– Вот это поединок! – восхитился он. – Никогда не видел настолько разъяренного человека. Он твой личный враг, упорный, непримиримый. Это особая честь. Такого не каждый встретит.
Я смотрела на дом, объятый пламенем. Тома не появлялся. Вздохнула с облегчением: похоже, за Феликса я отплатила сполна. С грустью вспомнила белого желтоглазого ангорского кота. Чистопородная посредственность, валерьяновый наркоман, он жил скучно, талантами не блистал, однако вовсе не заслужил ужасной кончины и посмертной жарки на вертеле…
Немного отдышались и спустились вниз. Тут нас настигли товарищи Тома, погнались за нами, стали стрелять из ружей.
Мы свернули за угол и притаились.
– Где остальные? – спросила я наконец.
– Как только ты ушла на охоту, эти трое снесли автомобилем входную дверь и вломились в дом. Софи героически пыталась их остановить, но они ее убили. Феликс утратил инстинкт самосохранения и сразу попался им в лапы. Натали увидела, что подруга мертва, и сбежала через черный ход. Я же быстро схватил твоего сына за шкирку и умчался, прыгая с крыши на крышу.
– Анжело жив!
– Да, я спрятал его в нашем убежище на колокольне Сакре-Кёр. Там он в полной безопасности.
Я почувствовала величайшую благодарность и окончательно успокоилась.
– Я убедился, что малыш в порядке, и сразу побежал обратно. Ты ведь могла вернуться с минуты на минуту.
Неужели Пифагор все это сделал… ради меня?
– Скорей на колокольню! – мне не терпелось увидеть сына.
17Откуда появился третий глаз
На колокольне Анжело не было.
Остался его запах, его следы, лужицы и кучки… Но сам сорванец, нетерпеливый и непоседливый, видимо, проголодался и сбежал из укрытия.
Встревоженный Пифагор ненадолго погрузился в медитацию, затем торжественно сообщил:
– Я знаю, что делать. Мы отыщем Анжело и Натали с помощью маячка, – он указал на золотой шарик на моем ошейнике. – Помнишь, я рассказывал, что GPS-трекер позволяет мгновенно определить местонахождение того, кто его носит.
– Натали не носит ошейника. Если я правильно тебя поняла, это она может меня найти, а не я ее.
– Зато у нее есть смартфон, который показывает твое положение на карте. Я выйду в Интернет и разыщу Натали но номеру. У Анжело тоже висит маячок, так что мы и его обнаружим.
– А что такое Интернет?
– Потом объясню, сейчас некогда. Мы должны срочно вернуться ко мне домой!
– Это невозможно! Там поселились два мародера.
– Будем наблюдать за домом с соседней крыши. Как только они куда-нибудь уйдут, проникнем внутрь и спустимся в подвал. В прошлый раз я не успел рассказать тебе о Третьем Глазе, а теперь расскажу.
Неужели я узнаю его секрет? Тайна Пифагора не давала мне покоя. Не люблю, когда от меня что-то скрывают…
А еще я смертельно соскучилась по сыну. Когда малыш был рядом, он меня раздражал и бесил, но как только исчез, стал мне дорог, как никто на свете. Без него я места себе не находила…
Мы устроились не на крыше, а на ближайшем дереве. Мой дом еще полыхал. Огонь разбушевался, коль скоро никто его не тушил, да и ветер поднялся. С оглушительным треском крыша провалилась и рухнула, подняв сноп искр.
Зато камин Пифагора остыл. Дым из трубы больше не поднимался. Через некоторое время на улице появились мародеры и направились прочь. Мы, на всякий случай, дождались темноты, боясь, что они вернутся.
Поздним вечером отважились войти.
От моего злополучного спутника остались лишь косточки да белая черепушка с пустыми глазницами… Зловещее зрелище. Неужели и у меня под шкуркой такая же «анатомия»?
Я произнесла небольшую надгробную речь, так, импровизацию:
– Бедный мой Феликс! Жизнь не была к тебе добра и щедра. Ни я, ни Анжело, ни Натали не ценили тебя в должной мере и не ласкали. Ты не задавал себе лишних вопросов, не докапывался до истины. Твое единственное счастье – безмятежность. Надеюсь, мародеры не мучили тебя и убили быстро…
Тело Софи так и осталось на полу в гостиной. Пифагор взобрался к ней на спину.
– Что ты задумал?
– К сожалению, я не могу ни оплакать ее, ни похоронить как должно. Однако коты приносят умершим особый дар: помогают душам переселиться в мир иной, провожают «в последний путь».
В который раз я не поняла ни слова, лишь понадеялась, что вскоре он растолкует мне все по порядку.
Пифагор зажмурился. Его глаза двигались под закрытыми веками. Уши вздрагивали. Когти он выпускал и прятал, конвульсивно дергая лапами.
Он то сжимался в комок, то вытягивался. Наконец успокоился, встряхнулся, открыл глаза.
– Свершилось! – провозгласил он. – Софи вознеслась.
– То есть как?
– Иногда души умерших остаются прикованными к Земле. Привязанности, страсти, сильные эмоции отягощают их. Сознание кота способно связаться с ними. Я объяснил Софи, что здесь ее больше ничто не удерживает, что она может подняться к Свету.
– И как тебе это удалось?
– Наши сознания вместе подошли к туннелю, в конце которого лучилось ослепительное сияние. Я проводил Софи, поблагодарил ее за все, что она для меня сделала, выразил ей мою любовь. Напомнил, что больше она никому ничего не должна в этом мире. Даже мне. Пожелал ей счастливого пути и нового удачного воплощения.
