему-то вспомнила про ромашку и лепесток, но маме об этом не сказала.
Надя совсем не понимала меня, говорила, что я совершаю большую ошибку, поменяв такого надежного человека на совершенно непонятного для меня и для нее, но любимого Джонатана, который, как Фигаро, то тут, то там. Она практически каждый вечер проводила со мной и все пыталась меня отговорить не совершать необдуманных поступков. Но все-таки сдалась, видя мои сияющие глаза, когда я рассказывала о Коуле.
– Надеюсь, ты справишься, – наконец заключила она. – Любовь обычно преодолевает все препятствия. Знай одно – на меня ты всегда можешь рассчитывать.
Я знала, что Надя очень хорошая подруга и что она никогда бы меня не бросила и не подвела, за что была благодарна ей. Но я также знала, что если что-нибудь и пойдет не так, то я никогда не вернусь в Москву.
Три недели пролетели очень быстро, практически незаметно, пока я решала вопрос с визой, работой и вещами, которые собиралась брать с собой. Все это походило на балаган, который одновременно пугал и радовал. И все же я не могла думать ни о чем, кроме Джонатана. Иногда я сомневалась, когда начинала прокручивать в голове все доводы Нади. Думала о том, что вряд ли я нужна Коулу, что он может говорить все что угодно, но расстояние и все проблемы, связанные с этим тоже, никому не были нужны. Особенно когда ты вертишься в кругах, где вокруг тебя одни красотки с четвертым размером груди и губами-пельменями. Не знаю, как я держалась и не поддавалась панике, наверное, меня спасали долгие разговоры с Натаном, который на каждое мое «а если» находил убеждающие доводы. Поэтому сейчас я ступала по трапу в Хитроу и направлялась к таможенному контролю.
Том встречал меня в белой футболке, голубых джинсах, с длинными волосами и цветами, выглядело это смехотворно и неуместно, что заставило покраснеть. Сам он радостно шагнул навстречу и хотел поцеловать в губы, но я увернулась, подставляя щеку. Похоже, теперь я думала, что не смогу со всем этим справиться так легко, как представляла себе.
– Ты все еще злишься на меня? – раздраженно спросил он, беря мой чемодан.
Откуда-то сбоку нас ослепила вспышка, потом еще одна и еще, я даже не успела подумать, на что могу злиться, пытаясь прийти в себя от происходящего вокруг, когда посыпались вопросы, теперь они адресовались Страуду. Они звучали бесцеремонно и громко.
– Поговорим позже, – сухо сказал Том и, взяв меня за руку, потащил быстрее за собой. – Идея, чтобы Джонатан помог Лиззи проводить тебя, была неудачной.
Он заглянул мне в глаза, в его я увидела надвигающийся ураган.
– Вы знаете, что ваша девушка недавно была замечена с мистером Коулом? Вы все еще поддерживаете дружеские отношения? Или у вас тройничок?
«Все хорошо. Все будет хорошо», – я повторяла это как заклинание, пока мы бежали к такси. Рука Тома держала меня крепко и сжимала сильнее, когда вопрос о том, что, пока его не было, я грела постель Натана, не вывел его из себя.
– У нас все хорошо, – прокомментировал он сквозь до боли сжатые челюсти, а потом затолкал меня в салон лондонского такси.
В прокуренном автомобиле я чувствовала себя немногим уютней, чем в зале аэропорта. Том приземлился рядом, прижимая мою голову к своей груди, и ругал папарацци. А мне хотелось плакать. Оказывается, я совсем не понимала, что, это за люди.
Мы вернулись к нему домой, и я сразу же хотела начать разговор, как только мы перешагнули порог, но он только быстро клюнул меня в губы и сказал, что разговаривать будем вечером, а сейчас он очень торопится. У него встреча, а мне стоит отдохнуть от перелета.
Он оставил меня одну сидеть в квартире и понимать, что моя уверенность в разговоре постепенно угасала, а страх выяснения отношений все больше охватывал, заключая в цепкие объятья.