– В атаку! – скомандовала я кошкам.
Мы воспользовались тем, что крысы испугались Ганнибала, и тоже вступили в бой, подражая нашему королю. А тот упивался своим могуществом, истребляя врагов бессчетно. Некоторые крысы-храбрецы вспрыгивали ему на спину, пытались кусать его, но он слегка отряхивался, и героев как не бывало.
Ганнибал сеял смерть с изысканным изяществом. Его удары были плавными, неспешными, точными и безжалостными. Всех, кто ему докучал, он избавлял от тягот бытия.
Он танцевал.
Даже крысы замирали от восхищения и позволяли убивать себя, не сопротивляясь.
Ганнибал был в крови с головы до ног, в крови своих жертв. Наступая, он давил крыс, как давил бы в саду перезрелые фрукты. Перекусывал парочкой, чтобы с новыми силами взяться за остальных. Крысиные хвосты торчали из его окровавленной клыкастой пасти, будто щупальца.
Крысы из убежища поднялись наверх, чтобы помочь соплеменникам, но что поделаешь с таким противником?
Они старались изо всех сил. Вцеплялись ему в гриву. Пытались взобраться на спину. Кусали кончик сильного хвоста.
Пасть яростного Ганнибала была отверстым адом для жалких грызунов.
Сражение казалось мне бесконечным. Я дралась рядом с Эсмеральдой и Вольфгангом. Мы оберегали Пифагора, который следил с помощью Третьего Глаза и камер за маневрами крысиных войск.
Бежевый сиамский кот с синими глазами сохранял удивительное спокойствие посреди кровавой сечи. Лишь сосредоточенно наблюдал за происходящим.
Его бесстрастие резко контрастировало с одержимостью остальных.
Да.
Ганнибал: СИЛА.
Пифагор: ЗНАНИЕ.
Я: ОБЩЕНИЕ.
Втроем мы могли победить кого угодно.
Крысы-одиночки нападали на меня. Напрасно. Любое существо, желающее мне вреда, обречено на гибель в кратчайший срок. Я не лев, но Ганнибал вдохновил меня, и я открыла в себе бойцовские качества, которые совершенствовались с каждой минутой. Мои удары становились точней, я дралась как никогда прежде. Кусала, раздирала, давила, сопровождая каждый взмах лапы оглушительным воплем. Какая-то крыса вздумала прыгнуть мне на спину, я сбросила ее, покатилась по земле, поймала и откусила нос. Другая вцепилась в хвост, я отбросила ее Ганнибалу, и тот покончил с ней в один миг.
Вокруг лютовали другие кошки. Горы мертвых крыс росли. Кое-где враг стал отступать. Тогда военачальник Камбис пронзительно запищал на новый лад, и каждая крыса вторила ему. Внезапно оставшиеся в живых прекратили бой и побежали от нас врассыпную.
– В погоню! – громко скомандовала я.
Маленький отряд послушался приказа. Мы прикончили тех, кто замешкался, и догнали беспорядочно убегавшее войско.
Я высматривала военачальника. Мне хотелось догнать его и прикончить, однако между нами было слишком много крыс. В конце концов мы выбежали на огромную площадь – потом Пифагор мне сказал, что это площадь Согласия, – и Камбис оказался буквально на расстоянии протянутой лапы.
Мне нужна победа над ним, я должна завоевать Пифагора!
Победительница короля крыс непременно станет королевой кошек.
Я помчалась быстрей. Я хотела его поймать.
Эсмеральда, догадавшись, в чем дело, тоже бросилась за Камбисом.
Только этого не хватало! Неужели она сцапает его раньше меня?
Я почти схватила жирного военачальника, но тут весь поток свернул к мосту. И прежде чем я поняла, в чем дело, крысы, одна за другой, стали прыгать в серые воды реки.
Я притормозила. Чего-чего, а мокнуть я не собиралась. Любому стремлению есть предел. Большинство моих товарищей думали так же. А горячие головы, не знавшие удержу, прыгнули за крысами в воду и нашли смерть от зубов наших врагов-пловцов.
Разочарованно вздохнула, но, вообще-то, была довольна: мы одержали победу в первой битве. Триумф отважных кошек!
Все мы были изранены и смертельно устали.
Один Ганнибал, наш герой, отделался неглубокими царапинами. Его окружало всеобщее восхищение: кошки льнули к нему, ластились, терлись о его лапы и бока.
Я замурлыкала, и все подхватили.
– Мы победили!
Даже Ганнибал издал нечто, похожее на мурлыканье. От мощного звука завибрировали грудные клетки.
Я радовалась победе.
Сотня нерешительных кошек, что прежде побоялись к нам присоединиться, теперь прибежали на подмогу. Когда мы уже победили!
Хотелось их прогнать, но наше войско должно стать многочисленным во что бы то ни стало. Я сама себя назначила связной и милостиво разрешила отступникам битвы на Елисейских Полях полакомиться побежденным противником. Начался пир. Самой мне есть не хотелось. От обилия переживаний пропадает аппетит.
Пифагор отвел меня в сторонку.
– Как насчет симптомов чумы? – спросил он. – Нет головокружения? Жара? Озноба? Мы кусали крыс, переносчиков чумы, не зная, опасны они для нас или нет…
Я прислушалась к своему организму, но не уловила ни малейших признаков заболевания. Жизненная сила не убыла ничуть.
