Нет, не нуждалась Джулия в охране, даже после того, как три глупых пса похитили ее единственную подругу. Мысль о том, что будь у них с Кейт охрана, такого бы не случилось, ее не посещала ни разу. Она и свой план построила так, чтобы показать, насколько бессмысленна агрессия злобных, сытых ли, голодных ли, но в любом случае глупых псов.
Через несколько минут после появления Алессандро Джулия набрала со своего мобильного телефона его номер. Сразу, без паузы, сообщила, что готова вести переговоры в рамках, так сказать, «разумного», но настаивает, чтобы в апартаменты отеля, окна которого выходят на площадь и ресторан, немедленно доставили Кейт. Алессандро стал поначалу артачиться, но Джулия грубо оборвала его, заявив, что не любит, когда ее считают дурой, да еще называют толстухой.
— Я сейчас наплюю на тебя и твою шайку, Алессандро, и вы ничего не получите. Даже не знаю, как ты будешь оправдываться перед своими алчными боссами! А я уж постараюсь дозвониться до них и рассказать, как неосмотрительно ты себя ведешь. Думаю, ты не слишком надолго переживешь мою Кейт. А я как-нибудь смирюсь. Полагаю также, весь долг повесят на тебя и на твою дрянную семью. Ты это знаешь лучше меня. С тебя спустят штаны и славно поимеют в назидание другим ублюдкам из таких же шаек.
Алессандро подумал несколько секунд и ответил:
— В твоих словах, Джу… ведь так тебя называет твоя подружка… есть своя правда. Хотя ты бы могла все это сказать в куда более уважительной форме. Хорошо! Я прикажу привести ее в ту комнату, но мои парни встанут в коридоре и под окнами. Тебе понятно?
— Разумеется. От них не уйдешь…
— Вот именно. Как только Кейт будет в номере, ты сразу придешь ко мне в ресторан. Это тоже ясно?
Джулия думала, что Алессандро мог узнать, как ее называла одна лишь Кейт, а именно — Джу, лишь от Ритвы Рийтты или ее техасского дружка. Она даже вздрогнула от своего открытия. Получалось, финка и финский американец откупались от мафии их, с Кейт, имуществом, деньгами и, возможно, даже жизнями.
«Ничего! — решила Джулия. — Когда все закончится, а это случится в ближайшие полчаса, бандиты бросятся искать не только меня и Кейт, но и этих двух прохиндеев. Тех им найти будет куда легче и быстрее!»
— Я не знаю, как ты поймешь, что Кейт уже в апартаментах, плевать, но не вздумай сама опаздывать, — сказал под конец Алессандро мрачно. — Ты меня знаешь!
Джулия перешла в соседний номер с выходом на лестницу, заперла дверь и стала ждать. Вскоре она поняла, что в апартаменты вошли три человека. По шагам и взволнованному дыханию одного из них она догадалась, что среди этих людей Кейт. Джулия услышала, как человек с тем же произношением и тембром голоса, что звонил ей первым в Констанц, угрожал Кейт немедленной расправой, если та вздумает дать деру. Он с силой толкнул на всякий случай неприметную дверку в прихожей, за которой притаилась Джулия, проворчал что-то, и спустя мгновение входная дверь звучно хлопнула. Джулия тихо вышла из своего тайника и оказалась в апартаментах.
Через минуту они с Кейт уже спускались по задней лестнице. В уютном, тихом дворе отеля их ждал мини-вэн «Фольксваген» с темными непроницаемыми стеклами. За рулем сидел нанятый Джулией шофер. Машина въехала из боковой арки в узкий переулок и исчезла в лабиринте улиц старого города.
В роскошных апартаментах отеля в это время уже истерично трезвонил ее собственный мобильный телефон. Ей он больше не был нужен.
А спустя два месяца кто-то привез к нам в парк-отель двух измученных дам — Джулию и Кейт. Кто был этот человек, или что за организация, не знаю и знать не желаю. Мне лишь известно, что кое-кто все же сумел вычислить номер телефона второго клошара, которым пользовались несколько дней для связи дамы, а самого клошара нашли в озере. Но и первый клошар тоже исчез. Им обоим явно не на пользу пошла сделка с Джулией. Ведь из двух сторон в бизнесе одна непременно в убытке. Это как в любви. Один всегда любит больше, а второй, выходит, меньше. Второму не везет.
О Ритве Рийтте и ее приятеле я ничего не знаю. Возможно, они в Америке продолжают искать доверчивых дураков и дур. Или тоже где-то разлагаются и воняют.
Зато я слышал краем уха, что исчез и Алессандро со своими гориллами. Кто-то сказал, что их скормили хрякам на одной горной свиноферме их же боссы. Один из этих боссов как-то посмотрел фильм Гая Ричи «Большой куш», где именно так остроумные мафиози расправлялись со всякой сволочью, и очень был впечатлен таким рачительным способом утилизации неудачников, предателей и трусов. Человека весом девяносто килограммов чуть более дюжины хряков сжирают за восемь минут, не оставляя ни косточки. Этих, из шайки, было пятеро — Алессандро и четверо его крепких зверушек. Все приблизительно одного веса — от семидесяти пяти до девяноста пяти килограммов. Значит, со всей шайкой хряки справились минут за сорок. Представляю, как хряки хрюкали и урчали, а Алессандро с друзьями вторили им своим отчаянным визгом! Для начала бандитам переломали ноги и руки металлическими прутьями, чтобы облегчить задачу зверям.
