– Возьми меня – здесь, немедленно! – приказала я.
Пифагор будто не слышал.
– Ты не хочешь меня, потому что тебе тоже отрезали тестикулы и поместили в банку, да? – спросила я.
Сиамец выгнул спину, продемонстрировал свои причиндалы, и я увидела, что в этом отношении с ним все в порядке.
– Тогда почему ты отказываешься заняться со мной любовью?
– Нет желаний – нет страданий, – повторил Пифагор тоном, раздражавшим меня все больше и больше.
– Ты даже не понимаешь, чего себя лишаешь, – обиженно пробурчала я.
– Знаю, – возразил Пифагор, – и именно поэтому предпочитаю сказать «нет».
Оскорбленная его поведением, я решила вернуться домой.
У меня было дикое желание заняться сексом. Как же его утолить, этот импульс? Может, устроить прогулку по крышам и подцепить кота из первой же водосточной трубы?
После родов я все чаще вспоминала о том, что являюсь не только матерью, но и самкой.
Потом наконец я улеглась в свою корзину и провалилась в сон, наполненный самыми эротичными видениями.
14Тошнота
Разбудил меня Анджело.
По правде говоря, он стал меня не на шутку раздражать. Он и так уже припал к моим соскам, пока я спала, а теперь еще взялся крутить и покусывать мои усы (терпеть не могу, когда к ним кто-то прикасается).
Ну никакого уважения к матери.
Я подождала, пока он не подобрался поближе, и шлепнула лапой, не выпуская когтей, так, что он упал на пол. Вот что такое современное воспитание в моем понимании. Общество, в котором новые поколения не чтут тех, кто произвел их на свет, изначально обречено.
Анджело поднялся, стал опять меня доставать, и я ударила еще раз.
А потом подумала, что вся проблема в общении. Иногда, чтобы тебя поняли, нужно повторить несколько раз. Я не могла наладить хороший контакт с сыном. Я не могла наладить хороший контакт с своей служанкой. Я не могла наладить хороший контакт со своим самцом. Единственным, с кем я общалась хорошо, был самодовольный сиамский кот, в ответ плативший мне… презрением.
Из дома напротив донесся какой-то шум. Начинался спектакль. Я вновь притаилась в углу балкона и стала наблюдать. На этот раз за одним человеком бежали целых три. Догнав, они стали осыпать его ударами. Происходящее в точности напоминало события вчерашнего дня, с той лишь разницей, что сегодня преследователей было больше. Глядя на них, я увидела, что троица вооружена ножами. Один из них выкрикнул какой-то слоган, который остальные тут же подхватили.
Потом опять явились люди в синей униформе, чтобы защитить того, что лежал на земле. К их противникам прибыло разномастное подкрепление, и они вновь сошлись в бою, награждая друг друга ударами палок и ножей. Опять полетели гранаты, и окрестности заволокло дымом, раздражавшим мои дыхательные пути.
Тем хуже, я буду кашлять, но все равно останусь посмотреть, чем все это закончится.
Один из троицы выхватил оружие. Грянул выстрел, и человек в синем мундире упал на землю.
Я перегнулась через перила, чтобы в подробностях рассмотреть, как события будут развиваться дальше.
Появился еще один отряд людей в синем. К их врагам тоже подоспела помощь. Откуда-то вынырнули еще какие-то субъекты, отличавшиеся и от первых, и от вторых, и тоже начали стрелять. Слышались крики, выстрелы и взрывы. Воцарился полный хаос.
Я решила, что противники устанавливают новые, более громоздкие системы вооружений, доселе мне неведомые, способные вызвать огромные разрушения. В какой-то момент один из сражавшихся навел на мой дом трубу, заканчивавшуюся грушей, и выстрелил. Раздался взрыв, и все утонуло в облаке дыма.
Недруг тоже не стал медлить с ответом. Из грузовика с башенкой затарахтели выстрелы, и машины, за которыми прятались люди, одна за другой взлетели на воздух.
На помощь синим мундирам прибыли бойцы в зеленой униформе. Если верить Пифагору, это сигнал, по которому можно узнать, что началась война.
Все носились, кричали и стреляли. Я слышала, что на прилегающих улицах тоже гремят взрывы.
Люди прятались за стенами и машинами, некоторые из которых были объяты пламенем. Стреляли с крыш. Воздух пропитался едким запахом паленого.
Потом вся эта свара разом прекратилась, будто гроза. Те, кто еще мог, бросился бежать, остальные так и лежали на земле посреди вывороченных взрывами камней. Стало тихо.
Натали не возвращалась.
Я по-прежнему смотрела на улицу. Один раненый пополз; другой, тоже здорово искалеченный, двинулся ему навстречу, помогая себе единственно локтями. Потом они сцепились, покатились и стали кусаться.
Мне казалось, что это галлюцинация. Не давал покоя вопрос: неужели ничего нельзя сделать, чтобы люди вновь полюбили друг друга? Я должна заурчать на самой низкой частоте – это сначала усмирит их воинственные порывы, а потом вызовет желание отдохнуть.