– Чувствую себя превосходно, – ответила я.
– Подождем, – не спешил радоваться Пифагор. – Вполне вероятно, что мы сами станем переносчиками.
– Даже если смерть близко, меня не покинет сознание, что я участница невероятных событий, – ответила я.
Вольфганг проводил Ганнибала к убежищу, и лев согласился продолжить работу крыс, то есть проделать дыру в бетонной стене рядом с бронированной дверью.
Зубы сотен грызунов изрядно подточили бетон, теперь на него обрушились когти льва. Ему пришлось изрядно потрудиться, но в конце концов серая масса рассыпалась, как папье-маше.
Заглянули в отверстие и увидели помещение, погруженное в темноту. Мы не нуждались в свете, наш нос при необходимости заменял глаза. Очень чисто. Ни малейшего запаха смерти, болезни, гнили. Напротив, в воздухе витали отголоски дезинфекции и запахи свежих продуктов.
На полках в идеальном порядке стояли мешки, ящики, коробки, бутылки. Расширив зрачки, я воспользовалась слабым светом красных лампочек, указывающих, где двери, и рассмотрела бутылки с молоком, мешки с мукой, консервные банки с паштетом. Кошки заполнили помещение: они открывали крышки, пыхтели над банками и, взломав, наслаждались едой.
Пифагор не участвовал в общем пиршестве.
Мы посмотрели друг на друга, я мяукнула.
Он меня понял. Мы потерлись щеками, мордочками, носами, и после мурлыканья и взаимных нежностей я поняла, что он очень расположен ко мне.
– Не здесь, – шепнул он.
Мы поднялись по лестнице в настоящий Елисейский дворец. Миновали множество коридоров и пышных залов. Я, как всегда, завидовала Пифагору: он ловко открывал двери, повисая на ручках и отталкиваясь от притолок всей тяжестью. Перед нами открылись великолепные покои с позолотой, росписями, картинами, резной мебелью. Полы покрывали мягчайшие прекраснейшие ковры.
Пифагор привел меня в спальню, где возвышалась кровать под золотым балдахином.
– Я увидел эту спальню в Интернете. Мне хочется любить тебя на золотой кровати, принадлежавшей президенту Республики, – объявил Пифагор.
Мы поиграли немного, возились будто котята, покусывали друг друга, подзадоривали, катались на покрывале. Затем забрались под простыню, будто в шалаш. Он поцеловал меня, как целуются люди, пробравшись языком ко мне в рот. Мне сначала не понравилось, но потом стало очень приятно. Пифагор подражал людским ласкам: гладил передними лапками мои соски, животик, обнимал меня.
Я предоставила ему полную свободу.
Легла, выгнув спину, но он, вместо того чтобы взобраться на меня, предложил любить друг друга живот к животу и продолжал ласкать и целовать меня по-человечески.
Зато по-кошачьи сплел наши хвосты, чтобы получился один, бело-черно-коричневый.
Он всю меня обнюхал и вылизал. Как только он ко мне прикасался, по телу пробегал электрический ток.
Пифагор не спешил, и его прелюдия, его ласки мало-помалу стали для меня пыткой.
– Иди ко мне, умоляю…
Нет, он продолжал играть со мной, облизывать, нюхать, ласкать, но никак не переходил к делу. Я напряглась, как натянутая струна. Любое прикосновение становилось сладкой мукой.
– Возьми меня! Немедленно! – приказала я.
Но он меня не послушался, похоже, ему нравилось меня мучить. Феликс обходился без всяких вступлений и мгновенно кончал, Пифагор был полной его противоположностью. Нетерпение возрастало.
Эти игры показались мне слишком уж непривычными. Но Пифагор продолжал убирать одну защитную перегородку за другой.
Он целовал мне веки, распластал меня на кровати. Я изнемогала.
Наконец он вошел, и оттого ли, что я слишком долго ждала этой секунды, или из-за странной манеры соединяться живот к животу, наслаждение затопило меня слишком быстро.
Спинной мозг выдал фонтан ослепительного света, который достиг головы и рассыпался звездами.
Я извивалась, трепетала, замерла.
Мощные переживания этой ночи еще жили во мне.
Опасность, сражение, Ганнибал, пение Каллас, страх, упоение в бою, восторг, что осталась живой, кровать под балдахином, золотые шелковые простыни, долгая прелюдия, превратившая мои нервы в струны, – все вместе сделало эту минуту волшебной. Я чувствовала его внутри, и, когда он больно укусил меня за шею, по мне пробежала вторая волна наслаждения. Еще более мощная. Я не смогла сдержаться и громко вскрикнула.
Никогда еще я не чувствовала ничего подобного.
Экстаз.
Красная пелена перед глазами.
Я забыла, кто я. Забыла все на свете. Я слилась с Пифагором. Я стала им, он стал мной. Мы были удивительным двухголовым существом с восемью лапами под золотой простыней.
Пифагор переменил позу и взял меня «по-кошачьи», взобравшись сверху. Я вновь ощутила удовольствие, но оно было другим. Пифагор ворчал, закусил мне загривок, и я мяукала все громче. Я все острее чувствовала, что Пифагор – связующее звено между миром людей и миром кошек, даже его физическая любовь была необычной. Мы соединялись снова и снова, взлет наступал быстрее и уносил меня все выше в небеса.