– Получив первые базовые сведения, необходимые для понимания скрытых механизмов их системы, мне пришлось учиться сводить воедино слова, образы и человеческие концепции. Я усваивал эту науку с наслаждением поистине огромным по той причине, что все предыдущие годы был лишен буквально всего. Интересовался каждой подробностью, старался все познать и ухватить. В памяти без труда откладывались названия других животных, топонимы, абстрактные концепции, словарный запас людей. Но самым трудным было связать воедино разрозненные элементы. Тебе можно показать что угодно, но, если у тебя нет ключей привязки, ты все равно не сможешь ни в чем разобраться.
– Чтобы постичь их цивилизацию, тебе понадобилось семь лет?
Пифагор в знак согласия кивнул головой.
– Но больше всего я поразился, когда Софи объяснила мне, в чем заключался смысл того опыта. На самом деле факт появления или отсутствия корма при активизации звукового сигнала и красного света носил случайный характер. Я мог бы до конца жизни ломать голову, но так и не смог бы уяснить механизм функционирования системы, основанный на случайных числах. Остальные мои собратья, подвергшиеся тому же эксперименту, помешались.
– Мы всегда пытаемся придать смысл событиям, имеющим место в нашей жизни. Однако ты в этой ситуации смог смириться с мыслью о том, что все происходящее в клетке выходит за рамки твоего понимания! Но зачем людям было сводить кошек с ума?
– Впоследствии Софи мне все объяснила. Предметом опыта были склонности и привычки. Он преследовал цель проникнуть в тайны чувства любви, объединяющего человеческих самцов и самок. Эксперимент недвусмысленно доказал, что это чувство представляет собой определенную форму эмоциональной привязанности.
– Сексуальность?
– Тяга к некоторым типам сексуальных партнеров. К этой теме они проявляют живейший интерес. Как человеческая самка может заставить самца сходить с ума от любви к ней?
– Источая привлекательные запахи?
– Нет, отсыпая ему корма с чисто случайной периодичностью. У них это называется «роковая женщина». Вознаграждение и его отсутствие, распределяемое по воле слепого случая, действует на самца вроде наркотика, в потенциале лишая его разума.
Я отказывалась его понимать.
– И люди изучают «влияние роковых женщин» на мужчин-неудачников, мучая кошек?
– Этот научный опыт провели по заказу одного женского журнала, изучающего вопросы психологии. Им как раз нужно было проиллюстрировать посвященную этой теме статью.
– Лично я, когда сексуальный партнер одаривает меня своей любовью, а потом ни с того ни с сего ее лишает, просто нахожу себе другого, более надежного, занимающегося со мной сексом регулярно…
– После этого эксперимента я понял: счастливым можно быть только в том случае, если ты ни от кого не зависишь.
На этот раз уже я почесала лапкой за ушком.
– Так ты поэтому не хочешь мной овладеть, да? Поэтому ешь мало корма и никогда не защищаешь ни свою миску, ни даже территорию?
Пифагор кивнул, в точности как человек:
– У кого ничего нет, тому нечего терять. У меня остался только один страх – кому-то принадлежать. Поэтому я лишил себя всего и живу, не завися ни от кого и ни от чего.
Я вновь вспомнила Феликса и тут же поняла, что из-за безудержной тяги к сексу он потерял мужское достоинство, а от пристрастия к валерьянке – первородные инстинкты.
– Когда мой «Третий Глаз» заработал в штатном режиме, Софи стала «учить» меня точно так же, как люди учат своих детей. Для этого она разделила все мои знания на сектора и стала заниматься со мной историей, географией, наукой, политикой. А чтобы я мог их углублять, усовершенствовала порт, что позволило мне получать сведения и без ее участия. Софи подключила USB-разъем непосредственно к Интернету и научила меня бродить по Всемирной паутине.
– Может, ты наконец расскажешь мне, что такое твой Интернет?
Пифагор погладил усы:
– Это такое место, где люди выкладывают свои фотографии, музыку, фильмы. Интернет представляет собой что-то вроде коллективной памяти всех людей мира. Даже если человек умирает, его знания все равно остаются в Интернете.
По правде говоря, я так и не поняла эту концепцию, но перебивать сиамца не стала и терпеливо ждала продолжения.
– После этого с помощью «Третьего Глаза» я смог бороздить его просторы в поисках интересующей меня информации. И от Софи больше не зависел.
– А сообщать информацию сам ты мог? И мог ли выдать себя в этом Интернете за человека?
– Нет, ведь в отсутствие пальцев я лишен возможности печатать на клавиатуре тексты. Зато я научился визуализировать экран и усилием мысли перемещать курсор по его поверхности. И точно так же кликать мышкой, чтобы увидеть нужный текст или страницу. Таким образом у меня появилась возможность прослушивать аудиофайлы и смотреть видео.
– Значит, ты умеешь читать человеческие слова?
– Так, как они, нет – к примеру, я не смог бы прочесть книгу, – но я распознаю буквы по их начертанию, знаю ряд комбинаций, образующих те или иные слова, которые я понимаю и знаю, как интерпретировать.
– Получается, что ты воспринимаешь образы и звуки, соответствующие их языку, но сам передавать сведения не можешь, да?
