– Здравствуйте, Ганнибал. Мне хотелось бы поговорить с вами. Вы не против?
Я повторяла просьбу на разные лады, и наконец один львиный глаз приоткрылся. Ганнибал недовольно рыкнул.
Так. Разговор предстоял непростой. Но отступать я не собиралась.
– Мы сможем договориться.
Он успокоился и проворчал:
– Зачем ты меня беспокоишь, кошка?
Львиный язык, мягко говоря, ничуть не напоминал мяуканье. Каждое слово меня оглушало.
– Ганнибал, мы нуждаемся в вашей помощи. Мы хотим отнять еду у крыс.
– Я не голоден.
– Понимаю. А вот мы, кошки, голодаем.
– Съешьте пару собак. Думаю, тут еще какие-то бегают.
– Мы всех уже съели. Нам нужно больше еды, и Пифагор нашел хранилище со свежими припасами. В подвале человеческого дома.
– Отлично, желаю удачи.
Я отважилась перейти на «ты».
– В этом подвале полно крыс. Без тебя нам с ними не справиться.
– Ну уж как-нибудь. Попытайтесь.
– Помоги нам, Ганнибал, прошу тебя.
Лев тряхнул гривой.
– Здесь никто никому не помогает. Каждый сам за себя. Не думаю, что война и чума изменили законы джунглей. Скорее наоборот. С каждым часом они становятся жестче.
– Стоит измениться одному, изменятся все вокруг. В один прекрасный день рыба вылезла из воды на сушу, и благодаря ей множество живых существ стали жить на земле. И мы в том числе. Теперь такой образ жизни кажется естественным, но когда-то он был уделом меньшинства.
– Пусть так… С какой стати мне помогать вам, кошка-крошка?
Я искала неотразимый довод: как убедить сытого не пожалеть себя ради голодных?
Первый рычаг воздействия – страх.
– Вот сейчас ты не поможешь нам победить крыс, а потом их станет так много, что они нападут на тебя и ты с ними не справишься.
Ганнибал что-то проворчал, он явно мне не поверил.
– Крыс я не боюсь. Боюсь приставал, которые мне мешают, когда хочется поразмыслить и отдохнуть.
Он оскалился в знак крайнего раздражения.
Один удар когтистой лапы, и от меня мокрого места не осталось бы…
Мимо прошла группа котов с гордо задранными хвостами.
– А эти куда направились? – поинтересовался лев.
– Навуходоносор и его сторонники решили идти на запад, ловить в море рыбу.
– Почему они не помогают вам сражаться с крысами?
– Они выбрали бегство. Всегда есть три решения: сражаться, бежать или замереть.
Лев вздохнул и отмахнулся лапой, давая понять, чтобы я оставила его в покое.
Я почувствовала величайшее разочарование.
Какой смысл вступать в разговор с другим существом, если нельзя на него повлиять?
Но я хотя бы попыталась.
21Битва на Елисейских полях
Закат из оранжевого стал красным, затем лиловым. Вспыхнули облака. Потом свет померк. Засветилась звезда.
Кошки бодрствуют по ночам.
Настало время выдвигаться в поход.
Пифагор созвал десяток кошек, решивших идти вместе с ним. Я присоединилась к отряду. Мы вышли из Булонского леса и побежали по авеню Фош. Через какое-то время я обернулась и увидела, что несколько колеблющихся примкнули к нашему отряду. Вскоре еще двадцать затрусили рядом с нами. Конечно, нас было мало, чтобы справиться с ордами городских крыс, но, как говорится, лиха беда начало.
Должна признать, мы, в отличие от собак, не умеем жить дружной семьей. По природе мы индивидуалисты, эгоисты, если начистоту. Так что стая кошек – три десятка, не меньше, – которая собралась рискнуть жизнью, сама по себе – немыслимое чудо.
Во главе отряда шествовал Пифагор со смартфоном на спине и лиловым клапаном во лбу. Эсмеральда бежала слева от него, я – справа.
Вольфганг держался рядом, готовый вести нас, как только мы окажемся возле Елисейского дворца. Мы не встретили на улицах ни одного живого человека.
В этот поздний час некоторые собаки еще не спали. Они рычали, но не осмелились напасть на многочисленный кошачий отряд, что неуклонно и решительно двигался вперед. Если бы я могла поговорить с ними, я бы призвала их стать нашими союзниками в борьбе с крысами. Помощь нам бы не помешала. Но какая собака способна принять столь новаторское предложение?
Еще поразмыслила и осознала, что всегда была к ним несправедлива. Собаки ничем не отличались от остальных животных и боролись, как могли, за свое существование. Их тоже подстегивали страх, голод, усталость.
Нельзя обвинять всех огульно.
Убеждена, что среди собак есть хорошие. Своя «Бастет», свой «Пифагор». Просто я пока что с ними не встречалась.
Ведь и коты бывают глупыми. Например, Навуходоносор, который повел своих товарищей (а с ним пошло гораздо больше, чем с нами) на верную гибель. Трудно представить, что они смогут плавать в воде и ловить живых рыб.
Мы добрались до площади Звезды, где по-прежнему горел костер, распространяя удушливый дым. Я не могла не вспомнить о печальной участи Феликса: так кончают все несамостоятельные и безвольные.
Пифагор уверенно и спокойно вел нас вперед.