Наверное, это как раз то, что когда-то делала богиня Бастет. Проникшись человеческими бедами и видя безудержное стремление людей к самоистреблению, она предложила им вибрацию, навевающую сон. В знак благодарности они построили храм и стали ей поклоняться.
Волна. Да, я уверена, должна существовать волна любви, которую я, мурлыча, обязана распространять, чтобы снизить градус царившего вокруг напряжения.
После затянувшегося ожидания я вновь увидела на пороге дома Натали.
В руках у нее было несколько увесистых сумок с продуктами и предметами первой необходимости, которые она сложила в коридоре в углу. Моя служанка выглядела очень взволнованной и часто моргала. Грива ее растрепалась, одежда была порвана. Она, казалось, совсем выбилась из сил.
Натали рухнула в кресло. На щеках виднелись потеки от слез.
Ее разум трепетал, не в состоянии постичь происходящее.
Я подошла, забралась ей на колени и тихонько заурчала. На лицо Натали постепенно вернулась улыбка. Мы, кошки, умеем поглощать все отрицательные колебания и превращать их в положительные. Там, где собаки предпочитают бежать без оглядки, мы наводим порядок. Что-то вроде «вибрационной гигиены».
Натали на мгновение застыла в нерешительности, потом стала меня гладить, и я ощутила ее страх – настолько сильный, что его даже можно было потрогать.
Вдруг Натали схватила телефон и быстро заговорила срывающимся голосом. Несколько раз прозвучало имя «Софи», и я решила, что она позвонила соседке.
Мгновение спустя мы все вместе переехали в дом Пифагора.
До меня дошло, что в разгар кризиса эти две человеческие самки решили объединить свои запасы питания и держаться вместе. То же самое касалось и их кошек.
Я, понятное дело, не люблю менять привычки, но здесь случай был исключительным, так что придется привыкать.
Феликс тоже злиться и ворчать не стал. Что же касается Анджело, то он носился по всему дому, отыскивая на новом месте все новые и новые забавы.
Рвал на ковре бахрому.
Грыз электрические провода и бросался на занавески.
Человеческие самки заперли входную дверь и несколько раз повернули в замочной скважине ключ. Потом заколотили досками все окна и другие проемы на первом этаже, в том числе и отверстие для кошек.
Улицу изнутри мы больше видеть не могли, но у нас еще оставалась возможность выходить на балкон в спальне. Там служанки соорудили баррикаду из мебели.
Покончив со всеми этими приготовлениями, они закурили, принялись пить крепкие спиртные напитки и смотреть телевизор, экран которого по сравнению с нашим был в три раза больше. Громкость они тоже сделали дальше некуда. В новостях показывали одни и те же кадры.
Пифагор гибким шагом подошел ко мне и сел.
– Как думаешь, наши служанки когда-нибудь смогут заразиться этим вирусом разрушения? – спросила я.
– Они умнее и образованнее среднестатистического человека. Доказательством тому служит хотя бы тот факт, что они решили укрыть нас в этом доме и тем самым защитить. Кроме того, Софи знает, что если кто-то из них будет ранен, то мы сможем помочь благодаря нашему умению лечить урчанием.
– Какому умению?
– Это совершенно новое направление в науке, изучающее способность низкочастотных волн, излучаемых, когда мы урчим, сращивать сломанные кости.
Взрывы на улице сменились раскатами грома. Мы поднялись на балкон, чтобы посмотреть, что происходит, через окно, не заколоченное досками. Шел дождь, пытаясь смыть грязь, оставленную теми, кто копошился на поверхности планеты.
Вдали вновь загрохотало, небо прочертили огненные зигзаги.
Пока человеческие самки, сидя на первом этаже, наблюдали по телевизору за военными действиями, мы смотрели на яростные сполохи молний, будто желавшие продемонстрировать человеку, что природа всегда возьмет над ним верх.
– На данный момент наши служанки решили отсидеться здесь, – сказал Пифагор.
– Натали прихватила с собой все запасы съестного, – сообщила я.
– А у Софи есть оружие, – заявил Пифагор.
– Мне страшно, – тихо мяукнула я и прижалась к Пифагору.
Ненавижу дождь и от одного его звука начинаю дрожать с головы до ног.
– Думаешь, мы все умрем?
– Когда-нибудь да, но не сегодня.
Небо зигзагом прорезал новый сполох – близкий и от того еще более яркий.
Я прижалась к Пифагору сильнее. Услышала, как бьется его сердце, и выдохнула:
– Я люблю тебя, Пифагор.
– Но ведь мы, Бастет, с тобой едва знакомы.
– Да, мы с тобой действительно ни разу не занимались любовью, но только потому, что этого не хотел ты.
– У тебя есть Феликс.
– Он никогда мне не нравился. Я этого самца не выбирала, мне его навязали. Да и потом, у него больше нет тестикул.
– Если бы мы с тобой занялись любовью, я бы к тебе привязался, и это повлекло бы за собой слишком много проблем.
– Тогда овладей мной один-единственный раз. Прямо сейчас. Пока мы не умерли.
Дождь полил с двойной силой. Мне казалось, он вот-вот уступит.
– Займись я с тобой сексом, ограничиться одним разом уже не получится, – заявил Пифагор.