Вот интересно, в каком ресторане потом подали мясо этих прожорливых свиней? Уж не в том ли, в Цюрихе, что принадлежал при жизни Алессандро? Вот забавно! А как поучительно!
Джулию бы хряки жрали дольше. Она больше весит. А с Кейт бы справились, пожалуй, за пару минут. Но на этот раз у зверушек было другое блюдо — менее изысканное, зато в сумме, то есть по общему весу, его больше. Но свиньи ведь не гурманы, а обжоры. Таков уж их взгляд на наш общий мир. Говорят, мы со свиньями друг от друга отличаемся всего лишь одной парой хромосом, или что-то такое. Я давно это подозревал. Еще до все объясняющих выводов ученых.
К тому же я всегда говорил: в бизнесе, как и в любви, одна из сторон всегда в относительном проигрыше.
Я подошел к столику, за которым сидели Джулия и Кейт.
— Привет, мой дорогой! — Джулия приветливо улыбнулась.
— О! Dinner is served! — воскликнула Кейт и тоже улыбнулась.
— Здравствуйте, дамы! — ответил я и склонил свою курчавую голову. — Пожелаете что-нибудь на десерт?
— Разве что покоя, Dinner is served, — печально покачала головой Джулия, а Кейт согласно закивала. — Впрочем, два скотча тоже не повредят. Ты как думаешь, Кейт?
— Разумеется. Только без льда, пожалуйста, Dinner is served. Боюсь, у меня опять разболится горло.
— О! Кейт! Это твое слабое место! — сочувственно отозвалась Джулия и опять печально вздохнула. — Без льда, дорогой! Уж будь так добр.
Я быстро пошел к бару, а когда вернулся, их уже не было за столиком. Они не дождались своего скотча. Видимо, предпочли другой десерт. Это дело вкуса!
В дальнем углу ресторана, за ширмой, сейчас пусто. Наши постояльцы, хотя всегда находятся в состоянии конкуренции друг с другом по части цинизма, большой интимный стол за ширмой в несколько вульгарном ориентальском стиле с некоторых пор будто не замечают. Это потому, что люди, кем бы они ни были, как правило, суеверны, словно дикари.
Кто же займет стол двух мертвецов! Хотя стол к этому не имеет отношения. Но и я не без опасения прохожу рядом с ширмой, когда на моих руках поднос с заказом для того, кто расположился в относительном соседстве с этим местом.
Все потому, что здесь обычно коротали вечера покойная полька Ева Пиекносска и ее аргентинский друг Лукас-Хьяли. Это имя, а не имя и фамилия. Так же, как у финки Ритвы Рийтты.
Еве, когда она умерла, было сорок четыре года, а Лукасу-Хьяли, который умер через два дня после нее, — сорок восемь.
Они никогда не звали меня «Кушать подано» ни на одном языке. Они вообще никак меня не называли. Просто он кричал издалека: «Эй!» — и призывно махал рукой. Это меня немного обижало, и я про себя тоже сократил их до Лукаса и Евы. Плевать, как его назвали родители и какие у них были фамилии, даже если ее фамилия по-польски означала «красотка». Она и была настоящей польской красоткой — среднего роста, стройная, со светло-русой шевелюрой и изумрудно-зелеными глазами. Он тоже был хорош: не очень высокий, чуть полноватый, зато с густыми, слегка вьющимися глянцево-черными волосами и с кофейными глазами. Она была ярко выраженной светлокожей европейкой, а он — истинным латиноамериканским типом мужчины. Она — холодна и сдержанна, а он — темпераментен и демонстративно, даже, я бы сказал, агрессивно упрям.
Познакомились они здесь. Сошлись очень быстро: ледяной ручей и кипящий гейзер. Получился ничего себе бассейнчик. Как будто холодная вода согревалась горячей, а горячая остужалась холодной.
Ева Пиекносска
Кем она была, из какой семьи, я так никогда до конца и не узнал. Отец ее был не то военным врачом, не то стоматологом, а мать учительницей или, возможно, медицинской сестрой. Знаю точно, что Ева жила в Варшаве, была когда-то замужем, имела ребенка, который погиб с ее бывшим мужем в автомобильной катастрофе в Нижней Силезии. Он забрал у Евы малютку под Рождество и столкнулся в своем автомобиле недалеко от Вроцлава с туристическим автобусом из Минска. Шоссе якобы было обледенелым, скользким, будто смазанное бараньим жиром. Ева с самого начала не хотела отдавать ребенка, но бывший муж настоял. Очень хотел познакомить дитя со своей новой женой, ведущей актрисой Вроцлавского драматического театра, известного как Teatr Polski we Wrocławiu[16].
С этого страшного дня жизнь Евы остановилась и обледенела, как то вроцлавское шоссе. Нежная красота Евы стала столь же бессмысленной, как у спящей красавицы из сочинений братьев Гримм.
Все, что происходило с ней в дальнейшем, словно утопало в бесконечном тоскливом сне — ни чувств, ни сострадания, ни доверия к людям.
У нее еще со школьной скамьи оставалась лишь одна подруга — Магда, полная, болезненно близорукая одинокая женщина. Однажды Магда, на свое несчастье, решила, что она влюблена в их одноклассника Марека Божецкого. Марек был славным парнем, бойким журналистом в одной варшавской газете, где он отвечал за спортивную колонку. Но вот беда, Марек был давно и очень удачно женат на девушке из параллельной школьной группы Ирэне. У них было двое мальчишек-близнецов, а когда со своей страстью вдруг появилась из школьного прошлого толстая близорукая Магда, Ирэна была вновь беременна, на восьмом месяце.