Как несправедливо, как гнусно, что власть захватили двуногие великаны со сложной кистью руки и оттопыренными большими пальцами!
Я прыгнула вновь, он отбросил меня пинком. Натали поймала и сжала в объятиях, мешая отомстить злодею. Она ласково уговаривала простить негодяя, я слышала рыдания в ее голосе, видела, как по щеке скатилась слеза. Неужели ей меня жалко? Почему же она не защитила нас? Я отбивалась, кусалась, но домоправительница отнесла меня в подвал и заперла там.
Предательница!
Теперь-то мне все стало ясно. Это она позвала Тома, чтобы он расправился с моими детками. Ей самой просто духу не хватило…
В темноте вне себя от ярости я обдумывала план мести. Ненавижу домоправительницу! Кто дал ей право оскопить Феликса и украсть у меня детей?! Откуда такое презрение, такое высокомерие? Почему люди провозгласили себя высшей расой?
Ненавижу весь род людской!
Как отважились человечишки на подобное злодеяние?
Я жаждала отмщения. Хотела поубивать их. Всех до единого.
Пусть война и террор сметут их с лица Земли. Пусть они истребят друг друга. Нет, войны ждать слишком долго, лучше я прямо сейчас пущу им кровь.
В гневе я разрушала в подвале все, что мне подворачивалось под лапу. В клочья порвала бумажки и тряпки, вдребезги разбила бутыли с вином и банки варенья.
Что они о себе возомнили, в конце концов?! Люди истребили леса, строя свои города, луга с зеленой травой залили асфальтом. Деревья порубили на дрова и мебель. Котов превратили в жалкие игрушки, котов выбрасывают, пинают как мячи!
Они швыряют нас на помойку, как вещи, что им надоели, спускают котят в унитаз. Позабавились, а потом избавились. Такие у них привычки.
НЕНАВИЖУ ВСЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО!
Никакого общения. Никакой телепатии. Тотальное уничтожение. Поголовное. Ни один не уцелеет. Никому нет пощады. Даже Натали.
Устала, запыхалась и немного успокоилась.
В подвале не осталось вещей, одни обломки. Обессилев, забилась в темный угол, где некогда прятала котят, надеясь их спасти. Там еще пахло моими бедными малышами…
Наконец я уснула, и мне приснилось вновь, что я египетская богиня Бастет. Приснился мой храм в Бубастисе. Тело у меня человеческое, на мне длинное платье, сандалии на ногах, золотой шар на шее, похожий на GPS-маячок, но гораздо крупней.
Тысячи людей вокруг падали ниц и пели мне хвалу:
– Славься, великая Бастет!
Приказала им принести мне в жертву младенцев. Тогда матери принесли в корзинах своих детей. Я повелела щадить каждого пятого, чтобы вырастить новое поколение покорных и почтительных рабов.
– Выбирайте одних только рыжих!
Остальных малышей я собственными руками спустила в гигантский унитаз, одного за другим.
Пифагор за моим плечом мяукнул:
– Ты слишком жестока!
– Буду поступать как они. Тогда люди, возможно, научатся отвечать за свои поступки.
Затем я выстроила мужчин вереницей. Стражи волокли их по очереди в другой зал. Возвращались люди с повязками пониже живота. В руках у них были банки, где плавали бежевые шарики.
– Можете любоваться ими в свое удовольствие. Или вправьте их в ожерелья и носите на шее, – великодушно разрешила я им.
Подала знак охране, ко мне приволокли Тома, я стала пытать его лазерной указкой. Красный блик мелькал, Тома отмахивался, закрывал глаза, но ничего не мог поделать. Бегал и прыгал поневоле за огоньком, тот скользнул к нему на руку, мужчина укусил себя до крови, я расхохоталась.
Велела притащить к моему трону служанку Натали. Она бросилась мне в ноги. Замяукала по-кошачьи:
– Прошу, прости меня, великая Бастет! Я не ведала, что творила…
– Слишком поздно просить прощения.
– Пощади, умоляю! Сжалься!
– Пока ты усердно служила, я была к тебе милостива. Но твоему злодеянию нет оправданий!
По моему приказу стражи заперли ее в комнате, где ручка на двери располагалась чересчур высоко. Натали подпрыгивала, обдирала ногти о древесину, но достать дверную ручку так и не смогла.
Пифагор притронулся к моей руке:
– Ты слишком строга и безжалостна. Люди плохо обращались с котами по невежеству, не по злобе.
Я ответила степенно и весомо:
– Люди дорого заплатят за смерть моих первенцев. Лучше они бы поразмыслили, прежде чем решиться на такое преступление.
Проснулась оттого, что дверь подвала отперли. Различила наверху лестницы, на пороге неясный темный силуэт. Сжалась в комок, приготовилась напасть на ненавистного двуногого. Вот-вот лицо расцарапаю.
Это была Натали. На руках она держала рыжего котенка, гладила его, приговаривала:
– Анжело, Анжело…
Значит, так назвала его, раз повторяла это имя бесконечно.
Мой сын проголодался и жалобно пищал.
Напасть я не решилась.
Нелегкий выбор!
Позволила домоправительнице положить рядом со мной пушистый рыжий комочек, он жадно впился в меня, и я почувствовала огромное облегчение.