Даже я заметила, что Эсмеральда рядом с ним двигалась очень грациозно. Я не стала подражать похитительнице чужих самцов, а просто обогнала их и замаячила перед ним соблазнительным подхвостьем.
Пифагор не мог меня не заметить.
Эсмеральда оценила маневр, но ставки не повысила.
Когда я чуть позже обернулась, желая поговорить с Пифагором, то увидела: наш отряд вырос до сотни.
Войско шло по Елисейским Полям, широкой улице, вдоль которой выстроились обугленные машины. Кое-где мигали фонари, придавая пейзажу зловещий вид. У многих домов обрушились фасады, выставив напоказ внутренность человеческих жилищ. Кошек удивляла энергия разрушения, сменившая энергию созидания. Я вспомнила слова Пифагора: «Человеческое общество развивается следующим образом: делает три шага вперед, два назад и вновь три шага вперед». Улица, по которой мы бежали, красноречиво свидетельствовала о том, что сейчас мы находились на этапе «два шага назад».
Я замурлыкала на средней частоте, вскоре ко мне присоединилась Эсмеральда, потом Вольфганг, а затем и весь наш кошачий отряд.
Воздух вибрировал, волны расходились кругами, и даже насекомые, даже растения должны были почувствовать, что в этом мире мы новая сила.
По-прежнему в поле зрения ни единого живого человека. Пифагор повернул налево, и через несколько минут мы увидели Елисейский дворец.
Один за другим пробрались сквозь прутья решетки и оказались во дворе резиденции президента.
Вольфганг показал нам короткий путь к убежищу, мы последовали за ним, спустились по лестнице, и вот перед нами плотная масса копошащихся крыс, которые, сменяя друг друга, точили бетонную стену. Та становилась все тоньше, крошась под резцами.
Грызуны замерли, заметив нас. В их рядах началась паника. Кто-то выстроился в линию обороны, другие побежали за подмогой. А мы приготовились к атаке.
Как и предсказывал Пифагор, пролом в стене был почти готов.
– Мы не должны драться здесь, – крикнул он, – мы окажемся в ловушке: крысы у дверей и крысы с лестницы прижмут нас. Поднимемся и сразимся с ними наверху! Наше преимущество в том, что мы умеем быстро бегать, высоко прыгать и лазить по деревьям.
Пифагор был прав. Я отдала приказ, наш отряд отступил и вновь оказался на улице. А там, в полутьме, мы увидели море мерцающих красных глазок. Крысиное подкрепление подоспело. Две тысячи крыс против сотни кошек.
Мы сплотили ряды, заняли боевую позицию. Ощетинились, распушились, чтобы казаться крупней, оскалились, зашипели.
У крыс тоже шерсть встала дыбом, они зловеще заскрежетали зубами.
– Это называется «бруксизм», – объяснил мне Пифагор. – Крысы точат нижние зубы о верхние, и те становятся острыми как бритва.
Мне показалось, в армии крыс есть одна, особенно крупная. Она скрежетала зубами громче других. Я подумала, что это главный крысиный военачальник. В самом деле, всякий раз, когда он издавал зубовный скрежет, остальные отвечали тем же, синхронно поднимая головы. Про себя я окрестила его Камбисом, он стал для меня новым воплощением древнего врага, который жаждал нас уничтожить.
Я резко вскрикнула.
Камбис запищал в ответ.
Он и я угрожали, каждый на своем языке.
Должна заметить, когда мы в ярости, межвидовое общение наладить проще.
Мои связки вновь завибрировали, издавая особый горловой звук.
Камбис пищал все пронзительней.
Криком и писком мы себя подбадривали и вдохновляли.
На одну кошку приходилось двадцать крыс, мы попали в окружение. Отныне отступить невозможно.
Кое-кто среди нас сразу же пожалел о своем выборе. И попытался сбежать, забравшись на дерево.
Вольфганг зашипел, и я поняла, что ему очень страшно.
А вот Эсмеральда отважно заняла боевую позицию, приготовилась к прыжку.
В отличие от нас, крысы не разбегались.
Я обернулась к Пифагору: именно он привел нас сюда и отвечал за все.
– Чем позже мы вступим в бой, тем лучше, – объявил он.
Я не сразу поняла его стратегию.
– И что изменится?
Пифагор прикрыл глаза, обращаясь к Третьему Глазу. Потом сообщил:
– Камеры слежения показали, что в самом скором времени нам окажут значительную помощь и поддержку.
Крысы теснили нас, наступали, а я пыталась понять, что имеет в виду Пифагор. Маленькие красные глазки и острые зубки подбирались все ближе и ближе. Тысячи когтей царапали землю все громче.
И вдруг… Мощный рев раздался в ночи.
Ганнибал.
Он налетел стремительно. Лев обрушился на скопище крыс. Его грива развевалась на ветру. Крысы опешили и не знали, как защититься от мощного врага. Ганнибал, могучий воин, разинул пасть, и серые мохнатые шарики задрожали. Он слопал сразу трех или четырех, как корова сжевала бы целый пучок ромашек. Крысы заверещали. Им угрожали не только клыки, но и когти. Громадные лапы рассекали воздух, а заодно и все, что попадалось им на пути. Там, где сильная собака терпела поражение, могла ли устоять крыса?