– Они могут предложить нам куда больше информации, чем мы им!
Временами поведение Пифагора казалось мне парадоксальным. Столько знать и оставаться таким наивным!
– Но ведь сейчас ты ни к чему не подсоединен. Да и Софи мертва. Как ты теперь подключишься к своему Интернету?
– Именно поэтому я и попросил тебя пойти со мной. Помнишь, я как-то пропал на целую неделю? Все это время мы занимались тем, что настраивали новое оборудование. Оно обеспечивает постоянный доступ в Интернет, и мне больше не нужно будет подсоединяться к компьютеру в подвале. Ты, Бастет, мне сейчас поможешь. Насколько я понимаю, четыре кошачьи лапы вполне могут заменить одну человеческую руку.
Наконец он сказал, что нужно делать.
– Опасаясь, что подобная ситуация рано или поздно случится, – объяснил Пифагор, – Софи разработала систему мобильного подключения к Интернету. Но чтобы она заработала, тебе для начала нужно будет помочь мне надеть вот это снаряжение.
Мы тут же взялись за работу, помогая себе зубами и когтями. Нужно было приладить на спине кота и надлежащим образом затянуть что-то вроде ременной сбруи с футляром и закрепить в нем смартфон.
Затем под его руководством я вставила тонкий штырек, расположенный на конце белого шнура, в строго определенное гнездо смартфона. С противоположной стороны шнур оканчивался штырьком побольше, который Пифагор назвал интерфейсом USB. В этот момент до меня дошло, что в одиночку он никогда не смог бы закрепить все эти штуковины на своей черепушке.
Как только его голова была соединена шнуром со смартфоном, он рассказал, что делать дальше. Во-первых, включить гаджет. Потом нажать на красную кнопку, а когда на экране появится стрелка, провести ею лапкой слева направо.
После чего я по его подсказке нажала небольшой цветастый квадрат, открывающий то, что Пифагор назвал приложением.
Сиамец сел и закрыл глаза.
– Браво! Теперь мой «Третий Глаз» подключен к Интернету! – проинформировал меня он.
– И что ты видишь?
– Я явственно различаю какое-то слово, которое ровным счетом ничего не значит. Знаю лишь, что на человеческом языке оно произносится «гугл». Теперь я могу без проблем перемещать курсор и бороздить просторы Всемирной паутины.
Я видела, что его глаза под смеженными веками быстро перемещаются. Он будто спал. И видел во сне свой Интернет. Так продолжалось довольно долго. По лицу Пифагора пробегали выразительные гримасы, он будто оказался в совершенно ином окружении. Со стороны могло показаться, что его охватывает то досада, то чувство удовлетворения.
– Я нашел Анджело, – сказал он спустя довольно продолжительное время. – Маяк показывает, что он на западе города, в Булонском лесу. Натали мне тоже удалось обнаружить, она на востоке, тоже в лесу, но уже Венсенском. И тот и другой расположены в пригороде. Мы можем отправиться туда пешком.
– Что они там делают?
– Этого я не знаю. Но у меня для тебя есть и плохая новость.
– Война?
– Хуже. В силу определенных причин война сначала сбавила обороты, а с недавних пор и вовсе прекратилась.
– Слушай-ка, а ведь ты прав, теперь нигде не слышно ни криков, ни выстрелов, ни голосов дерущихся людей.
– Это вполне нормально, они боятся.
– Чего?
– Чумы…
– Ты же мне говорил, что эта болезнь осталась в прошлом и ее больше нет!
– На фоне резкого увеличения популяции крыс эта напасть подверглась мутации и больше не поддается лечению антибиотиками. Благодаря грызунам она быстро распространяется. Их ничего не останавливает, ведь они заполонили собой тоннели метро и канализационные коллекторы. Подземная часть города перешла под их полный контроль. Они несут за собой в кильватере смерть.
– А для нас… кошек… эта чума тоже опасна?
– Понятия не имею. Последние ученые из числа людей, занимавшиеся этой проблемой, ничего не говорили о том, как возбудитель заболевания воздействует на нас. Поскольку определить вовремя симптомы чумы не удалось, во всем мире от этой заразы уже умерло несколько тысяч человек, ведь люди благодаря самолетам и поездам перемещаются по планете с невероятной скоростью. Пока врачи пытались ввести карантин и изолировать больных в подтвержденных случаях, те успели заразить огромное количество других, и теперь эпидемия разрастается по экспоненте. Безопасных мест на земле больше не осталось. Чума поразила большие и средние города по всей планете.
– Но мне казалось, их врачи научились лечить любые болезни…
– Беда в том, что большинство ученых убили религиозные фанатики.
– А какой смысл людям убивать своих ученых, если именно они находят средства лечения болезней?
– После того как в начале XVII века инквизиция приговорила астронома Джордано Бруно к сожжению на костре, две теологические группировки вступили в яростный спор с целью объяснить смысл жизни. Вскоре перевес в этой борьбе оказался на стороне той из них, которая была более многочисленна и умела будоражить народные массы. Чаще всего слуги Божьи чураются знаний и все списывают на волю Божью.