Мир рушился как карточный домик, падающий на один бок, и возможности поднять и поставить его на место совсем не осталось. Знаете, когда все падает, смешиваются масти, мысли, все вокруг превращается в хаос. Думала ли я об этом, когда загадывала желание и мечтала о самом красивом мужчине в мире? Нет, точно нет.
Я все прокручивала в голове слова Райли: «Ты уже ему наскучила. Натан непостоянен». Когда я успела? Или я изначально не была той, которая ему нужна? Может быть, он разочаровался во мне как в женщине? Ведь я совсем неопытна и у меня было только два партнера. Но ведь все у нас было хорошо? Или я думала, что все хорошо, а Джонатан думал о том поцелуе? Или просто на самом деле он хороший актер и все его «люблю» – это очень убедительные доводы, чтобы… Чтобы что?
Джонатан Коул – мужчина, которого хотят многие. Я думала, что ему даже не надо говорить каких-то особенных слов, чтобы девушки соглашались с ним пойти в постель. Или надо?
Голова шла кругом от того, что происходило в моей жизни за эти последние дни. В дурку загреметь была пара пустяков. Теперь я понимала, почему все звезды пьют антидепрессанты и проводят дни напролет на встречах с психологами. Такое давление кого хочешь лишит рассудка.
Обессилев от всех этих размышлений, я рухнула на кровать и прижала к себе колени. Хотелось обхватить себя крепче руками и закрыться от всего мира, слезы лились, не переставая, я и не думала, что их так много накопилось.
Почему?!
Я не могла дышать, мне не хватало воздуха в этой квартире, которую снял Джонатан для нас. Хотелось успокоиться, но я не знала, как это сделать. Вспомнив о милом подарке, который подарил мне Коул в первый мой приезд в Лондон, я решила найти башенку, ведь эта безделушка никогда не давала мне пасть духом. Но ее нигде не было. Вытащив чемодан из шкафа, я открыла его и поняла, что мой талисман умирает от одиночества где-то там, в пустынном логове Ноттинг-Хилла, в квартире Тома.
Мне ничего не оставалось, как натянуть сапоги, пальто, замотать шарфом шею и, наплевав на все, отправиться на поиски сквозь прохладную сумрачность Лондона. Я медленно шла вдоль домов, направляясь к шоссе, чтобы поймать такси. Метро с его шумностью и множеством человеческих глаз не привлекало сейчас совсем.
Но и в темноте улиц спрятаться от посторонних глаз не удавалось, за мной на почтительном расстоянии двигался автомобиль, из открытого окна которого высовывался объектив фотокамеры, нагло фотографирующей меня в этом ужасном состоянии. Но я ничего не могла поделать, я же не, мать ее, графиня Сассекская или как там ее.
Я завернула к подъезду какого-то дома, плюхнулась на ступени и, положив голову на ладони, опять зарыдала, весь мир мне вдруг показался совсем другим – жестоким, грязным, лживым и неприветливым. Не таким, каким я его видела пять дней назад.
Ничего не оставалось, как скорее поймать такси и через тридцать минут оказаться возле дома Томаса Страуда. Оглядевшись, я шагнула к двери и открыла ее, чтобы быстрее скрыться от чужих взглядов.
Великолепная современная квартира встретила меня давящей на уши тишиной и каким-то затхлым запахом, я поморщилась и приступила к тому, зачем пришла, но башенка никак не находилась. Частичка, связывающая нас с Джонатаном, потерялась. Обессилев, я скатилась на пол возле кровати, положив голову на матрас, не зная, что делать дальше.
В прикроватной лампе мелькнула лампочка, я повернулась к ней лицом, завороженно смотря на то, как она мигнула еще пару раз и с яркой вспышкой потухла. Вот так же и я. Всего несколько мгновений…
Я опустила руку на пол, пытаясь упереться ею в пол, поддерживая вес своего тела, когда пальцы коснулись того, что я искала. Я схватила башенку и прижала ее к сердцу.
Ее у меня никто не мог отнять!
Утром разбудил резкий звонок домофона. Я вскочила, скинув с себя пальто, которым укрывалась ночью. Оказывается, я заснула на диване в квартире Тома, потому что не смогла заставить себя подняться и вернуться назад. На ходу потирая глаза и зевая, я подошла к двери и поспешила ответить неугомонному посетителю.
– Кто там? – сонно пробормотала.
– Настя… – выдохнули на том конце. – Что ты там делаешь?
– Джонатан?
Джонатан… Это Джонатан…
Я нажала на кнопку, впуская его в дом, а сама метнулась в ванную комнату, чтобы увидеть страшную себя в зеркале. Глаза опухли и были красными, нос раздулся, волосы торчали, но, наверное, я так и должна была выглядеть после того, как проплакала весь вечер и ночь. Брызнув в лицо водой и помяв щеки, я открыла дверь Натану, и вчерашний день вихрем ворвался в мою жизнь снова.
Любимый выглядел уставшим после перелета, небритым, но довольным. Он пытался отдышаться и смотрел на меня с облегчением и снисхождением.
– Что? – не понимала я.
– Как ты здесь оказалась? – Он стащил с себя черную шапку и протянул ко мне руки. – В пижаме…
Я стояла неподвижно, осматривая его с ног до головы, пытаясь найти перемену, пытаясь поймать его на этой лжи, на том, что я ему скучна и что он готов расстаться со мной в любую минуту. Я смотрела на него и не находила ничего такого в его глазах, взгляд окутывал спокойствием и уверенностью.