Легла, раскинулась, чтобы ему удобней было сосать.
Месть подождет.
Анжело впитывал с молоком мою ненависть.
Такова моя судьба. Никогда я не распоряжалась своей жизнью. Не выбирала ни имени, ни дома, ни прислуги, ни спутника. Не я решала, кому из моих детей жить, а кому умереть…
Как только Анжело наелся и задремал, я осторожно отнесла его в уголок и там уложила. А сама отправилась в свой дом на разведку, коль скоро дверь подвала осталась приоткрытой.
Застала Натали на кухне.
Она ужинала одна, Тома испарился.
Я потихоньку проскользнула в незапертую ванную.
Некоторое время лакала воду из унитаза, ощущая вкус погибших малышей. Размотала во всю длину туалетную бумагу, растерзала ее, скатав крошечные шарики, чтобы взбесить домоправительницу.
Побежала в гостиную. Ободрала с дивана все помпоны, полоснула когтями бархат, так что мягкая светлая материя повисла крупными лоскутами. Как бы еще ее наказать? Где бы напакостить посильней?
Скинула большую вазу со столика, та разлетелась на тысячу осколков.
Напала на вечнозеленое растение в прихожей, пережевала и выплюнула его листья.
– Погляди-ка, прислуга, во что превратился твой любимый филодендрон!
Перекусила провод компьютерной мышки и подключение к Wi-Fi. Тут меня ударило током.
Для пущего эффекта написала в спальне ей прямо на подушку. Большущую лужу сделала.
В довершение всего разбросала какашки вокруг лотка, орудуя задними лапами как собака. Испачкала подстилку. И наблевала от души в сумочку Натали.
Устав от подвигов, вернулась к сыну и подставила ему соски. Трудно быть матерью и богиней-мстительницей одновременно! Малютка снова проголодался. Исчезновение братьев, похоже, ничуть его не огорчало.
– Кушай, Анжело, кушай. Ты, детка, ни в чем не виноват!
Положила ему на грудь лапку, ощутила биение крошечного сердца.
Биение жизни.
Жизнь распространяется и длится через нас, мы всего лишь ее переносчики.
13Нет желаний, нет страданий
Каждый день я уничтожала в своем доме что-нибудь ценное. Полюбила мелодичный звон бьющегося стекла. Полюбила приятный треск рвущегося полотна. От подушек, раздираемых когтями, во все стороны летели пух и перья. Вместо штор одна бахрома на окнах. Вместо платьев и пальто у Натали остались жалкие дырявые тряпки. Если она отправляла в стирку чулки, то вместо них находила клубки, начиненные моими фекалиями. Этакие перезревшие фрукты с черными семенами. Уверена, на подоконниках не осталось ни одного растения. Вероятно, цветы возненавидели меня люто. Если способны что-либо сознавать и чувствовать.
Однако мой план не сработал. Регулярные диверсии не произвели на домоправительницу ни малейшего впечатления. Натали (скорей всего, мне назло) оставалась ласковой и предупредительной. Обильно кормила, часто ласкала, нежно ворковала, вообще не закрывала дверей.
Мой рыжий сын пользовался ее особенным расположением. О нем она заботилась, постоянно гладила его, целовала. Анжело даже пытался мурлыкать, когда она чесала ему шейку.
Через неделю у малыша открылись глазки и заметно испортился характер. Отныне он пребольно кусал мои соски (это еще понятно: зубки резались), носился повсюду и даже поднимал на меня лапу.
Если котенок обижает свою мать, вам это кажется нормальным? Неужели?
Он избивал не только меня одну. Бедного Феликса тоже всего исцарапал. Анжело подрывал мою искреннюю веру в то, что котята инстинктивно уважают старших и добровольно учатся у них охоте и выживанию.
Феликс, жирный лентяй, только и делал, что спал и питался. Не брал на себя ответственности, не сознавал родительского долга и не одергивал шалуна. В довершении всех бед Натали подсадила ангорского чистокровного на валерьянку, и тот упивался ею без всякой меры. Я пришла к выводу, что наркотики – наиболее действенное средство, если нужно мгновенно подчинить себе примитивное сознание такого, к примеру, немудрящего кота. Он искал ее повсюду, а надравшись от души, пыхтел, сопел, пускал слюни, тряс головой, катался по полу в экстазе. Само собой, подобный отец не мог служить примером для подражания. Феликс предлагал и мне попробовать, хотя не нужно быть гением, чтобы сообразить, насколько вредны галлюциногены для кормящей матери…
Я мечтала вновь побеседовать с Пифагором, но пока что мне ни на что не хватало сил.
С улицы донесся человеческий крик и гром выстрела. Я как раз кормила рыжего, однако любопытство вскоре победило материнскую любовь. Ничего не поделаешь. Стряхнула с себя единственного наследника, перенесла его на подушку, пропитанную моим запахом, а сама взлетела на третий этаж и выскочила на балкон в спальне.
Двое внизу орали друг на друга. Один угрожал другому пистолетом. Они тараторили все быстрей. Первый дважды выстрелил и бросился бежать, второй упал на мостовую.
Отныне я наблюдала за безумными людьми с не меньшим удовольствием, чем Натали пялилась в телевизор.
Под лежащим растекалась лужа крови. Я и не знала, что тело содержит столько жидкости.