– Просто Том был прав… Это все легкое увлечение, я влюбилась в героя фильмов. А ты не такой.
– Не такой, – повторил он, снова вытирая под носом.
Я не хотела, но каждой фразой делала только больнее, он всегда переживал за то, что интересен людям только как персонаж фильмов, что он сам, по сути своей, никому не интересен, и я сейчас била по самому больному. Но лучше один раз испытать боль, чем всю жизнь. Всю жизнь бороться с «ветряными мельницами» и проиграть.
– Том был прав… – сказал он, складывая руки на груди и поворачиваясь ко мне лицом. – Тогда иди… Иди, чего ты ждешь? Я понял… Ты получила что хотела…
Он взъерошил волосы руками, а потом развел руки в стороны.
– Наверное, это я идиот. Напридумывал себе… Жаль, что ты…
Он перевел дыхание, прикрыв глаза. Грудь его вздымалась под футболкой от частого дыхания, а крылья носа раздувались от бешенства, которое душило его, но он, как истинный бритиш, усмирял то, что хотело вырваться наружу.
– Уходи… Ты права. Я не хочу тебя видеть. Уходи…
Ноги не слушались, руки похолодели, все тело заледенело. Пытаясь сделать шаг, я поняла, что ноги превратились в огромные бетонные плиты, которые трудно поднять. Я взялась за ручку двери, когда услышала вдруг:
– Sunny?!
Из глаз брызнули слезы, а из горла вырвался сдавленный всхлип.
Я повернулась и посмотрела на него, не видя ничего вокруг, комнаты, в которой мы разговаривали, не существовало, не существовало ничего в мире, кроме нас. Я беззвучно, зная, что мы и так поймем друг друга, произнесла:
– Прости…
– Не уходи… – так же беззвучно произнес он.
– Прощай…
Я смотрела в иллюминатор самолета, точнее, пыталась рассмотреть что-то в нем, пока пассажиры занимали свои места. Увидеть я могла там мало что, потому что мое место находилось у прохода, но все равно смотрела, лишь бы не думать о том, о чем думалось. За окном все еще жарило солнце, и помнилось, как пах воздух духотой и океаном. Его глаза отливали этой же голубизной и темнели, когда вокруг происходило ненастье. Такими я их запомнила, такими всегда любила.
– Разрешите? – раздался голос над головой. Я подняла подбородок и хмуро улыбнулась приятному брюнету.
– Конечно.
Встав с кресла, я пропустила парня.
– Мое место в середине, – сказал он.
Пролезая к креслу, он наступил мне на ногу, извиняясь.
– О’кей, – ответила недовольно я. – Быстрей бы уже.
Бурчала себе под нос я по-русски, чем удивила и обрадовала соседа.
– Да, я тоже не люблю долго сидеть перед взлетом, – заговорил на родном языке.
Я приподняла бровь, понимая, что тихо пострадать в одиночестве мне сегодня не удастся.
– Андрей, – представился брюнет, и его карие глаза хитро подмигнули.
– Настя. – Я плюхнулась в кресло и попыталась пристегнуть ремень.
– Чего такая грустная, Настя? Разве Америка тебя не взбодрила? – Он улыбался такой задорной и лучезарной улыбкой, которую только русские люди способны подарить постороннему человеку, что невозможно было не улыбнуться ему в ответ.
– Еще как взбодрила, – хмыкнула я.
– А что так, а, Насть? В России лучше, скажи? – хорохорился новый знакомый.
– Скажу, – согласилась я.
– Сейчас я тебя развеселю. Хватит хмуриться. Ты первый раз была в Лос-Анджелесе? – Он провел пальцем по небольшому шраму на щеке.
По-моему, страдания и глубокий сон мне предстояло забросить на верхнюю полку над креслами, потому что Андрей собирался болтать весь полет. Хотя это тоже был вариант не думать о том, о чем думалось.
– Да, первый и последний, – нехотя ответила я.
– Ой, ладно, я тоже так говорил, когда первый раз поехал сюда… – Андрей наклонился вниз, к ногам, и стал шуршать пакетами, а я разглядывала его шрам на коротко остриженной голове. – Опа…
Неожиданно выпрямившись и улыбнувшись так, что на правой щеке у него проступила ямочка, парень протянул мне бутылку коньяка.
– Ну что? Хряпнем для смелости?
Я улыбнулась, и мы хряпнули.
– Подожди, подожди, – уже слегка заплетающимся языком остановил меня Андрей. – А вот этот знаешь?
И он начал рассказывать следующий анекдот:
Представь себе – новый авиалайнер. В пассажирский салон входит стюардесса:
– Вы находитесь на нашем новом авиалайнере, в носовой части самолета у нас находится кинозал, в хвостовой – зал игровых автоматов, на нижней палубе – бассейн, на верхней – сауна. А теперь, уважаемые господа, пристегните ремни, и со всей этой чертовщиной мы попытаемся взлететь.
Я фыркнула, вытягивая руку из-под его ладони.
– Это уже не смешно, мы взлетели и летим… – Я пыталась разглядеть время на часах. – О! Мы летим уже шесть часов. Половина пути пройдена.
– Тогда за шесть часов, – поднял пластиковый стаканчик Андрей.
– Да! – ответила я, глотая карамельно-горьковатую жидкость. – За шесть часов.
И много тысяч километров, которые теперь отделяют меня от Джонатана, его улыбки, пронзительного взгляда и любимых объятий.