Что же это? Отличная актерская игра? Британская выдержка?
– Настя?
Он шагнул ко мне, а я от него.
– Что происходит? Что ты себе придумала?
Я молчала и смотрела во все глаза.
Может, и правда легче будет, если я первая закончу все это? Может, просто сказать, что я возвращаюсь к Тому? А я возвращаюсь к Тому? Нет, нет и еще раз нет. Если я ухожу, то я ухожу навсегда, без возможности возврата ни к одному из них.
– Почему ты молчишь? – он мял в руках шапку и смотрел на меня, пытаясь определить, что со мной. – Что случилось? Том? Это он что-то сделал?
Я не знала, что сказать. Райли мне пришлось пообещать молчать, но теперь я не знала, как объяснить то, что меня тревожило.
Джонатан всплеснул руками.
– Настя?!
Я вздрогнула, возвращаясь в реальность.
– Просто… Я потеряла башенку, – почему-то по пальцам бегала мелкая дрожь, унять которую не было сил. – Она здесь была… А потом я уснула…
Махнув в сторону дивана, я пыталась скрыть то, что тревожило на самом деле.
– Я волновался. Ты никому ничего не сказала. Маме звонила Райли, просила твой телефон.
Я часто-часто заморгала, пытаясь прогнать обиду и ненужные мысли, но в носу уже щипало. Мне не удалось сдержать слезы, я опустила голову, и они сами покатились по щекам. Только не это…
– Sunny…
Джонатан рванул ко мне и прижал к себе. Тепло, спокойно.
– Прости. Прости меня. Я не должен был.
Он нежно гладил мою спину, волосы, целовал висок и макушку, мой красный нос и мокрые щеки. Я же просто дышала им, впитывала его запах, силу, тепло, его. Мне бы его уверенность, спокойствие и силу, а я же всего лишь обычная девочка из провинции.
– Прости меня. Я не предполагал, что все так повернется. Я дебил, мог бы предположить, как будут бесноваться журналюги. Я очень виноват, девочка моя.
Он приподнял мое лицо, приложив прохладные ладони к моим щекам. Его глаза просили о прощении, они плавили и топили своей проникновенностью. И мне хотелось верить ему.
– Все хорошо. – Я смотрела ему в плечо.
– Посмотри на меня… Что-то изменилось? Настя, не молчи… – бессильно бросил он.
Я высвободилась из его объятий, чтобы хоть как-то здраво мыслить, потому что меня просто раздирало на части от эмоций, бурливших внутри. Можно было тысячу раз обдумывать слова Райли, разглядывать Джонатана, придумывать самой то, чего нет, но признаться себе в том, что я боюсь его потерять, я могла, только не тонув в его взгляде.
Натан тоже находился на пределе, он цеплялся за меня взглядом, пытался понять, но я не давала никаких подсказок. Я сама не знала, что делать. Если бы меня спросили сейчас, что тяжелее – любить безответно или любить и думать, что тебя могут отвергнуть в любую минуту, я бы не смогла ответить. Больно всегда, если ты любишь, – всегда. Счастье и боль – две стороны этого чувства.
Я отвернулась, пряча лицо в ладонях, потому что слезы опять потекли по щекам, а казалось, что выплакала все.
– Sunny?! – душераздирающе. И я опять в его надежных руках, смотрю на него. – Что? Скажи мне, что случилось? Я так не могу. Пожалуйста…
В его глазах накопилась влага, они блестели слишком ярко. Но он смотрел так, словно ничего, кроме нас двоих, не имело значения, он смотрел так, что заходилось сердце, потому что он касался его взглядом. Он стоял здесь, рядом со мной, беззащитный и открытый, и я знала только то, что я его люблю и никогда первой не смогу уйти.
Приложив ладони к его колючим щекам, я поднялась на носочки и поцеловала его, и он прильнул ко мне, как маленький ребенок, ожидающий прощения.
– Что случилось? – спрашивал он у моих губ.
– Я просто испугалась, – отвечали они.
– Будь со мной, – повторял он. – Будь со мной.
И я почувствовала всю его тоску, все его желание и тягу. Его губы требовали, дразнили, манили, они были везде. Я прижималась к нему, мне не хватало близости, мне не хватало его, чтобы понять, как мы нуждаемся друг в друге.
Движения становились торопливыми, желания – непредсказуемыми и необдуманными. Он расстегивал верх моей пижамы так, что катились пуговицы по полу. Я торопила его, стягивала куртку, толстовку, футболку, только чтобы почувствовать, прикоснуться, ощутить его разгоряченное тело.
– Милая…
– Молчи… – Я схватила его за волосы и поцелуем заставила заткнуться.
Он обхватил мои бедра и, приподняв и сделав пару шагов, повалил на кровать.
– Ты любишь меня? – все-таки спросила я.
– Больше жизни, Настя, больше жизни…
Это было сказано с такой нежностью, с такой болью, так выстраданно, что мне оставалось только верить… Верить и любить в ответ так, чтобы уже никто не смог сказать, что ему скучно со мной.
Спустя час мы спешно одевались и все время смотрели друг на друга, улыбаясь тому, что произошло. Безумные, разгоряченные, в этот раз мы позволяли себе все, чего стеснялись раньше. И сейчас ловили лукавые взгляды друг друга, намекающие на то, что все не поздно повторить. Джонатан вытирал футболкой лоб, стоя возле кровати в одних