у слов и выражений. Отступить от этой традиционной терминологии означало подвергнуться опасности. Так, существовали речные пейзажи, зимние пейзажи, пейзажи со сбором урожая; они могли быть лесными, горными и прибрежными, пейзажами в итальянском вкусе, в классическом вкусе или каприччио, обширными или даже панорамными. Их обитатели (скорее, стаффаж) включали селян, деревенских жителей, пастухов, кузнецов и перевозчиков. Однако – здесь-то каталогизатора и подстерегала ловушка! – стаффаж британского пейзажа никогда, ни при каких условиях нельзя было описывать как «крестьян». Крестьяне представляли собою строго континентальный феномен. «Вы что, не знаете истории? – напускался главный эксперт на какого-нибудь несчастного каталогизатора, совершившего эту bêtise[55]. – Крестьянское восстание Уота Тайлера произошло в тысяча триста восемьдесят первом году! После никаких крестьян в Великобритании не было!»
Английские селяне (Уильям Фредерик Уизерингтон. Сжатая нива. Холст, масло. Ок. 1840)
Поэтому только на континентальных картинах могли бражничать, пировать в тавернах и в трактирах крестьяне, пока за стенами оных трактиров псы сомнительной репутации облегчались на всевозможные деревья и кусты (а их надлежало описывать так: «ствол, облюбованный собакой»). На высоких ступенях социальной лестницы изысканное общество устраивало приемы, пировало и выезжало на охоту. История плавно перетекала в мифологию: нищие чередовались с вакханками, алхимики – с сельскими джентльменами, стреляющими уток, духовные лица – с шарлатанами. Магдалины каялись, Сципионы проявляли воздержанность, а Венеры возлежали. Нимф подстерегали сатиры, путти резвились на расписных картушах. Так в темном, плохо проветриваемом подвале на Кингс-стрит, в Сент-Джеймсе, возрождалась Аркадия.
По четвергам старшие директора нисходили с высот своего Парнаса, из светлых кабинетов на верхних этажах, в складские помещения, чтобы провести с каталогизаторами совещание. Они высказывали мнения о работе подчиненных, вносили исправления, принимали решения по поводу окончательной атрибуции и, не стесняясь присутствием самих картин, тут же назначали им цену. Это было испытательным полигоном и одновременно минным полем. Именно там сотрудник либо упрочивал, либо разрушал свою репутацию умными и тонкими или не совсем уместными замечаниями. Честолюбивые неоперившиеся юнцы не могли удержаться, чтобы по четвергам не явиться пораньше и заранее не просмотреть всю стопку картин, подготовив якобы импровизированные комментарии. Один злополучный коллега таким образом разведал кое-что о залитом лунным светом пейзаже кисти французской художницы. Он обнаружил на обороте картины, как ему показалось, имя автора, записал его и, едва рабочий-оформитель поднял пейзаж, выпалил: «Картина кисти Клэр де Люн[56], если не ошибаюсь?» Существовали и фразы-выручалочки, позволявшие выиграть время. «Вообще-то, неплохо, может быть, Йоос де Момпер или просто хорошая копия?» – с пристрастием вопрошал один из директоров. В таком случае следовало с задумчивым видом вглядеться в персонажей и спросить: «А не слишком ли они деревянные?» Еще можно было обратить внимание на то, как чудесно изображена листва. Или предположить, что небо на картине переписал какой-то не в меру ретивый реставратор. Не рекомендовалось повторять ошибку коллеги, осведомившегося однажды, не слишком ли «деревянные» на картине деревья.
Фламандские крестьяне (Давид Тенирс. Сельская сцена. Дерево, масло. Ок. 1650)
Современные каталоги аукционных домов и даже некоторые каталоги частных дилеров – массивные тома, поражающие ученостью. Если уронить такой из окна второго этажа на голову прохожего, беднягу можно убить. Это прекрасно иллюстрированные образцы полиграфического искусства, в мельчайших деталях представляющие каждый лот: его провенанс, выставки, на которых он экспонировался, публикации, где он упоминался, – и, кроме того, содержащие сведения о контексте и значимости картины или скульптуры. Эти описания предметов искусства имеют сугубо коммерческую природу и лишь притворяются научными статьями, насыщенными терминами. Любопытно сравнить аукционное и музейное описание одной и той же картины. Вот версия из музейного каталога:
«Незавершенная картина, написанная художником в старости, ее тема – болезнь и приближающаяся смерть, она находит отражение и в темных, зловещих тонах; нижний фрагмент полотна лишь начат и остался незаконченным».
В этой краткой заметке наличествуют как минимум семь характеристик, включение которых в коммерческий каталог аукционного дома было бы равносильно самоубийству: «незавершенная», «старость», «болезнь», «приближающаяся смерть», «темные», «зловещие», «незаконченный». Поэтому описание в аукционном каталоге звучало бы так:
«Непосредственное и трогательное полотно, подводящее итог исканиям всей жизни художника, еще один вариант любимой темы, воплощение глубочайшего творческого озарения, для которого автор выбирает приглушенные тона и находит динамичное решение, прибегая к отчетливому лаконизму изобразительных средств в нижней части композиции».