– Так, значит, ты все-таки можешь внушать людям мысли?
– Только умершим, пойми. Египтяне за то и чтили котов. Они заметили, что наше сознание помогает мертвым отыскать выход. Таких провожатых греки называли «психопомпами».
– Откуда ты столько узнал о египтянах и греках?
– Из Интернета. Там есть видео, которые детально описывают разнообразные процессы, даже самые сложные.
Я стала обдумывать услышанное.
Если я правильно поняла, тело умирает, а сознание остается и находит новое воплощение.
Стало быть, сознание… бессмертно!
Я бессмертна!
Поверить невозможно! «Бессмертна, бессмертна», – повторяла я тысячу раз, чтобы привыкнуть.
Чем больше Пифагор меня просвещал, тем больше я дивилась собственному невежеству. Как я могла презирать несчастного Феликса, если сама так ничтожна по сравнению с мудрым сиамским котом…
– Прежде чем вознестись, Софи сообщила мне нечто занятное, – продолжал Пифагор. – Призналась, что если ей предоставят выбор, то в следующей жизни она непременно станет кошкой. А вот мне бы, напротив, хотелось возродиться человеком…
– Человеком? Зачем? Они ведь предыдущая ступень эволюции.
– Меня восхищают их ловкие подвижные пальцы. Люди пишут книги, картины, музыку. Изобретают сложнейшие механизмы. А еще мне хотелось бы посмеяться. Узнать, что такое смех. Мы, коты, слишком важные и серьезные. А вот люди способны шутить над собой и другими, относиться легко к любым трудностям.
– Все вечно желают того, чего у них нет. Хотят стать кем-то совсем другим.
– А кем бы стала ты, Бастет, если бы тебе предложили выбрать новое воплощение?
– Кошкой! Кем же еще? Если достигла вершины эволюции, незачем спускаться вниз. Что за жизнь, если ты одержима зрительными образами и бессмысленными звуками, не используешь в полной мере возможности собственного сознания, не воспринимаешь окружающий мир во всей полноте? Да я бы с ума сошла в человеческом теле!
– Ты узнала о мире людей далеко не все. Он гораздо интереснее, чем тебе кажется.
– А по-моему, воевать, ходить на работу, балансировать с трудом на двух конечностях и тупо спать по ночам абсолютно неинтересно.
Его острые ушки дрогнули.
– Путь свободен. Теперь я покажу тебе наш подвал и открою секрет.
Он вновь повел меня к белоснежной лестнице. Вскочил на дверную ручку и повернул ее. Свет отключили повсюду, так что мы двигались в темноте, озаряемой лишь слабым лунным лучом, проникавшим в подвальное окошко.
Мои зрачки расширились до предела, чтобы я смогла рассмотреть все детали. В подвале Пифагора не было ни пыльной мебели, ни бутылок вина, ни связок газет, как у Натали. Здесь царили идеальная чистота и ослепительная белизна. Я различила странные металлические приспособления, электрические провода, какие-то механизмы, трубки, стеклянные сосуды.
Сразу вспомнила ветеринарную лечебницу, куда меня носила Натали, чтобы сделать прививки и принять лекарство от глистов.
Пифагор уселся на стол из нержавейки.
– Я родился в особом приюте для лабораторных котов. Их единственное предназначение – служить ученым в качестве материала для различных научных экспериментов. Меня отняли у родителей малым котенком, так что я не помню ни отца, ни матери. В юности я был гораздо невежественнее тебя. Я даже не знал, что за пределами белых комнат, освещенных неоновыми лампами, существует огромный мир.
Сиамский кот тяжело вздохнул. Казалось, он набирается храбрости, чтобы вернуться в свое тяжкое беспросветное прошлое.
– Меня не выпускали из узкой клетки, кормили по часам безвкусным сухим кормом, поили из специального прозрачного устройства. Не чесали, не гладили. Я вообще не общался ни с людьми, ни с другими котами. Жил без эмоций и чувств, без привязанностей. Ученые считали меня предметом, а не живым существом. Мне не дали имени, лишь цифровое обозначение: «ПК-683». То есть «подопытный кот № 683». В лаборатории была масса одинаковых сиамских котов, так что люди едва ли нас различали. Я слышал, как мои собратья мяукают, но никогда не видел их, не прикасался к ним. Дни напролет сидел один в тесной клетке и ждал.
Я представила себя на его месте и невольно вздрогнула от ужаса.
– Существование было сносным, поскольку мне было не с чем сравнивать. Мы страдаем, если сознаем, что несправедливые обстоятельства лишили нас лучшей жизни. А так спокойно привыкаем ко всему, даже к самому худшему. Для меня это было нормой, ведь я ничего не знал о реальной жизни, не понимал, что происходит, не чувствовал себя обделенным. Мир вне моей клетки просто не существовал.
– Какой ужас!
Пифагор умолк на мгновение, затем продолжил:
– Пребывать в неведении так удобно! Я никогда не видел мышей, птиц, ящериц, деревьев. Не ощущал дуновения ветра, влаги дождя, холодного снега. Не представлял, что есть солнце, луна, облака и звезды. Даже не подозревал, что день сменяет ночь. Меня заперли в светлой, теплой, гладкой, чистой, белоснежной лаборатории, абсолютно чуждой природе. А главное, я не принимал никаких решений и не мог ошибиться, поскольку выбор отсутствовал. Ты не используешь свободу воли, если твоей жизнью распоряжаются другие. Безответственн