Конечно, сейчас можно думать только о себе, заботиться, чтобы твое душевное равновесие не страдало, а потом уже о тех, кого ты могла задеть. Но что, если я не чувствовала себя хорошо, когда кому-то было плохо. А мне было плохо, когда я думала о том, что Джонатан почувствовал, узнав от Тома… И все его жертвы казались напрасными.
Стоп!
«Все уже произошло. Я сделала то, что должна была».
– Твоя очередь, – подтолкнул меня локтем парень справа.
– А? Да. Я вот какой вспомнила.
Стюардесса объявляет:
– Уважаемые пассажиры, пристегните ремни, закройте рты – зона летающих соплей.
Пассажир с последнего ряда:
– Да это брехня, ням, ням, ням…
– Ха-ха-ха, – загоготал Андрей. – Противненько.
Он разлил еще порцию коньяка.
– А теперь такой.
– Что такое командир? – Это мозг экипажа!
– Что такое штурман? – Это глаза экипажа!
– Что такое бортинженер? – Это руки экипажа!
– А что такое второй пилот? – А это, э-э, член экипажа…
– Пф-ф… – прыснула я.
К нам подошла стюардесса:
– Простите. Давайте будем уважать авиакомпанию и всех, кто ею воспользовался. Многие пассажиры спят, а вы слишком громко разговариваете.
– Тс-с… – сказала я, посмотрев на Андрея, потом на стюардессу, и приложила палец к губам.
– Тс-с… – заговорщически прошипел парень. – Последний:
У самолета шасси не выходит… Стюардесса объявляет:
– Леди и джентльмены, у всех вас под ногами находится небольшой люк. Поверните два красных рычажка, вытолкните люк и выставьте ноги! Так, спасибо! А теперь побежали, побежали, побежали!!!
Я еле сдерживала смех… и думала только о том, что мне просто повезло с попутчиком, он помог мне пережить этот долгий полет и не впасть в полное уныние.
Мы расстались в Хитроу, там он пересаживался на рейс до Питера, а я спешила в квартиру на Кенсингтон, чтобы собрать свои вещи, которые остались. Предстояло покинуть эту страну навсегда. Андрей просил телефон, но я лишь пропела:
– Шестнадцать восемьдесят пять и два ноля…
– Ты написала на ладони у меня? – продолжил он.
– Угу…
– А как же встретиться и продолжить общение? – Андрей был очень хорошим, но не Джонатаном Коулом.
Мне никто не сможет никогда его заменить, никогда…
– В следующей жизни, – бросила я, направляясь к выходу из аэропорта. – Если Вселенная захочет!
– Ты потрясающая девушка! – крикнул он, и я обернулась. – Удачи!
– Спасибо! – Удача мне, несомненно, будет нужна в ближайшее время.
Я включила телефон и тут же получила сообщение:
«Ты приземлилась?» – Джонатан.
Это выглядело нечестно, мы порвали, и он не мог мне писать, но опять писал. Наш телефон я оставила ему, но он знал и мой старый номер.
«Не буду отвечать», – решила я.
Сжав телефон в руке, направилась к табличке такси, но не успела я там оказаться, как телефон завибрировал и на экране высветилось: «Лиззи».
Эта семья сведет меня с ума!
Лиззи хотела видеть меня немедленно, и ее не могли убедить никакие отговорки. Она собиралась меня ждать возле квартиры, если понадобится. Поэтому я ничего не могла сделать, кроме как уступить ей и выслушать все, что она собиралась мне сказать. Точнее, обвинить меня в том, что я сделала ее брата несчастным.
– Проходи. – Я впустила ее в квартиру и закрыла дверь. – Присаживайся на диван. Будешь чай?
– Я не знаю, где ты вычитала, что все англичане решают свои вопросы чаем, но это бред, – пробурчала она, присаживаясь на краешек углового дивана.
– Просто я не уверена, что здесь есть какое-то спиртное. В квартире я прожила не так много времени. Да и вообще…
– Ты все-таки решила это сделать? – без предисловий начала она, пристально изучая меня.
– Лиззи, может, это прозвучит грубо, но я слагаю с тебя полномочия доброго ангела. Все. Мы расстались с Натаном, – сказала я, пытаясь быть хладнокровной.
– Расстались? – удивлялась она, приподнимая левую бровь так же, как ее брат. Я улыбнулась этому про себя.
– Он сказал, что ты его бросила. Настя, ты сказала, что не любишь его.
– Я вижу, вы уже пообщались.
– У него никого нет ближе, кроме семьи.
– Я не знаю, что он сказал, Лиз, но так будет лучше для всех.
– Меня не интересуют все эти люди. Только мой брат и… ты… Почему ты так поступила? Ведь он…
– Не надо, Лиззи. Ты все прекрасно знаешь и понимаешь, почему я так поступила. И он все понял. Он большой мальчик, у него было время подумать, но решила за нас я.
Она заморгала.
– Я разговаривала с ним только сегодня утром. Он не находит себе места. – Она взяла меня за руку и заискивающе заглянула в глаза. – Он понимает, что сделал что-то не так. Он не хотел тебя отпускать. Настя, это все неправильно.
– Да, Лиз. – Я погладила ее по плечу. – Я постоянно совершаю неправильные поступки. Поэтому-то я и хочу, чтобы он был свободен и счастлив. Чтобы он не мучился из-за выбора и осознания своей значимости в моей никчемной жизни. Я хочу, чтобы он жил так, как раньше. Без этих обязательств передо мной. Их у него и так хватает.