Christie’s and Sotheby’s«кристи» и «сотби»
Мне кажется, аукционы предметов искусства – абсолютно уникальный бизнес. Не знаю ни одной глобальной отрасли, в которой царила бы столь очевидная монополия двух конкурирующих компаний. Ни в чем не уступая друг другу, «Кристи» и «Сотби» соперничают по всему миру и продают картины и скульптуры в Лондоне и Женеве, в Нью-Йорке и Гонконге. Иногда один аукционный дом заявляет, что чуть-чуть обогнал конкурента, но тут же фортуна улыбается другому. Я отдаю себе отчет в том, как это происходит, потому что побывал сотрудником обоих. Между ними есть едва заметные различия, хотя внешне они кажутся необычайно схожими и в роде своей деятельности, и в методах ее осуществления. Оба имеют блестящую историю: «Сотби» был основан в 1744 году, а «Кристи» – в 1766 году. Успех обоих лондонских аукционных домов зиждется на долгом опыте и основан на простой формуле. «Мы ловим рыбу в мутной воде», – сказал торговец картинами Уильям Бьюкенен в 1824 году, и вот уже три столетия «Кристи» и «Сотби» продают сокровища, выброшенные на рынок смертью, разводами, долгами и ужасами войны.
Аукцион – идеальный способ продажи предметов искусства, товара, истинную ценность которого определить чрезвычайно сложно, ибо она необъективна, но с легкостью раздувается до невероятных размеров человеческой фантазией, честолюбием и соперничеством. К тому же стук падающего молотка воспринимается как нечто чудесное в своей неотвратимости и непреложности. Сделку, которую проводит арт-дилер, не столь легко завершить. Продавая произведение искусства, дилер устанавливает самую высокую отправную цену по своему усмотрению, и постепенно, по мере того как покупатели предлагают свою, снижает ее. На аукционе, напротив, отправная цена назначается низкая, в надежде, что ее поднимут своими стараниями любители искусства, стремящиеся во что бы то ни стало заполучить вожделенный предмет. Иногда эта тактика не оправдывает ожиданий аукциониста, но чаще приносит свои плоды. Произведения искусства на рынке достигают огромной стоимости благодаря лихорадке, царящей в аукционных залах: частные сделки никогда не вызывают такого ажиотажа и не сказываются так на цене картин и скульптур.
Со времен своего основания в XVIII веке вплоть до Второй мировой войны в сфере продажи произведений искусства лидировал «Кристи». «Сотби» продавал главным образом книги и не обладал достаточным опытом и репутацией, чтобы соперничать с ним, когда речь шла о торговле крупными художественными коллекциями. В конце XVIII века «Кристи» выставил на продажу драгоценности мадам Дюбарри, а затем, на протяжении XIX века, распродавал самые значительные коллекции аристократов: герцогов Бэкингема и Гамильтона, Бокклю и Сомерсета, графа Дадли и маркиза Эксетерского. Кроме того, «Кристи» посчастливилось выставить на торги картины из наследия великих художников: Гейнсборо, Рейнольдса, Лендсира, Россетти, Бёрн-Джонса и Сарджента.
Однако до Второй мировой войны «Кристи» уделял мало внимания изяществу помещений и удобству публики. Как писал в 1919 году французский художественный критик Рене Жампель:
«У этого знаменитого лондонского аукционного зала – свой неповторимый облик: в нем ничто не менялось более ста лет. Он просто удивителен! Его владельцы никак не потворствуют вкусу клиента, готового уплатить за картину двадцать, сорок, пятьдесят тысяч фунтов! В Англии, стране чистоты и комфорта, „Кристи“ имеет смелость пренебрегать любыми проявлениями уюта и даже не подметать полы, покрытые толстым слоем пыли! Картины ценою в несколько фунтов и полотна стоимостью в сотни тысяч вперемешку выкликаются на торгах и так же как ни в чем не бывало соседствуют на стенах. Они теснятся в три-четыре ряда, а самые прекрасные иногда и вовсе чуть видны под потолком».
Когда я впервые пришел на «Кристи» в 1973 году, там до сих пор царила чудесная, неповторимо британская атмосфера дилетантизма. Это было совершенно непонятное учреждение: не то закрытый аристократический клуб, не то музей – бастион британского истеблишмента, сотрудников которого отличала одновременно болтливость и сдержанность, надменность и ученость. Он мало напоминал «Сотби», который лидировал с пятидесятых годов и выглядел пугающе коммерческим предприятием. Один из директоров «Кристи», старый брюзга, втолковал мне, чем, по его мнению, мы отличались от «Сотби»: «Разница между нами и этими торгашами с Бонд-стрит в том, что среди нас нет гомиков!»
Вот до чего успех «Сотби» расстроил старую гвардию «Кристи». Справедливости ради, в те дни Питер Уилсон, директор «Сотби», действительно любил окружать себя красивыми (и одаренными) молодыми людьми. Если вам случалось в ту пору звонить в «Сотби», то вы помните, что на коммутаторе у них работал необычайно жеманный и манерный телефонист. Как-то раз звонивший попросил к телефону главу экспертного отдела: «Можно Джона Брауна?» – и услышал: «Почему бы и нет, если всем можно, всегда, сколько угодно, то почему вам нельзя? Соединяю». Но сексуальными предпочтениями различия не исчерпывались: «Сотби» был изобретателен, открыт для всяческих инноваций и умел делать деньги. Уилсону, блестящему, одаренному живым умом и воображением главе аукционного дома, мы в значительной мере обязаны созданием современного рынка предметов искусства.